Очередной разрыв тележурналиста Сергея Доренко с очередными работодателями оказался особенно бурным. Хозяин в лице ОРТ сообщал, что Доренко берет много денег, недисциплинирован, не выдерживает не то что "политическую векторность", но даже и политическую линию и склонен считать политиков зверушками. Работник в лице Доренко сообщил, что ОРТ вовсе не платит денег, отличается в худшую сторону от коммунистов, думает, что "пропаганда должна быть отполирована как ствол автомата Калашникова", идеалом ОРТ являются мрачные образы антиутопии Джорджа Оруэлла "1984" и при этом Березовский все время лезет с ценными указаниями. Строго говоря, весь шум произошел оттого, что прежний работодатель в лице ОРТ по своей инициативе прекратил творческие отношения с Доренко, после чего славного журналиста немедля взял на работу новый работодатель в лице НТВ. Однако еще весной, при заключении контракта, у обеих сторон "бачили очi, що купували" — старый телеработник Доренко не мог не знать особенностей Кирилла Игнатьева, Александра Яковлева и "Останкино" en gros, а хозяева не могли не знать о задорном и самолюбивом характере работника. Казалось, при полном отсутствии сюрпризов и открытий ОРТ довольно было бы ограничиться смиренным "Вот тебе Бог, а вот порог", а Доренко — соответствующим его мужественному образу философическим ответом: "Коли лучше найдешь — позабудешь, коли хуже найдешь — пожалеешь".
Ключ к разгадке того, зачем неделю кряду Доренко и ОРТ "друг друга с криком вящим язвят в колене восходящем", дала руководительница REN-TV Ирина Лесневская, сообщившая, что "программа 'Версии' — это ясная поляна, на которой могли появляться и оппозиция, и правые, и левые". В таком разе Доренко по должности выступал в роли яснополянского старца, к слову которого прислушивался весь мир. Вжившись в роль старца, тележурналист выступил с пламенным "Не могу молчать", а разрыв с Софьей Андреевной, т. е. Березовским, и уход из Ясной Поляны были, как и в 1910 году, оформлены с надлежащей публичностью — залы, где яснополянский старец давал пресс-конференции, были набиты взволнованной столичной публикой почти как помещения ж.-д. станции Астапово.
С одной стороны, хорошо, что нынешний уход из Ясной Поляны привел не к кончине великого старца, а, напротив, к новому расцвету его таланта в рамках НТВ. С другой стороны, смущает искренняя уверенность Доренко в том, что склонность к даче ценных указаний присуща одному лишь Березовскому, а спонсирующие НТВ Гусинский и Зверев совершенно свободны от этого порока. Блистательный пафос невозвращенца "Я выбрал свободу" может подвергнуться испытаниям, когда ласково, но твердо Доренко объяснят, что одни политики — и вправду зверушки, но зато другие — совсем не зверушки, а очень уважаемые люди и вообще — "wessen Brot man ist, dessen Lied man singt". Бог даст, поучения Зверева о зверушках окажутся доходчивы — в противном случае страшно даже и представить, что порасскажет свободолюбивый Доренко о Малашенко и Гусинском после очередного разрыва с работодателями.
Закрытие передачи "Встречи с Александром Солженицыным" также комментировалось, хотя и менее горячо. За писателя в основном вступились личные друзья и поклонники. Председатель думского комитета по международным делам Владимир Лукин указал, что "иначе, чем позором для России, это квалифицировать нельзя", ибо "как бы мы ни относились к тому, что говорил Александр Исаевич, у каждого пристойного человека существует измерение масштабов этой личности, не говоря уже о том, что в принципе затронут принцип свободы". По мнению Лукина, история эта может даже повредить вхождению РФ в Совет Европы.
