«Всем, кто будет читать это, желаю полного благополучия на новый год»
Что писали прошлые поколения в своих дневниках 31 декабря
В конце года принято подводить итоги: так делают сейчас, так делали и 200, и 100 лет назад. В канун Нового года “Ъ Северо-Запад” публикует дневниковые записи людей, которые жили в разное время и в разных городах. Они не сильно отличаются от современных нас: так же встречают Новый год, живут в исторические времена, переживают войны, революции, влюбляются, хоронят близких, пьют, учатся, гуляют, развлекаются. Они надеются, что новый год будет лучше старого. И мы, провожая 2025-й, тоже надеемся, что 2026 год будет лучше.
Санкт-Петербург. Новый год в клубе художников. 1881 год
Фото: журнал «Всемирная иллюстрация»
Санкт-Петербург. Новый год в клубе художников. 1881 год
Фото: журнал «Всемирная иллюстрация»
«Надобно встречать новый год. Встречай — не встречай, а он придет. Я приветствовал бы сей новый год душевным чувством, если бы он хотя надежду лучшего приносил с собою моему Отечеству»,— писал Николай Тургенев, декабрист и тогда еще участник тайного общества «Союз Благоденствия», 31 декабря 1819 года. Через пять лет, после восстания декабристов, Николая Тургенева, который в самом бунте не участвовал, заочно осудят и навечно приговорят к каторжным работам. Декабрист будет помилован только в 1856 году, после прихода к власти императора Александра II.
Записи, представленные в материале, отобраны из архива дневников и воспоминаний, бережно собранных командой «Прожито», которая с 2019 года работает вместе с Европейским университетом в Санкт-Петербурге.
В канун праздничного торжества Николай Тургенев рассуждал о судьбе России: «Скажу ли, что в течение сего года я более убедился в том, что не увижу на моем веку счастия России? Бездна и хаос бедствий, от которых гибнет Россия, делает всякую надежду непостижимою. Варварство, эгоизм и все гнусности людей являются в самом нагом виде тогда, когда Отечество требует от сих людей пожертвований, справедливости. <…> Итак, с мыслию о тебе, о, Россия, мое любезное и несчастное Отечество! провожаю я старый и встречаю новый год. Ты — Единственное Божество мое, которое я постигаю и которое ношу в моем сердце,— ты одна только можешь порождать сильные чувства в моем сердце!».
Александр Никитенко, историк литературы, а в будущем цензор, профессор Петербургского университета и член Академии наук, встречал 1829 год «с пером в руке» за написанием юридических лекций, работать над которыми ему мешали буйные песни, доносящиеся из соседней квартиры «какой-то старухи, похожей на колдунью романов Вальтера Скотта». Александр Никитенко рассуждал о наступающем 1829-м: «Какие события ознаменуют наступающий год? В прошедшем году у нас на Руси произошло довольно нового. Твердая деятельность Николая произвела много перемен во внутреннем управлении. Довольно упомянуть о цензурном уставе, который есть самый верный отпечаток духа и намерений нашего царя. Он решает или по крайней мере старается решить в нем вопрос, который с коварным двусмыслием предлагали фанатики и поборники старых предрассудков: полезно ли России просвещение? И решает это в смысле положительном; конечно, это в теории, а как будет на практике — увидим». К третьей версии цензурного устава, принятого в 1828 году, Александр Никитенко написал примечания.
Семейная чета Фикельмон, посол Карл-Людвиг Фикельмон с женой Дарьей Федоровной, праздновала новый 1831 год в Петербурге. Урожденная графиня Тизенгаузен, известная как Долли Фикельмон, 2 января записала в дневнике: «Проводили старый и начали новый год у тетушки Прасковьи, собралось все семейство, царило веселье, какого у нас давно уже не было. Но и в разгар торжества среди шуток и смеха вдруг становишься серьезной и даже моментами печальной. Невольно припоминаются неосуществленные желания. Будоражат мысли об удачах и неудачах, которые, как думается, ожидают тебя в будущем, грустишь о друзьях, что сейчас далеко. Несчастные еще глубже осознают свое страдание, но у них появляется и надежда.
