Новое правительство превращает проблемы в технологии уже год

Правительство Михаила Мишустина, назначенного на пост премьер-министра 16 января 2020 года, отработало полный год. В силу эпидемических обстоятельств его по-прежнему называют «новым», несмотря на то что помимо и на фоне борьбы с коронавирусом Белому дому удалось довольно много для такого необычного года, и в первую очередь за счет консолидации позиций исполнительной власти, которая впервые ориентирована на общий, а не ведомственный результат. Самое же большое достижение в будущем будет, видимо, и главным вызовом для правительства: «социальный поворот» в 2020 году так или иначе произошел, его невозможно не продолжать.

Год работы правительство Михаила Мишустина, уже через месяц после назначения столкнувшееся с экстренной и поглощающей почти все ресурсы задачей — борьбой с пандемией коронавируса на фоне «нефтяного шока» падения доходов, публично не отмечало. Что неудивительно: пока никто в новом Белом доме не заявил твердо о том, когда же эпидемия в России предположительно завершится (первый такой прогноз сделал Сергей Собянин на прошлой неделе: для Москвы это, возможно, май 2021 года; см. “Ъ” от 15 января). Тем не менее «новым» состав Белого дома называют скорее по инерции: хотя о промежуточных результатах борьбы с эпидемией в РФ и с экономическим спадом уже можно говорить (так, спад ВВП за 2020 год в 3,8% несравним с предварительными оценками по странам ЕС — от около 6% спада в Германии до около 13% в Испании), полноценно подводить итоги главной активности правительства в 2020-м — это, очевидно, дело 2022 года. Впрочем, без наиболее интересных достижений и изменений в работе правительства в чисто управленческом аспекте эти промежуточные результаты были бы недостижимы.

Чисто визуально главное отличие этого правительства от большинства предыдущих — его необычная консолидированность.

Напомним, январские назначения в Белом доме во многом были переназначениями, несмотря на то что из ФНС Михаил Мишустин привел в правительство немало своих подчиненных. Тем не менее за 2020 год, по крайней мере в публичном поле, не появлялось крупных межведомственных дискуссий по вопросам стратегии, несмотря на то что содержательные разногласия в Белом доме были и остаются, они (по крайней мере пока) не превращаются в публичную политконкуренцию. Во многом причина этого — четкая ориентация правительства на создание и реализацию нацплана восстановления экономики и на национальные цели развития. Потенциальные конфликты в Белом доме «упаковываются» в административный процесс, все способы влиять через участие в них на бюджетный процесс, остающийся главным полем конкуренции ведомств, технологизированы — в правительстве и вокруг него весь 2020 год было удивительно тихо. Парадоксально, но такие изменения явно пошли на пользу производительности труда в органах власти: все выглядело так, будто эпидемия в Белом доме и в министерствах ее только увеличила, системных сбоев в исполнительной власти практически не отмечалось, притом что они были бы вполне понятны.

Собственно, структурные реформы, о необходимости которых говорилось в течение многих лет, в 2020 году не были оставлены. По самым строгим меркам ими стоит считать систему поддержки IT и запущенную в конце 2020 года реформу институтов развития — это то, что объявлено публично как реформы наряду с сокращением федерального госаппарата на 32 тыс. рабочих мест и кампанией цифровизации госуправления. Есть и менее очевидные изменения, пока не объявляемые собственно «реформами», например, подготовка к перестройке туриндустрии, продолжение настройки института самозанятых, создание сети поддержки малого и среднего бизнеса.

Фактически во всех сферах «новое» правительство применяет одну и ту же концепцию, которая для госаппарата РФ — явная инновация: любая возникающая проблема, требующая реакции, считается предметом системных изменений на несколько лет вперед и вписывается в систему среднесрочного планирования, после чего решение используется для реакции на другие проблемы.

Так, цифровизация достаточно неожиданно помогла в 2020 году поддерживать и бизнес, и граждан через платформу ФНС. При этом то, что вырастает из «цифровой помощи»,— это явная база для создания социального казначейства и реализации модели «сервисного государства» (де-факто — государства госуслуг), которое фактически является общим лозунгом правительства Михаила Мишустина.

С бюджетной точки зрения рассматривать «новое» правительство сложно: слишком необычна структура расходов 2020 года, хотя стоит отметить, что российский Белый дом, прирост расходов у которого в этом году значится в пятерке крупнейших среди стран G20, сумел вообще не дискутировать отход от «бюджетного правила» (во что до сих пор сложно поверить). Общая стоимость антикризисных мер прошлого года — 4,5% ВВП, из них на поддержку граждан ушло более 1 трлн руб., бизнеса — 2,5 трлн руб., защищено порядка 6 млн рабочих мест, в результате чего пиковая безработица составила в августе всего 6,4% и к ноябрю снизилась до 6,1%: это немного по любым меркам.

И, наконец, на фоне пандемии «социальный поворот» в том числе привел к росту реальных заработных плат. За 2020 год они выросли на 2,4%, немалую роль сыграл в происходящем рост федерального финансирования здравоохранения. Отметим, что это главный вызов для правительства с 2021 года: отменить этот курс практически невозможно и с экономической, и с политической точки зрения. Рациональное же его использование в духе «айкидо», характерного для «нового» Белого дома, должно означать структурную перестройку здравоохранения, а на деле — и значительной части бюджетной сферы, в том числе образования, культуры и науки, традиционно консервативной и сопротивляющейся любым реформам. Отметим, впрочем, что сам по себе «социальный поворот» был явным решением президента Владимира Путина с 2018 года — по крайней мере до 2024 года этот курс в любом случае не будет изменен.

Дмитрий Бутрин