Кира Долинина о ретроспективе Юрия Еремина в МАММ и о советском пикторализме

Туманные дали, обнаженные девы в скалах, венецианские гондолы, белеющие на горизонте белые паруса, дымка над утренним морем, классические капители, виньеточные натюрморты. Какое все это имеет отношение к Москве 1920-1930-х, которая требовала, казалось бы, совершенно иных скоростей, тем, мотивов и, главное, интонации? Пикториалистов в Советской России терпели долго, но особо не жаловали. С одной стороны, они вполне внятно и идеологически нейтрально могли сфотографировать пастухов, детей, размеренный крестьянский труд и древние города новой страны. С другой, от всего этого разило такой буржуазной затхлостью и интеллигентским прекраснодушием, что любой советский критик или чиновник автоматически делал стойку на чужеродность этого искусства. При этом тихая природа пикториализма как способа видения достаточно долго позволяла его адептам и выставляться на крупных сборных фотовыставках, и получать многочисленные призы на западных смотрах.

В США, где у пикториализма была своя — и очень мощная — традиция, в Европе, где к 1920-м он воспринимался уже как консервативное течение, советские фоторазделы демонстрировали удивительный для страны большевиков традиционализм. Конечно, это быстро закончилось — сначала все снес мощным ураганом фотоавангард, а потом и те и другие попали под колеса идеологических проработок и унификации,— но ползучая эта фотоконтрреволюция, вся эта "тургеневщина" и "политическая близорукость" "идеалистов-индивидуалистов" довольно долго подвергалась обличениям, но как-то еще выживала. До середины 1930-х пикториалистские фотографии еще можно было увидеть на московских выставках, но вот уже в 1935 году Александр Гринберг, а вместе с ним и вся обнаженка по обвинению в порнографии отправляется в лагеря. Василий Улитин выселяется из столицы. Николай Петров возглавляет кабинет судебной экспертизы. Леонид Шокин становится ординарным фотокорреспондентом ординарной советской газеты. Николай Свищов-Паола устраивается на работу в Дом пионеров. Некоторые забывают о своей фотоживописи как о страшном сне, некоторые, как, например, Юрий Еремин, днем ходят на службу, а вечерами и по выходным, закрывшись в ванной комнате коммунальной квартиры, тайком печатают свои этюды в миниатюрном формате.

Русский пикториализм — явление вполне целостное, и именно в таком качестве, как правило, и предстает на выставках и в литературе. Особо выделяют, пожалуй, только Александра Гринберга — как самого одаренного и наиболее яркого мастера направления. МАММ Гринберга тоже любит и часто показывает, но готов оказывать честь и другим персоналиям. Сегодняшний выбор музея — Юрий Еремин (1881-1948) — мастер очень крепкий, очень последовательный, воспринявший фотоживопись как единственно возможный для себя способ существования в искусстве. То, что фотография — это прежде всего искусство, у него сомнений не вызывало.

Родился в станице Казанской Области войска Донского, закончил курсы учителей начальных классов, успел поработать учителем в базовой школе грамотности, в 1901 году уехал в Москву, где почти десять лет служил конторщиком на Московско-Курской железной дороге. Фотография в его жизни началась примерно в это время, и уже в 1907 году за пейзаж в пикториальной манере он получил золотую медаль международной выставки пикториальной фотографии в Ницце. Потом долго путешествовал по Европе, по городам, ателье и различным курсам. Воевал. Потом фотографировал сам, объединял вокруг себя других, не гнушался публичных дискуссий, учился, преподавал, выставлялся, получал награды: в 1918 году основал фотографическое объединение "Сецессион"/ Secession, поступил во ВХУТЕМАС, фотографировал исторические и культурные памятники России, начал сотрудничать с агентством Пресс-клише (предшественником Фотохроники ТАСС), а также с Экспортиздатом; стал членом редколлегии журнала "Фотограф", заведующим фотолабораторией МУРа, преподавал во ВХУТЕИНЕ, Полиграфическом институте, МАРХИ и др.

В 1926 году в Берлине вышел фотоальбом "Москва", авторами которого были Александр Гринберг и Юрий Еремин. Эти имена интересно поставить рядом. Когда-то, может быть, и казалось, что они говорят почти об одном. И у того и у другого живопись на фотопленке. И у того и у другого — ню, пейзажи и портреты. Они много вместе выставлялись, вместе их хвалили, вместе и прорабатывали. Однако поразительным образом они — как будто два полюса русского пикториализма: один смотрит вперед, другой назад; у одного проступает чуть ли не будущий неореализм, у другого — все больше Беклин и Верещагин; у одного динамика, у другого статика; у одного точный глаз и железная рука, у другого — печаль и томление. На фоне Гринберга Еремин нежнее и пассеистичнее, его "тургеневщина" как фон для чеканной поступи гринберговских динамических женщин, его любимые корабли явно не дойдут до порта приписки.

Мультимедиа Арт Музей, до 14 декабря