У счастливых же, вместе с чувством глубокой благодарности за ниспосланное им счастье, сердце сжимается от страха, что оно может внезапно исчезнуть. Я в числе последних, и мы с Фикельмоном одновременно и независимо друг от друга почувствовали, что нам больше нечего желать, нечего просить у Бога, кроме одного — чтобы дарованное Им благо никогда не кончалось!»
Писатель Александр Герцен, будущий издатель революционного еженедельника «Колокол» и альманаха «Полярная звезда», вернувшись из двух ссылок, впервые за девять лет провел 31 декабря в Москве. «Встретились мы с 1843 годом под счастливым созвездием. Шумно и весело, с пенящимися бокалами и искренними объятиями друзей перешли мы в него. И было чрезвычайно весело, что редко посещает нас; на минуту скорбное отлетело, мы были довольны, что вместе, после долгих и скорбных лет. Огарева недоставало; но он был с нами в воспоминанье и в портрете»,— записал Герцен в дневнике.
Переводчик, критик, писатель Александр Дружинин встречал 1856 год «как следует честному российскому литератору,— за работой»: переводил сцену во время бури из «Короля Лира». «Вечер провел так, как все вечера за последние года,— дома, в малом кругу нашего семейства, состоящего из четырех человек. Отказался от детского бала, так что весь день 31 декабря я носу не показал из своей квартиры. 1855 год, печальный и горький для многих, для меня был почти счастливым годом, а если откинуть фантастические требования, то и очень счастливым. Благодарю бога за себя и за других»,— описывал последние часы уходящего 1855-го господин Дружинин.
Почтовая новогодняя открытка. 1900 год
Фото: журнал «Нива»
Почтовая новогодняя открытка. 1900 год
Фото: журнал «Нива»
В Москве к новому 1899 году готовилась писательница и драматург Рашель Хин-Гольдовская. «Еще несколько часов — и наступит Новый Год. В столовой хлопочет Наденька. Евграф заморозил шампанское. По-праздничному накрыт стол: фрукты, цветы... Последние часы перед Новым Годом я буду слушать чтение тургеневских рассказов — Анатолий Федорович [Кони] (юрист, судья.— “Ъ Северо-Запад”) и Николай Ильич [Стороженко] (литературовед, шекспировед.— “Ъ Северо-Запад”) хотят читать, но еще не решили что... музыку, остроумную речь двух замечательных русских людей... Почему же мне так грустно?» — задавалась вопросом госпожа Хин-Гольдовская.
Валерий Брюсов, писатель, идеолог символизма, встретил новый XX век в Москве. «Новый год, новое столетие. С детства мечтал я об этом XX веке, трепетал, смотря его у Лентовского. И вот он»,— писал Брюсов в дневнике 15 января 1901 года.
Военный инженер Михаил Лилье встретил 1905 год в Японии, будучи военнопленным. За неделю до нового года российский генерал Анатолий Стессель подписал акт о капитуляции крепости Порт-Артур перед Японией. Михаил Лилье служил в составе Порт-Артурского инженерного управления с начала русско-японской войны. «Вечером наша маленькая коммуна решила встретить сообща Новый год. В одной маленькой японской гостинице, где мы все собрались, наш распорядитель, решившись до отвала накормить нас мясом, которого мы так давно не ели в Порт-Артуре, ухитрился заказать на 12 человек не более не менее как: две курицы, две утки, два гуся и одного индюка, не считая разных закусок, консервов, рыбы и проч. Японец-повар, очевидно, был страшно изумлен такими неслыханными аппетитами "русских варваров". По счастью, однако, он догадался сократить заказ на одного гуся и индюка, тем более что последнего не могли найти в Нагасаки. Встреча Нового года прошла довольно весело. Распорядитель умудрился достать не только водки Смирнова, но и шампанского»,— описывал празднование Михаил Лилье.
