Двойной кинематографический юбилей

Идеология стареет, зато авантюра бессмертна

       Кинематограф родился во Франции — как индустрия и как искусство. В год столетия кинематографа целая когорта мастеров десятой музы встречает (или встретила бы) свои юбилеи.
       
       В середине сентября — столетие Жана Ренуара, а 4 сентября встретил бы свое 90-летие Кристиан-Жак. Ренуар, Рене Клер и Жан Кокто давно ушли из жизни, но французская режиссура славится долгожителями. В том же сентябре исполнится 88 лет Роберту Брессону и 85 — Марселю Карне. Невероятно, но эти мастера, чьи фильмы давно вошли в учебники истории кино, не только живы, но и продолжают работать. Сведения об их новых проектах встречают с почтительным удивлением. Правда, если любая картина Брессона значительна и современна, то от Карне уже давно не ждут художественных откровений. Он сделал свое дело, и оно уместилось в четко очерченный отрезок времени от начала звукового кино до прилива "новой волны". Но именно в этот период кинематограф, пришедший на смену Великому Немому, доказал, что тоже может быть великим. Не в последнюю очередь благодаря Карне.
       Уже его ранние фильмы обнаруживают зачатки будущих открытий. "Ножан, воскресное Эльдорадо" (1929) — непритязательная зарисовка воскресного дня. "Забавная драма" (1937) — интеллектуальная шутка. Но год спустя появляется "Набережная туманов" — эталонная лента того направления, которое назовут "поэтическим реализмом" и которое надолго составит славу Карне, славу кино Франции, определит миф Жана Габена и Мишель Морган, вызовет к жизни множество римейков и стилизаций. "Отель 'Северный'" и "День начинается", снятые Карне в канун мировой войны, развили и продолжили его излюбленные темы. Главная из них — тема Рока, преследующего героев и замыкающего их в кольцо одиночества, "невозможной" любви, преступления. Герои-отщепенцы не просто переживают личные неудачи: по словам Андре Базена, "боги пробивают брешь в мир смертных, и в эту брешь проскальзывает рок". И декорации, имитирующие пейзажи портовых городов, словно впитали тревогу, напряженность, предчувствие катастрофы.
       Только в этом смысле — как "внутренний портрет" времени — кинематограф Карне мог быть сопряжен с "реализмом". На самом деле он предельно символичен, иероглифичен, порой близок к экспрессионизму. И однако он настолько задевал за живое, что еще на стадии сценария "Набережную туманов" отклонили на немецкой студии UFA (подписался под запретом сам Геббельс), сочтя замысел "плутократическим, декадентским, нигилистическим". А на родине в период оккупации на Карне обрушились критики всех лагерей. Одни вменяли ему в вину "еврействующую эстетику" (намекая на влияние продюсера Грегора Рабиновича, с которым, как и с другими своими продюсерами, пылкий и несговорчивый режиссер на самом деле был в конфликте); нашлись и такие, кто счел "глубокий пессимизм Карне" одной из причин поражения Франции.
       Зато 5 декабря 1942 года премьера фильма Карне "Вечерние посетители" стала легендой, вписанной в анналы национальной культуры. И сам фильм был средневековой легендой о загримированных под менестрелей посланцах дьявола, которым поручено внести смятение в души людей. В оккупированном Париже намеки этой картины были всем понятны, в то же время ее эстетско-романтическая концепция была доведена до степени манифеста.
       Самый знаменитый и самый светлый фильм Марселя Карне — "Дети райка" — родился одновременно с освобождением Франции. Мим Дебюро в исполнении Жана-Луи Барро и его возлюбленная Гаранс (Арлетти) вошли в иконостас мирового кинематографа. Это была вершина искусства Карне и его главного соавтора — поэта и сценариста Жака Превера, его художника Александра Траунера (еврея, работавшего в годы войны под чужим именем), его композитора Жозефа Косма, сменившего Мориса Жабера.
       После войны Карне делает несколько качественных картин ("Жюльетта, или Ключ к снам" (1951), "Тереза Ракен" (1953)), но его время стремительно уходит. Попытки Карне отразить проблемы молодежи ("Обманщики" (1958), "Молодые волки", (1968)) страдают наивностью. Хотя в "Обманщиках" снялся юный Жан-Поль Бельмондо, но прославился он как главный актер "новой волны" лишь год спустя — в фильме Годара "На последнем дыхании". И в нем, и во множестве других программных произведений "новой волны" вплоть до "Шербургских зонтиков" ощутима перекличка с Карне, проигрывание основных мотивов "поэтического реализма". Но по сути это полемика. Фильмы "новой волны" лишены понятия Рока; это экзистенциальные драмы, а не трагедии в форме мелодрамы, которыми прославился Карне. Анархизм персонажей "волны" легко сочетается с конформизмом, а место судьбы занимает случай пополам с расчетом. Карне был слишком быстро переведен своими молодыми оппонентами в разряд "папиного кино". Трюффо не без иронии писал: "Если то, что он должен снять, умно, он придает ценность уму, если это идиотизм, он придает ценность идиотизму".
       Критики Карне весьма прозрачно намекали на то, что он гораздо раньше состарился творчески, чем физически. Но никто не осмеливался говорить так о Кристиане-Жаке. Этот полуиспанец-полуэльзасец парижского происхождения с юности отличался гибкостью и легкостью натуры. Он умел учиться, умел быстро работать и не претендовал на создание шедевров, кажется, не придавая никакого значения фильмам своей молодости. Его биографы начинают с того, что не имеет смысла останавливаться на первых двадцати-двадцати пяти фильмах режиссера, снятых в начальные годы звукового кино. Только на рубеже 30-40-х годов начал формироваться его творческий почерк.
       А расцвет наступил еще позже, когда Кристиан-Жак сконцентрировался на экранизациях классики и авантюрном жанре. Многие его фильмы получили всемирную известность — "Пармская обитель" (1947), "Фанфан-тюльпан" (1952), "Бабетта идет на войну" (1959). У него сыграли лучшие свои роли Жерар Филип, Даниэль Дарье, Брижитт Бардо и другие звезды. С ним повсюду ассоциировались такие качества французского кино, как элегантность мизансцен, остроумие диалогов, выверенность композиции, — помноженные на авторский динамизм и темперамент.
       Лишь однажды, сбитый с толку ангажированными критиками, которые требовали "высоких жанров", он поставил фильм "Если парни всего мира..." (1955) — о том, как международная солидарность спасла гибнущих моряков. Премьера состоялась одновременно в пяти мировых столицах, в том числе и в Москве, и с помощью радиопереклички московские аплодисменты были слышны в Париже. Что не помешало тем же самым критикам язвить по поводу нарочитых благих намерений.
       Но эту неудачу мало кто теперь вспоминает. Кристиан-Жак продолжал работать и в 60-е, и в 70-е годы, и даже худшие его картины смотрелись взахлеб — особенно в нашей стране, где зрелища были столь дефицитны. Трудно забыть Марину Влади в "Веских доказательствах", Алена Делона в "Черном тюльпане" (хотя он и был бледной копией Жерара Филипа), дуэт Брижитт Бардо и Клаудии Кардинале в "Нефтедобытчицах". Кристиан-Жак сравнительно легко пережил и накат "новой волны", и собственное старение, ибо был привержен бессмертному типу кинематографа, где правит бал авантюра на паях с юмором и психологией. В отличие от Карне, Ренуара, Брессона, Годара, он не был ни философом, ни идеологом, отдав всего себя развлекательному кино. А в начале 80-х сделал две документальные ленты о младшем коллеге Карне — как о полузабытом классике.
       АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ
       
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...