призывает Алексей Тарханов
Выставка "Красноармейская студия" организована Издательской программой "Интерроса", Фондом культуры "Екатерина" и Государственным музейно-выставочным центром РОСИЗО. Обещаны два десятка плакатов, посвященных истории Рабоче-крестьянской Красной армии и полсотни с лишним живописных работ на ту же тему, отличающихся в большинстве своем такой же солдатской прямотой.
Это не обычная выставка к 23 февраля. От обычной выставки к 23 февраля ее отличают имена кураторов, не выступавших раньше с календарными инициативами. Зельфира Трегулова если и прислушивается к мнению Кремля, то разве что в качестве истинного украшения кремлевских музеев, где она работает. Иосиф Бакштейн — пламенный пропагандист московского концептуализма и личный друг Ильи Кабакова, создатель Московского института современного искусства. Очень уважаемые люди. Если они зовут на соцреализм — должно быть, неспроста.
В их списке не только генералы армии советского искусства вроде Исаака Бродского, Митрофана Грекова, Александра Лактионова, Гелия Коржева, но и его чувствительные лейтенанты типа Виктора Попкова, Анатолия Никича-Криличевского или Сергея Шерстюка. Есть Константин Юон, Александр Дейнека, Георгий Нисский, Федор Богородский. Есть и совсем современные художники — Григорий Гурьянов, Ольга и Александр Флоренские, Сергей Шутов.
Выставка посвящена 90-летию Красной армии и отсылает к юбилейной выставке 1933 года "15 лет РККА", которую увидело не менее миллиона советских людей и которую товарищ Сталин почтил записью в книге отзывов "В общем, по-моему, хорошо".
Таких армейских выставок было много в промежутке между войнами, и с них в современную экспозицию переехало несколько типичных для советского искусства произведений. Исаак Бродский в своем эпохальном полотне "К. Е. Ворошилов на лыжаной прогулке" (1937) создал классически льстивый портрет любимого военачальника. Ему вторит картина Николая Денисовского "К. Е. Ворошилов и С. М. Буденный среди художников в Хамовническом манеже". (1933). Гимн советской военной технике звучит в "Приказе о наступлении" Петра Шухмина и "Наступлении танков" Екатерины Зерновой. Анекдотические "Матросы в засаде" засели за углом у Федора Богородского. Все, чего было лишено нынешнее поколение и что в избытке досталось поколению нашему — со страниц учебников. В общем, по-моему, хорошо.
С большим интересом, правда, я бы посмотрел простую реконструкцию какой-нибудь из красноармейских выставок. Я понимаю, что это куда сложнее, к тому же едва ли не треть работ с них мгновенно уничтожалась. Частично самим художниками, которым не хотелось в лагерь за портрет Тухачевского или Троцкого, частично государственными музеями. Что-то прятали под замок, что-то жгли, что-то переписывали — работа по переписыванию и записыванию врагов народа, по заполнению образовавшихся провалов в недавней истории была в те годы привычной для настоящего государственного живописца.
На нынешней выставке эти лакуны прикрывают вещи 1960-х и 1980-х годов, времени, когда художники заявили о своем праве на личный взгляд на историю войны и на судьбы своих родителей. И были за это страшно биты официальным искусствоведением Министерства обороны. Но теперь можно лишь заметить, что зря одних противопоставляли другим. И знаменитые "Шинели отца" Виктора Попкова (1972), и "Отец и я" Сергея Шерстюка (1984), и "Безымянные высоты" Татьяны Яблонской (1969) выглядят сейчас до обидного плакатными.
Еще более уязвимая часть замысла — ложка современных художников, которые должны несколько подсолить целую бочку патриотизма. В сущности, они выполняют ту же роль художественных пионеров, которую в прошлых поколениях выполняли молодые художники, бравшиеся искренне рассказать о фальши. Шутов, Флоренские, фотограф Сергей Братков, видимо, призваны показать, что нельзя принимать эту выставку с такой прямотой, как принимаю ее я. И не надо ее пугаться. Они как бы объясняют мне, что все неприятное, связанное с этими вещами, ушло в историю — и остались только живопись, вечные сюжеты, художественная пластика. Тут, правда, не доведены до конца исторические параллели — в частности, к фотографиям Браткова, изображающим пьяных десантников, разложенных вокруг бассейна в ЦПКиО, пошла бы другая работа Федора Богородского — "Нашли товарища" (1932), где три матроса стоят над товарищем, залегшим в сугробе.
Тут я готов расслабиться, получить удовольствие и поверить, что военный соцреализм превратился в историческую диковинку. Или даже в сибаритское коллекционерское удовольствие. "Атака танков" может висеть в спальне как вещь более лирическая, а вот "Политзанятиям на линкоре" — самое место в гостиной.
Однако цель кураторов — как выясняется из роскошной книги-каталога, выпущенной Издательской программой "Интерроса" — "убедить, что художник, его взгляд, позиция и дар — главные составляющие творческого успеха, а работа в рамках официального заказа отнюдь не всегда означает глобальный художественный компромисс и эстетическое фиаско" (Зельфира Трегулова) и "обратить внимание на то, что мы называем гуманистическим измерением советского искусства" (Иосиф Бакштейн).
Мне кажется, что это обреченная задача — с представленным-то материалом. Состав выставки убеждает в обратном. Оплата живописи по квадратным аршинам и красноармейские пайки, может, и не вредят, но и не сильно помогают. Социальный заказ попросту ставит художника в ситуацию конкуренции с куда боле пронырливыми собратьями. Пусть они менее талантливы, зато в смысле заказа гораздо более адекватны и отзывчивы, даже если для этого надо скакать на задних лапках в Хамовническом манеже. Про таких говорили когда-то, что у них в палитре только две готовые краски: одна — для сапог, другая — для шинелей. И эволюция советского социального искусства от Петрова-Водкина к Яковлеву и Богородскому — отличное тому подтверждение.
Название проекта напоминает о хрестоматийной работе Серафимы Рянгиной "Красноармейская студия ИЗО" (1928). Она тоже будет на выставке — и вы увидите темное помещение, где группа красноармейцев с довольно-таки неприятными лицами рисует античную маску и пишет лозунг крупными буквами. Ровно из такой вот изомастерской самодеятельного искусства выросла Студия военных художников имени Грекова — при бывшем Главном политуправлении Советской армии. Она изготавливала большинство продукции к юбилейным выставкам про армию и флот 23 февраля. Студия существует и по сей день, но я что-то давно не видел работ живописных полковников и майоров на выставках актуального искусства. Может быть, это непростительное упущение кураторов-концептуалистов. А может, как раз простительное?
Если задуматься о благотворной роли заказа, следовало бы использовать другую художественную параллель. Современная "Красноармейская студия" — это, конечно, не ИЗО, кому нужно сейчас ИЗО. Это, скорее всего, телевизионная студия канала "Звезда", где люди с некрасноармейскими лицами осваивают бюджеты Министерства обороны с такой же кавалеристской лихостью, как делали это их предшественники времен "15 лет РККА".