На экранах новый фильм Дэвида Кроненберга

В прокат выходит фильм Дэвида Кроненберга «Преступления будущего» (Crimes of the Future). На общем унылом фоне англоязычного проката в России фильм безусловного гуру современной фантастики и отца боди-хоррора — огромное событие. Тем прискорбнее невнятность и вторичность — по отношению к былым шедеврам Кроненберга — «Преступлений», опечалившие Михаила Трофименкова.

Кроненберг — гений: это, что называется, научно установленный факт. Провидец, воплотивший в «Сканерах» (1981), «Видеодроме» (1982), «Мухе» (1986) и «Автокатастрофе» (1996) сокровенные страхи современного человечества. Философ, первым визуализировавший высоколобый дискурс о том, что принято называть «телесностью», о взаимопроникновении человеческого тела и новейших технологий, о неодолимой тяге людской породы к самоуничтожению. Кант садомазохизма, Гегель поп-культуры, Фейербах членовредительства.

Но не случайно же этот мастер и мудрец почти четверть века назад покинул территорию фантастики, на которой царил, казалось бы, всевластно. Не случайно же обратился к психопатологии реальности: мафиозному насилию, истории психоанализа, шизофрении шоу-бизнеса. Возможно, просто почувствовал, что реальность гораздо мрачнее любых его фантазий, что зло живет между нами, здесь и сейчас, а вовсе не в мире взрывающихся голов сканеров, людей-видеоплееров и органических пистолетов из кожи и костей ящеров. Как бы там ни было, накануне восьмидесятилетия Кроненберг вернулся туда, откуда начинал. Даже название — но не сюжет — «Преступления будущего» дублирует название одного из его первых, малобюджетных опусов 1970 года.

Что тут сказать? Снимаем шляпу. Аплодируем. И тихо смахиваем слезу разочарования. Грубо говоря, если от былых шедевров Кроненберга тошнило, то как-то по-хорошему, по-философски, а теперь тошнит по-плохому, тоскливо. Наверное, это первый его фильм, который просто скучно смотреть.

Начинаются, впрочем, «Преступления» ошеломляюще, в лучших традициях старины режиссера. Мать упрашивает ангелочка-сына, играющего на морском берегу, не тащить в рот всякую дрянь. Сыночек не слушается и втихомолку съедает, запершись в туалете, пластиковое мусорное ведро. Маме не остается ничего, кроме как придушить маленького монстра подушкой.

Многообещающая линия «пластикоеда» теряется, чтобы выйти на поверхность фильма ближе к концу. Между тем идея трансформации людей в истребителей отходов, загадивших вселенную, и остроумна, и актуальна: Грете Тунберг кто бы подсказал. Но, увы, эта единственная чисто кроненберговская находка остается на полях фильма. Основное же его пространство занимает что визуальное, что вербальное бормотание, которое с трудом поддается даже не анализу, а пересказу.

В киберпанковском будущем — загаженный, ржавый быт плюс фантастические технологии — человеки не то чтобы мутируют, но эволюционируют как-то неправильно. У мастера боди-арта Сола (Вигго Мортенсен), очень похожего в плаще с капюшоном на Смерть из бергмановской «Седьмой печати», например, отрастают какие-то лишние органы. Его соавтор Каприс (Леа Сейду) эти органы публично ампутирует и татуирует, что стоит зрителю дюжины сцен, которые были бы омерзительны, если бы не были так нелепы. А некий анонимный участник «конкурса внутренней красоты» танцует, отрастив на своем теле пару дюжин ушей и зашив рот: привет Петру Павленскому.

Еще в этом мире пользуются большим спросом кресла и кроватки из костей и щупалец. Бродят невнятные персонажи вроде двух лесбиянок с электродрелями, используемыми как оружие, или чем-то опасного доктора, который и слова не успевает произнести, прежде чем дрели ворвутся в его ушные раковины. Что за доктор, кто он такой — Кроненберг не удостаивает нас ответа. А еще в этом мире функционирует некая «Новая полиция нравов», представленная неряшливым канадоафриканцем. На эту полицию Сол работает «под прикрытием», но ничего внятного из его диалогов со спецслужбистом опять-таки не следует. Может быть, в щелканье камушков, которые куратор мечет в борта кораблей, проржавевших на вечном приколе, скрыта шифровка: Кроненбергу виднее.

Все бы ничего — визуальный ряд тягуч, но жутковат,— если бы персонажи «Преступлений» не говорили непрерывно. Даже не говорили, а бубнили. О хирургии как доподлинном сексе: расскажите это, мистер Кроненберг, кому-нибудь, кто пережил реальное хирургическое вмешательство. О пресловутой «внутренней красоте». О том, что «организму нужна организация»: формула, столь же осмысленная, как советская максима «экономика должна быть экономной». О том, что «тело — это реальность»: кто бы сомневался. О том, что человеческие потроха можно сравнить с творениями Пабло Пикассо, Марселя Дюшана и Фрэнсиса Бэкона.

В общем, эмоциональную реакцию можно резюмировать так: Дэвид, замолчите, пожалуйста, хоть ненадолго. Вы сделали так много не только для мирового кино, но и для самосознания человечества, что, конечно, имеете право говорить что угодно. Но тем не менее помолчите.