Неспокойно в те дни и в Российской империи. Сын Рашель Хин-Гольдовской, правовед, политический деятель Михаил Фельдштейн вспоминал в дневнике о первых днях 1905 года:«Приехал третьего дня в Москву. Новый год начался ужасающими событиями. В Петербурге разыгралась грандиозная стачка рабочих, в которой участвовало 240,000 человек (даже 300 тысяч). 9 января произошла битва на улицах с войсками и в результате 2000 рабочих убито и около 5000 ранено. В течение двух трех дней стрельба не прекращалась. Во главе всего движения стоял священник о. Гапон. Петиция составленная им для представления государю так трогательна, что ее нельзя спокойно читать». События, произошедшие в Петербурге в январе 1905 года, стали началом первой русской революции. В воскресенье, 9 января, которое в последующем будет названо «кровавым», в городе была подавлена забастовка рабочих петербургских заводов и фабрик. По официальным данным, в тот день погибло 130 человек, в советское время говорили о 4,6 тыс. убитых.
Первая мировая война заставляет людей чаще обращаться к дневникам: жители страны пытаются на бумаге осмыслить происходящее. Дворянин, военный, участник Первой мировой войны Иосиф Ильин встречал 1915 год в Люблине (Польша). «Вчера встречали Новый год по новому стилю в ресторане. К большой радости своей неожиданно встретил милого Юзефовича (генерал-лейтенат Алексей Михайлович.— “Ъ Северо-Запад”), он теперь в штабе армии, пока приехал по делам в Люблин. Говорит, что за 20 августа я представлен к боевой награде. Думаю, что совершенно не заслужил никакой награды. И вот мы втроем (я познакомил Юзефовича с Копреевым) встречали Новый год. Пили водку, шампанское, ликеры — все подавалось в чайниках, молочниках и сельтерских бутылках. Юзефович говорит, что в артиллерии почти нет снарядов и часты случаи, когда пехота совсем без поддержки своей артиллерии. Недурно, нечего сказать! Много говорили с ним о войне вообще, и оба были согласны в полной бессмысленности этого массового убийства»,— пишет Ильин.
1916 год. Первая мировая война. Офицеры русской армии встречают Новый год
Фото: Темрюкский Историко-Археологический Музей
1916 год. Первая мировая война. Офицеры русской армии встречают Новый год
Фото: Темрюкский Историко-Археологический Музей
25-летний художник Александр Зиновьев праздновал новый 1915 год во Франции, на войне: «Вот и Новый год. 10 минут первого. Слышен гул оружейных выстрелов. Это немцы посылают нам свои поздравления, а мы им отвечаем из наших grosses pieces de marnee. И все-таки в воздухе носится что-то праздничное. Пришли сюда усталые, в грязи. Моросил дождь, но ночь светлая. Проходили мимо землянок 36-го полка. Как у них хорошо, даже стекла и занавески на окнах. Удалось придя сюда купить бутылочку шампанского. Мы ее несли вчетвером <…> и болтали о будущем наступлении. Так я встретил Новый год. В погребе, где помещается восьмой эскуад. Удалось добыть свечи и вот пишу, сидя тепло укутавшись в одеяло. Такой роскоши я давно не испытывал. Год начинается хорошо».
С грустью провожала 1916-й Софья Толстая, супруга Льва Николаевича. «Все встречали Новый год. Было, кажется, весело всем. А у меня сердце скорбело о сыновьях: Илья в Америке, Лева уехал в Японию, Саша на войне и Миша на днях уедет туда же. Андрюши нет, грустно! Спасибо, что есть еще Сережа и Таня и милые внуки. Кончился тяжелый 1916 год!». В прошедшем году семья Толстых похоронила сына Андрея: он скончался в Петрограде от заражения крови, ему было 38 лет.
