Человеческое и не слишком человеческое в «Чернобыле» Данилы Козловского

В прокат выходит фильм «Чернобыль» — режиссерская работа артиста Данилы Козловского, где сам он играет главную роль пожарного, почти случайно ставшего одним из ликвидаторов аварии на Чернобыльской АЭС в 1986 году. Юлию Шагельман заявленная попытка авторов придать трагедии человеческое измерение не убедила.

Картина Козловского оказалась в прокате одновременно в удачное и неудачное для нее время. С одной стороны, интерес к чернобыльской теме подогрел одноименный сериал сценариста Крейга Мейзина и Йохана Ренка, выходивший на канале НВО в мае 2019 года. Он собрал охапку премий, напомнил западным зрителям страшное слово Chernobyl, а отечественным продемонстрировал неожиданный взгляд извне на катастрофу, обозначившую не календарный, а реальный крах советской системы: одновременно пристально внимательный к деталям, не идеализирующий, но и не боящийся высветить самые неприглядные моменты. С другой стороны, качество и успех сериала вынуждают все дальнейшие обращения к теме Чернобыля равнять по заданной им планке — и это сравнение может оказаться нелестным. Возможно, поэтому сериал «Чернобыль» канала НТВ, работа над которым шла с 2014 года (а среди героев там фигурировали сотрудники ЦРУ и доблестные советские контрразведчики), так и не вышел в обещанном 2019 году, хотя в сети появился его трейлер, безжалостно обсмеянный пользователями.

Проект продюсера Александра Роднянского, носивший рабочие названия «Когда падали аисты» и «Опасная вода», но в итоге переименованный опять же в «Чернобыль», тоже находился в разработке несколько лет. Правда, съемки его начались уже после выхода сериала НВО, однако, по словам режиссера Козловского, британско-американское шоу он не смотрел намеренно. Так что сходство некоторых сюжетных ходов и даже отдельных мизансцен стоит — поверим в это — считать случайным совпадением в духе «мысли сходятся». Но главное, на чем настаивают авторы фильма,— у них принципиально иной взгляд на чернобыльскую трагедию: не масштабная многофигурная композиция, а показ огромного бедствия через призму одной маленькой человеческой истории.

На экспозицию здесь отводится щедрые 46 минут: за это время мы должны познакомиться с героями поближе, а постановщики — продемонстрировать все ретроавтомобили, велосипеды, радиоприемники, плакаты фильмов со Сталлоне, флаконы духов Poison и кинокамеру ЛОМО, которые они разыскали для фильма.

Как принято в отечественном кино последних лет, советское прошлое здесь показано сквозь светлую романтическую дымку, как некий образ потерянного рая, где вышеупомянутые духи, конечно, приходилось «доставать», но зато уж какие люди были душевные.

С людьми, правда, сложнее: по сути, полноценный герой здесь один, пожарный Алексей Карпушин, которого играет сам режиссер. Остальные, включая любимую женщину героя, парикмахершу Олю (Оксана Акиньшина), и их общего десятилетнего сына (Петр Терещенко), коллег-пожарных, а позже других ликвидаторов, врачей и начальство,— остаются бледными, чисто функциональными тенями: надо же герою на ком-то отрабатывать в зависимости от обстоятельств свою победительную мужественность или душераздирающую эмоциональность.

Фундаментальная сюжетная идея и в самом деле нетривиальна: показать, как персонаж, прямо скажем, сомнительных моральных качеств почти нехотя и из эгоистичных соображений все-таки жертвует собой ради других, потому что жизнь не оставляет ему выбора. Увы, неоднозначность Карпушина (человек он мелкий, себялюбивый и ненадежный) разбивается о, возможно, неосознанное, но явное стремление режиссера и исполнителя сделать его неотразимо привлекательным. Оно защищает пожарного даже от облучения: там, где другие горят заживо, их рвет, на них плавится кожа, наш герой вплоть до самого финала демонстрирует феноменальную устойчивость к радиации, и даже майка на нем остается кипенно-белой.

Пока Карпушин переживает свою неубедительную внутреннюю эволюцию, на фоне происходит собственно Чернобыль. Увы, несмотря на все положенные взрывы, огонь, падающих с неба аистов и толпы, осаждающие присланные для эвакуации жителей Припяти автобусы, в этих сценах, сумбурных и путаных, не чувствуется ни масштаба трагедии, ни ее глубины. Эмоции зрителям подсказывает саундтрек — музыка Олега Карпачева завывает скрипками и бьет по ушам ударными, настаивая: вот здесь вам должно быть грустно, а тут надо испугаться, но эффект во всех случаях получается скорее обратный.

Будет, конечно, и несколько обязательных сцен с функционерами, которые относятся к людям как к расходному материалу. Однако авария, что тоже характерно для нашего кино, подается скорее как стихийное бедствие, анализировать причины и следствия которого бессмысленно и бесполезно. Да, здесь звучит фраза о том, что во взрыве реактора виноваты «люди», но на вопрос, что же это за люди, следует ответ: какая разница. Тем более странным, неуместным и вырванным из контекста кажется диалог про радиоактивность советской власти, лишенный как предпосылок, так и продолжения и как будто позаимствованный из другого фильма. Возможно, того самого, что был два года назад показан по НВО, и того, который мы сами так и не сняли.