Вчера в театре на Малой Бронной прошел премьерный показ спектакля "Бесстыжая". Этой постановкой режиссер Сергей Женовач начал инсценировку "Идиота". В спектакле занята значительная часть труппы, в том числе Лев Дуров, Георгий Мартынюк, Владимир Топцов, Сергей Перелыгин, Сергей Баталов, Анастасия Немоляева. Музыку написал Глеб Седельников.
Сергей Женовач — один из самых популярных в театральной среде молодых режиссеров Москвы. Окончил ГИТИС (один из любимых учеников Петра Фоменко). Начинал работать в театре-студии "Человек", где поставил спектакли "Панночка" и "Иллюзия". Уже тогда вокруг Женовача собралась группа его постоянных актеров: Ирина Розанова, Сергей Тарамаев, Сергей Качанов, Владимир Топцов, Сергей Баталов. С ними вместе Сергей Женовач перешел в театр на Малой Бронной, где поставил "Лешего", "Короля Лира", "Пучину", "Шум и ярость" и музыкальный спектакль "Мельник-колдун, обманщик и сват". Любимец критики, традиционно заполняющей на всех премьерах Женовача большую часть зала на Малой Бронной.
Эту инсценировку Достоевского ждали с любопытством уже потому, что обещан был редкий случай театрального сериала. C небольшим промежутком во времени Сергей Женовач предполагает выпустить три серии инсценировки романа Достоевского "Идиот": "Бесстыжая", "Рыцарь бедный", "Русский свет". Петер Штайн, недавно проделавший с "Орестеей" нечто подобное, представил все-таки опыт иного рода. Его спектакль являл собой единое громоздкое целое, лишь из недоверия к выносливости зрителей разбитое на два вечера. На Бронной же вниманию публики предложен именно сериал, и, поскольку умение Достоевского манипулировать двумя низшими жанрами — детективом и мелодрамой — общеизвестно, традиции нынешней телемоды соблюдены полностью.
Хотя по добротности и скрупулезности воспроизведения литературной основы труд Сергея Женовача напоминает не столько безродные латиноамериканские поделки, сколько добротный британский вариант "Саги о Форсайтах". С той, правда, разницей, что к тому времени, когда появился фильм, англичане уже прочно забыли героев Голсуорси и интерес к роману был возвращен им через кино. Достоевский же, как известно, бессмертен, и театру остается лишь искать совпадения с хрестоматийными образами. Именно от этого зависит успех, в достижении которого режиссерские усилия на первый взгляд незаметны.
Но это, конечно, лишь видимость. На самом деле Женовач сумел достичь почти невозможного. Для такой амебообразной структуры, как дословная инсценировка (за три часа первой серии преодолено 139 из 510 страниц романа), он придумывает единый сквозной ход, соединяя абсолютное простодушие манеры актерской игры с предельной жесткостью романных конструкций. Аналог которым задан уже в сценографии.
Во всех трех сериях на сцене должно быть одно и то же: изломанный фасад дома — именно он и заключает в себе метафору Петербурга, без которой ни в одном прочтении романа не обойтись. В декорациях художника Юрия Гальперина Петербург предстает не парадным и не изнаночным (каким ему положено быть в любой экранизации или инсценировке Достоевского). Это вообще не столько привычное "Петра творение" — детище европейских городов, производных от латинской культуры, сколько сам императорский Рим. Заставив героев существовать на фоне этой конструкции, режиссер сразу, не растягивая высказывание на девять часов сериала, дал понять, что имеет в виду. Для Сергея Женовача, как, впрочем, и для многих читателей "Идиота", князь Мышкин сродни Христу, попадающему во враждебную цивилизацию, которую ему суждено переиначить на свой лад. Правда, этот образ решен не столько в канонической новозаветной, сколько в русской романной традиции: если бы не обратная временная зависимость, то из новой постановки театра на Малой Бронной вполне можно было бы заключить, что своего Мышкина-Христа Достоевский списал с героя "Мастера и Маргариты".
Как бы то ни было, роль Сергея Тарамаева — одна из безусловных удач. То, что главное совпадение в "Бесстыжей" случилось, ясно уже в самом начале, когда в изображающей купе каталке на авансцену выезжают Мышкин, Рогожин (Сергей Качанов) и Лебедев (Владимир Топцов) и разыгрывают первый диалог. Ощущение попадания остается и дальше, когда в абсолютном согласии с волей писателя театральный Мышкин попадает сначала к Епанчиным, потом к Иволгиным, потом к самой "бесстыжей" — Настасье Филипповне (Ирина Розанова). Его не ослабляют даже неудачи всех женских ролей (кроме генеральши Елизаветы Прокофьевны — Надежды Маркиной), хотя, когда действие переносится на женскую половину, становится много скучнее.
Из всех существующих переложений Достоевского Женовач не соблазнился единственным общепризнанным примером удачи — куросавовским "Идиотом". Он делает прямо противоположное: отсутствие всякой попытки привнести в прочтение романа хоть что-то оригинальное, какие-либо опыты и воззрения своего поколения и подчинить им ход событий, как это было, например, у Юрия Любимова и Юрия Карякина на Таганке, превращает постановку в набор живых картин (следующих, впрочем, одна за другой с динамизмом, заложенным в тексте и ничем не нарушенным).
Однако за всем происходящим на сцене следишь с интересом — как за безусловной аномалией, именно странностью своей и занятной. То, что суть этой странности именно в абсолютной простоте — в таком же, как у князя Мышкина, наивном простодушии режиссуры, — и кажется самым занятным. Абсолютное совпадение эстетики с этикой, художественного решения с мировосприятием главного героя — опыт уникальный. Настолько, что его вполне разумно растянуть на целый сериал.
ЛАРИСА Ъ-ЮСИПОВА