ЛЕВ ЕВЗОВИЧ, "Е" из группы АЕС+Ф, побеседовал с ИРИНОЙ Ъ-КУЛИК про политкорректность, стратегии успеха и большой стиль в современном искусстве.
— Вы работаете с самыми болезненными темами современного общества — от геополитики до педофилии. Является ли для вас скандал стратегией успеха?
— Мы никогда не основывали нашу стратегию на скандале, хотя многие наши выставки все же его вызывали: так было с "Исламским проектом", с принцессой Дианой на многих западных выставках. Скандал может быть как успешным, так и неуспешным. Карьера, основанная на скандале, особенно связанном с политикой, как это происходит сейчас в России с "Синими носами", чревата тем, что критики и кураторы загонят тебя в некое гетто, откуда ты должен кричать, что тебя запрещают, притесняют и так далее. Но серьезный успех у публики, коллекционеров, кураторов основан все же на более многоуровневом восприятии. Мы любим пройти по какой-то грани, не сваливаясь при этом в однозначность. Мы не стремимся эпатировать публику, но работаем с тем, что раздражает или возбуждает нас самих. "Исламский проект", который мы делали в 1996 году, многие связывали с первой чеченской войной. Но для нас он был связан не с конкретными событиями, а с более общим и сложным ощущением "другого". Это то, что мы почувствовали в Израиле, когда ты испытываешь чувство вины и стыда перед арабами, но в то же время понимаешь, что война с ними неизбежна. Многие наши проекты связаны с тем раздражением, которое у нас вызывает политкорректность, всеобщая паранойя.
— Стоит ли так уж ругать политкорректность в нашем, российском контексте, где ее как раз очень не хватает?
— Мы не оспариваем, что к женщинам, детям или людям с другим цветом кожи нужно относиться хорошо. Но и в России, и на Западе проблема политкорректности во многом связана со вкусом: чересчур "правильное" искусство всегда граничит с китчем.
— Но вы и сами разрабатываете почти китчевый, помпезный и чуть ли не имперский стиль.
— Если это и империя, то не российская, а такая всеобщая, голливудская... Некогда нонконформистская помоечная эстетика в современном искусстве давно стала невыносимо скучным официозом. Так что наш "большой стиль", впрочем сознательно отталкивающий и ироничный,— это, конечно же, провокация. Это очень хорошо понимают на Западе, но, кажется, не вполне осознают в России.
— В пресс-релизе нынешней выставки есть фраза про искусство сильных для сильных. Вы не боитесь, что ваш "большой стиль" здесь воспринимают слишком буквально: "искусство сильных для сильных, красивых для красивых, богатых для богатых"?
— Черт, мы же просили эту фразу убрать! Это полная чушь. В здоровом контексте все это наше идиотское ницшеанство не может не восприниматься как ирония.
— А вы уверены, что здесь он здоровый?
— Нам все же хочется надеяться, что и в России постепенно устанавливается такой нормальный, интернациональный, глобальный контекст. И вообще, где мы как художники окажемся, если сознательно будем отставать от этого контекста? Тогда получится какое-то искусство слабых для слабых, бедных для бедных, больных для больных.
— В искусстве сегодня, как и, скажем, в кино, существуют различные критерии успеха: коммерческий успех не равен музейному, участие в Венецианской биеннале — получению премии. Так же как кассовый успех не тождествен "Оскару", "Оскар" — победе в Канне, а победа в Канне — признанию особо продвинутых критиков. На какой успех ориентируетесь вы?
— Все эти критерии очень размыты. Тот же "Оскар" уже не имеет такого значения, как в 50-е годы: многие фильмы-победители забываются через год. Показательна, кстати, ситуация с "Золотыми львами" нынешней Венецианской биеннале. Почти никто из людей, с которыми мы разговаривали, просто не видел тот самый венгерский павильон, который получил главную награду. А те, кто видел, не мог вспомнить, что там было. Для нас не является проблемой то, что мы не получили венецианского "Льва" или премию Кандинского (группа выставлялась в этом году в павильоне России на биеннале в Венеции и попала в шорт-лист новой премии Кандинского.— Ъ). Мы не стремимся к той или иной модели успеха и полагаемся только на нашу интуицию. Наше трехэкранное видео "Last Riot", показанное в Венеции, кстати, пригласили на фестиваль независимого кино в Санденс — самый демократический и некоммерческий из всех кинофестивалей. И в то же время его только что приобрел лондонский музей Tate Modern.