Желание уснащать речь литературными образами приводит наших политиков к неожиданным стилистическим и семантическим эффектам. Председатель РДДР Гавриил Попов вспомнил слова А. С. Пушкина "Что за прелесть эти сказки!" и разъяснил свою политическую платформу в прелестных образах: "Не идти на выборы нельзя. Если, как в сказке Александра Пушкина "О попе и работнике его Балде", есть перспектива щелкнуть (власть. — Ъ) по лбу, то упускать эту перспективу нельзя".
Сама фамилия бывшего мэра является притяжательным образованием от слова "поп", т. е. означает "принадлежащий попу", и в этом смысле желание Попова выступить в роли попова работника Балды закономерно. К тому же в данной роли председатель РДДР самым впечатляющим образом уже выступал в период своего мэрского служения, хотя тогда благодарные сограждане применяли к отцу города слово "балда" скорее в нарицательном смысле. Но излюбленная Поповым сказка в основном обращена в недавнее прошлое. В 1990-1991 гг. взаимоотношения между Поповым и Ельциным были вполне идилличны, т. е. Попов обещал Ельцину: "Буду служить тебе славно, усердно и очень исправно", — а Ельцин соглашался: "Ладно. Не будет нам обоим накладно. Поживи-ка на моем подворье, окажи свое усердье и проворье". Теперь, судя по программным заявлениям председателя РДДР, сказка близится к роковому финалу: "Идет Попов, покрякивает, а Ельцин, завидя Попова, вскакивает". Но избирательная программа, по идее, должна рисовать перспективы светлого будущего, а между тем после того как "с третьего щелка вышибло ум у старика", сказка заканчивается, и о дальнейшей реформаторской деятельности Балды ничего не известно. Вероятно, демократический реформатор исходит из того, что вышибить ум у президента — идея самодостаточная в своей привлекательности.
В отличие от Попова предприниматель за новую Россию Константин Затулин вдохновился творчеством не А. С. Пушкина, но А. С. Грибоедова и обратился с открытым письмом к председателю Думы Ивану Рыбкину, где сообщил спикеру, что "вся проблема моя и таких, как я, в том, что, как говаривал известный с детства литературный персонаж, 'служить бы рад, прислуживаться тошно'".
При отсутствии аналогичного открытого письма Рыбкина к Затулину неизвестно, давал ли спикер предпринимателю на вопрос последнего "Пусть я посватаюсь, вы что бы мне сказали?" грубый ответ: "Сказал бы я, во-первых: не блажи, именьем (МТБ. — Ъ), брат, не управляй оплошно". Тем не менее хотя бы Рыбкин в ужасе от общения с Затулиным и восклицал "Ах! Боже мой! он карбонари!", само вживание в образ Чацкого, гневно обращающегося к руководству Госдумы: "Довольно!.. с вами я горжусь моим разрывом", — смотрится в высшей степени величаво. За краткое время Затулин уже успел погордиться разрывом сперва с Явлинским, а затем с Шахраем — и Рыбкин оказывается во вполне почтенной компании. Но карбонари не учел, что грибоедовская комедия уж слишком растащена по пословицам, и образ Чацкого-Затулина вступает в противоречие с некоторыми из них. Самый разрыв Чацкого с Рыбкиным произошел в связи с крымской проблемой, и Чацкий с гордостью сообщает, что он-то сам "сужденья черпает из забытых газет времен очаковских и покоренья Крыма", тогда как спикер Фамусов этими полезными газетами постыдно пренебрегает. Свое же общественное служение Затулин начал в качестве командира комсомольского оперотряда МГУ, т. е. реализовал мечту полковника Скалозуба: "Я князь Григорию и вам фельдфебеля в Вольтеры дам". В качестве вольнодумного карбонари ex-фельдфебель смотрится особенно органично, но таковы особенности современного прочтения классики — "пофилософствуй, ум вскружится".
Присущие Затулину явные художнические наклонности органично привели его в круг приверженцев другого большого художника — новоизбранного лидера фракции ДПР Станислава Говорухина. Новый лидер взялся за дело горячо и размашисто. Троим коллегам-думцам (Ковалеву, Пономареву и Шабаду), распространявших сообщения о насилиях, учиненных войсками в чеченском селе Самашки, он вчинил обвинение в "распространении клеветнических и провокационных сведений, порочащих РФ и подрывающих государственность России", а равно и в "преступных преувеличениях" и немедля потребовал возбудить против них уголовное дело.
