Сегодня программа "Киномарафон" показывает "Пришпиленного капрала" — последний фильм Жана Ренуара. О великом французском режиссере, столетие которого будет отмечаться 15 сентября, рассказывает СЕРГЕЙ Ъ-ДОБРОТВОРСКИЙ.
Сын художника Огюста Ренуара, он был почти ровесником кинематографа, еще при жизни снискал репутацию классика и славился тем, что ни разу не повысил голос на съемочной площадке. По его фильмам учились будущие неореалисты, его ассистентом начинал свою кинокарьеру молодой Лукино Висконти, его боготворили ставшие режиссерами критики французской "новой волны". Франсуа Трюффо знал наизусть диалоги всех его картин и, едва добившись независимости, назвал свою кинокомпанию Les Films du Carosse в честь ренуаровской "Золотой кареты". Ренуар давно и прочно причислен к когорте бессмертных, мэтров, киноолимпийцев.
Тем более важно, что с недавних пор, накануне столетия режиссера и в преддверии векового юбилея кино, Ренуар переживает как будто второе рождение. В многочисленных опросах и международных киноанкетах его рейтинг "кинематографиста всех времен и народов" неуклонно повышается. И прежде входившие в десятку лучших "Великая иллюзия" и "Правила игры" теснят "Броненсец 'Потемкин'" и наступают на пятки "Гражданину Кейну" Орсона Уэллса.
Круглые даты Ренуара и самого кино совпадают с финалом века. Более того — с концом тысячелетия. Время и культура оглядываются назад, словно перетряхивая багаж для дальнейшего путешествия. "Вертикальное", идеологическое строение мира, породившее суперколоссы Гриффита, фантазмы немецкого экспрессионизма и возвышенно-надчеловеческое наследие Эйзенштейна, остаются в прошлом, вместе с историей идей. В цену входит искусство "горизонтальное", человечное, лишенное знаковых акцентов и подсказок. Фильмы Ренуара были именно такими. Будто предвосхищая будущее, сам режиссер формулировал свое кредо как деление мира по горизонтали, а не по вертикали. Воплощая свой принцип на практике, он предпочитал держать камеру на уровне человеческого роста, пренебрегал ракурсами и наполовину сносил перегородки в интерьерных декорациях, чтобы избежать лишнего монтажного стыка на непрерывном пути движущегося аппарата.
Как у всякого большого художника, и особенно художника кино, техническая сторона у Ренуара неразрывно связывалась с мировоззрением. Отказавшись от вертикальных барьеров, он вглядывался в "феерию действительности", находя в ее вечном и плавном течении удивительные коллизии и сюжеты. Трудно поверить, что его "Великая иллюзия" родилась из нескольких бесед с бывшим однополчанином и из воспоминаний о собственном юношеском восхищении армейским мундиром. Позднее отец-теоретик "новой волны" Андре Базен, считавший главным делом своей жизни написание книги о Ренуаре, назовет его изобретателем документальной действительности, оплодотворившей такие важнейшие движения мирового кино, как итальянский неореализм и французская "новая волна".
Ренуар начал снимать поток жизни задолго до Росселлини и питомцев "Кайе дю синема". В своем первом фильме "Дочь воды", сделанном в 1924 году с простой целью запечатлеть на пленке красавицу-жену актрису Катрин Гесслинг, он предпочел живую природу модным авангардистским трюкам. И позднее, на рубеже 30-х, занявшись жанровым кино, он к неудовольствию продюсеров вышел на улицы, сплетая выдуманные сюжеты с легко узнаваемыми буднями. Еще большее удивление вызвала его "Марсельеза" (1938), в разгар Народного фронта показавшая рождение национального гимна как обыденное событие в жизни заурядных людей.
Ренуар не хотел и не умел снимать по-другому. В его "горизонтали" не находилось места пафосу, этическому ригоризму, осуждению или оценке. Оставаясь моралистом, он показывал всю неустойчивость равновесия, именуемого человеческим характером. В его героях сосуществуют наивность и вера, истинное и пустое, иллюзии и прагматизм. Спасенный из вод Будю из одноименного фильма вновь ныряет в речку, осатанев от приторного лицемерия своих спасителей. В "Великой иллюзии" немецкий аристократ стреляет во французского, нарушившего сословное границы ради воинской солидарности. Палят друг в друга из охотничьих ружей вконец запутавшиеся герои меланхоличного водевиля "Правила игры". Герои нелепые, жалкие и жестокие одновременно. Пожалуй, только Чаплин в пору своего исполнительского расцвета был способен на столь прихотливую человеческую трагикомедию. Он впрочем, оперировал условностью маски. Жан Ренуар навсегда остался приверженцем безусловной реальности. Жизни в филигранных формах самой жизни.
"Пришпиленного капрала", которого сегодня покажут по российскому телеканалу, часто называют авторским римейком "Великой иллюзии". И там и здесь армия и война, пересекающие горизонталь человеческой жизни вертикалью подневольной службы и чиновной субординации. Поменялось время: "Иллюзия" датировалась Первой мировой, действие "Капрала" происходит на Второй. В отличие от первого фильма, эта поздняя работа легче атрибутируется по разряду комедии. В 30-е режиссер уделял немало внимания классовым перегородкам, в 60-е он показал стремление к свободе как постоянное и стихийное свойство людской природы. Впрочем, сама передатировка сходных сюжетов имеет и свой ироничный смысл. В финале "Великой иллюзии" бежавший из плена герой проклинал войну и надеялся, что эта — последняя. Напарник советовал ему не строить иллюзий. Жан Ренуар их тоже избегал. Может быть поэтому и оставил свой уникальный след в истории кино — величайшей иллюзии уходящего века.