В своей критике Лукин разом апеллирует к двум типам миросозерцания — религиозно-пророческому и либерально-правовому. Тезисы про "позор для России" и присущее "каждому пристойному человеку измерение масштабов этой личности" сводятся к тому, что народ (или властители), отвергающий своих пророков, заслуживает позора и небесной казни. Рассуждения же про принцип свободы и вхождение в Совет Европы касаются лишь определенных формально-правовых стандартов, никак в данном случае не нарушенных, ибо СМИ вольно продлевать или не продлевать контракт с некоторым автором, а понятие "духовный лидер нации", к которому неявно апеллирует Лукин, в этих формальных стандартах отсутствует. Когда ап. Павел говорил перед афинянами, "услышав о воскресении мертвых, одни насмехались, а другие говорили: об этом послушаем тебя в другое время" (Деян., 17, 32). По логике Лукина, в данном эпизоде был "в принципе затронут принцип свободы", и случай с апостолом должен был бы стать пристальным объектом внимания международных организаций.
Не менее интересный пример творческого смешения двух подходов — абстрактно-системного и арифметически-бухгалтерского — явила московская мэрия. Руководитель департамента экономической политики Юрий Росляк сообщил, что казна выделила Москве 3,1 трлн субвенций вместо испрашиваемых шести. Если данная сумма будет утверждена в бюджете, то в отместку, как сообщил Росляк, Москва "будет вынуждена уменьшить оказание столичных услуг вдвое".
Природа столичной нагрузки на городской организм не прямая, но косвенная, и заключается она прежде всего в том, что столичный статус города привлекает дополнительные людские и транспортные потоки, ложащиеся добавочным грузом на городскую инфраструктуру, причем отделить (чтобы уменьшить вдвое) ту часть нагрузки, которая связана со столичными функциями, от той, которая связана с функционированием городского организма как такового, представляется довольно затруднительным. В качестве эксперимента представители мэрии могли бы, сидя в Астрахани, попытаться уменьшить вдвое количество воды, поступившей в Волгу из Оки. Впрочем, сообщение мэрии имеет в себе и утешительный элемент: москвичам приятно будет осознать, что неудовлетворительное состояние городских служб отныне связано не с сокрушающими городской бюджет затратами на престижные проекты вроде храма Христа Спасителя, Ямы на Манежной, а теперь еще и Диснейленда им. Зураба Церетели, а исключительно с фактом пребывания в Москве учреждений федеральной власти.
Другой отважный борец с нынешней федеральной властью — бывший минфин Борис Федоров — испытывает новые методы агитации и пропаганды. В ближайшее время он пообещал "представить такой предвыборный агитационный плакат, который многим захочется сорвать, хотя на плакате не будет пропаганды Движения".
Опыт имевших место с 1989 г. более или менее свободных выборов показывает, что абсолютно любого содержания предвыборные плакаты исправно срываются активистами противных партий, политически активными частными лицами и даже просто хулиганами. Казалось бы, федоровские плакаты должны будут срываться на общих основаниях, и непонятно, в чем изюминка затеи. Вероятно, дело в том, что "на плакате не будет пропаганды Движения" ("Вперед, Россия!"), и поэтому активисты и хулиганы могут не понять, что перед ними подлежащий срыванию предвыборный плакат. Чтобы избегнуть такого неприятного казуса и не выделяться среди других участников предвыборной гонки, Федоров, должно быть, намерен украсить плакат какими-нибудь оскорбляющими нравственное чувство непристойными словами или изображениями, отчего граждане будут срывать чуждые прямой агитации федоровские плакаты наравне с прочими.
Покуда Федоров собирается украшать заборы зазорными картинками, президент РФ предается артиллерийским упражнениям. Как сообщил глава корпуса пограничной стражи Андрей Николаев, Борис Ельцин "принял непосредственное участие в занятиях, проводимых пограничниками" и даже "сам произвел выстрел из корабельного орудия".
Вероятно, артиллерийские опыты президента предприняты для разрешения боснийского кризиса, и президент-преобразователь по итогам телефонной беседы с Клинтоном вдохновился принципом царя-преобразователя — "Когда слова не сильны о мире, то сии орудия метанием чугунных мячей неприятелям возвестят, что мир сделать пора". Поскольку вслед за Петром I, имевшим обыкновение подписываться в частных письмах "бомбардир Питер", артиллерийской наукой овладел и президент РФ, помощники президента Лившиц и Сатаров отныне будут рассказывать ему о финансовой стабилизации и выборах в Государственную думу в выражениях типа: "Конфузия, господин бомбардир!".
МАКСИМ Ъ-СОКОЛОВ