Артистическая натура Говорухина тут явилась во всей своей двойственности. С одной стороны, призывать власти сажать, сажать и еще раз сажать — любимейшее занятие советской художественной интеллигенции (см. резолюции различных творческих союзов), и здесь народный артист является достойным продолжателем советской творческой традиции. Но, с другой стороны, членам творческих союзов искони была присуща крайняя юридическая девственность, также явленная Говорухиным в полной мере. Мало того, что, взявшись цитировать ст. 70 УК РСФСР 1958 года ("распространение заведомо лживых клеветнических измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй"), артист исказил состав деяния так, что он ни в один кодекс не влазит, но к тому же ему удалось обогатить уголовное право новым деликтом — "преступным преувеличением". Причина появления столь блистательных юридических новелл понятна: в ходе съемок фильма "Место встречи изменить нельзя" артист Высоцкий не успел вдохновить режиссера Говорухина своей задушевной песней — "И если мне неймется и не спится или с похмелья нет на мне лица, открою кодекс на любой странице, и не могу — читаю до конца", а затем певец безвременно ушел, и побуждать Говорухина к чтению УК было уже некому.
Наконец, фракция "Яблоко" тяготеет не к песням, сказкам или комедиям, а к куда более возвышенному жанру художественной (авто)биографии, освященному именами Плутарха, Зощенко ("Рассказы о Ленине") и Брежнева ("Малая земля", "Целина", "Возрождение"). Руководитель комиссии по подготовке "Яблока" к выборам думец Иван Грачев сообщил, что стратегия избирательной кампании будет построена на популяризации "неизвестных, но убедительных фактов из биографии Явлинского, доказывающих, насколько он сильный и мужественный человек".
Политику, в стилистике своих высказываний усиленно подражающему сварливой жене, пилящей незадачливого супруга ("А вот я тебе говорила! А вот надо было думать!"), толика мужественности в образе, разумеется, не помешает. Методика, избранная имиджмейкером Грачевым, также общеизвестна и почтенна. Американцев с детства учат, каким правдивым мальчиком был Джордж Вашингтон, который, повредив топориком любимое дерево отца, не побоялся в том признаться. Лениниана вся состояла из рассказов о том, насколько сильным и мужественным человеком был Владимир Ильич, а на исходе 70-х аналогичные рассказы появились и про Леонида Ильича. О трудах Плутарха и Светония и говорить нечего. Но проблема в том, что Грачев ставит телегу впереди лошади. Герои прежних эпох сперва достигали высшего поста в государстве, а уже затем имело место их посмертное или прижизненное обожествление, порожденное телеологическим взглядом на историю: если некто достиг высших почестей, то, следственно, почести были заслужены всей предшествующей жизнью героя. При уже свершившемся обожествлении конструировать историю задним числом легко и сподручно, но заниматься этим в условиях предвыборной кампании не столь удобно — баллотируйся в архонты сам Геракл, рассказы о его двенадцати подвигах могли бы стать предметом чрезвычайных кривотолков. Возможно, предвыборный штаб "Яблока" решил подыграть Борису Федорову, который сулит 3000 долларов сочинителю лучшего политического анекдота. Обрушившиеся на публику к 100-летию Ильича неизвестные, но убедительные факты из биографии юбиляра породили блистательную серию анекдотов о Ленине. Яблочное начинание может возродить приувядшую сказительскую традицию, на что смекалистый Федоров и рассчитывает.
Впрочем, до появления серии анекдотов про "Яблоко" дело может и не дойти, ибо 3000 долларов уже по справедливости заслужены бывшей соратницей Федорова Ириной Хакамадой, приступившей к регистрации движения "Общее дело".
Название, выбранное эмансипированными дамами для своего общеполезного движения, несомненно, имеет источником балладу гр. А. К. Толстого "Поток-богатырь", герой которой, пробудившись в 60-х годах XIX в., "видит: в длинной палате вонючей, все острижены вкруг, в сюртуках и очках, собралися красавицы кучей. Про какие-то женские споря права, совершают они, засуча рукава, пресловутое общее дело — потрошат чье-то мертвое тело".
МАКСИМ Ъ-СОКОЛОВ