В заключении в Трубецком бастионе Петропавловской крепости встречает 1918 год Андрей Шингарев — член ЦК кадетской партии, министр земледелия в первом составе Временного правительства, инициатор принятия закона о хлебной монополии. Находясь в глухих стенах, он мечтал «повидать детей, отдохнуть среди них и приняться за работу». «Я помню, что в прошлом году для наступающего нового года я высказал в статье пожелание, чтобы в 1917 г. получили, наконец, осуществление те стремления 17 октября 1905 года, которые остались невоплощенными в жизнь. Как далеко современная действительность опередила эти пожелания, и в то же время как она их разбила, как тирания кучки заменила тиранию старого содержания. Но эта новая тирания, не признанная массою населения, не только его угнетает, но и разрушает страну, разбивает наши самые лучшие надежды на демократию… Этот же год разбил и мою личную жизнь. Страна, я верю, вырвется из нового гнета и неминуемого чужеземного ига. Мне никогда не склеить разбитого навеки и отнятого полного уюта семьи с Фроней. Вот личный итог»,— писал Шингарев 31 декабря. Через неделю Андрея Шингарева и Федора Кокошкина убили революционные матросы и красногвардейцы. Преступление было совершено прямо в Петропавловской крепости, виновные не понесли наказания.
1929 год. Антирелигиозная демонстрация воспитанников детских садов
Фото: Public Domain / Wikipedia
1929 год. Антирелигиозная демонстрация воспитанников детских садов
Фото: Public Domain / Wikipedia
16-летняя Нелли Пташкина — дочь управляющего страхового общества «Саламандра» в Саратове Льва Пташкина и внучка киевского ювелира Иосифа Маршака — перед наступлением 1919 года рассуждала об эмиграции во Францию. «Общее положение серо и печально. Определенно говорят, что большевики войдут в город, так как среди петлюровцев у них много друзей. И, как подумаешь об этом, на душе делается хмуро. Нашей семье, в частности, мало хорошего предстоит от них… Опять беспокойная жизнь, гонения, бегство, полное расстройство кое-как налаженной жизни… Форменным образом, страшно делается, когда думаешь о них. Коломутно так! Скверно!
Радость, горькая, но желанная радость овладевает, когда думаешь о Франции,— о спокойной жизни там… Но горько! И стыдно, что будешь удирать на чужбину, спокойно жить, в то время, как тысячи останутся здесь мучиться»,— писала девушка, находясь в Киеве. Ее семья эмигрировала во Францию в 1919-м. В июле 1920-го девушка трагически погибла у подножия Монблана, упав с высоты в водопад.
Чета Буниных встречала 1921 год в эмиграции во Франции. «Утром, довольно рано для визита, разбудил меня звонок. Прибыл в Париж Гребенщиков (писатель Георгий Гребенщиков.— “Ъ Северо-Запад”). Было решено встречать Новый год в 10 часов, в час, когда в России полночь. Вначале было довольно неоживленно, даже грустно. Все только усердно ели с сосредоточенным видом. Как бывало в 18-ом году в Москве весной. В 10 часов, подняв стаканы, мы выпили за всех близких, оставшихся в России. Потом [...] все немного повеселели»,— писала Вера Бунина в начале нового года.
В Нью-Йорке праздновали наступление 1925 года скрипачка Анна Метнер и композитор, пианист Николай Метнер. «Всем, кто будет читать это, желаю полного благополучия на новый год. Вчера мы встречали новый год у Рахманиновых, где было народу всего с хозяевами 24 человека, из которых известны вам всем: Сомов, балерина Фокина, Коханьский (скрипач) и еще оказался тут сын барона Нольде, который служил в "Московских ведомостях". <…> Пили очень много шампанского. Танцевали (даже я вальсировала), потом играли в жмурки и смешно было видеть художника Сомова с седой головой, с платком на глазах, делающего самые невероятные движения, а нас всех бегающими и дразнящими его. Разошлись очень поздно»,— записывала в тетради Анна Метнер.
Поэт, публицист, детский писатель Корней Чуковский, ожидая наступления 1926 года, рассуждал о далеком будущем: «Завтра новый год. Если мое здоровье пойдет так, я не доживу до 1927 года. Но это все равно. Я чувствую не то, что у нас уже 1926-й, а то, что у нас еще 1926, я смотрю на нас, как на древних, я думаю, что подлинная история человечества начнется лишь с 2000 года, я вижу себя и всех своих современников написанными в какой-то книге, в историческом романе, из давней-давней эпохи». Корней Чуковский прожил до 1969 года, написал огромное количество детских произведений, которые родители читали и читают своим детям.