В московском издательстве "Текст" вышел отдельным изданием роман французского писателя Жана Жене "Дневник вора", в сокращенном виде публиковавшийся два года назад на страницах журнала "Иностранная литература". Рассказывает НИКОЛАЙ Ъ-КЛИМОНТОВИЧ.
Наша нефранкоязычная публика в течение многих лет получала о Жене отрывочную информацию. В России его знали понаслышке и прежде всего как драматурга, одного из классиков театра абсурда — наряду с Эженом Ионеско и Сэмюэлем Беккетом. Но если как минимум две вещи двух последних авторов были переведены сравнительно своевременно, в 60-х, то "Служанки" Жене и его "Балкон" — самые известные его пьесы — стали известны в России лишь в конце 80-х, правда, первая — в блестящей постановке Романа Виктюка в столичном "Сатириконе", и этот спектакль сразу же был признан едва ли не классическим. Люди, близкие к театру, могли знать и эссеистику Жене — журнал "Театральная жизнь" в тот же период культурного энтузиазма успел опубликовать его тексты, посвященные сцене. Однако во всем мире Жене знали прежде всего как блестящего прозаика, более прославленного, быть может, чем скандальные Селин или Виан. В России о Жене было известно, что он каторжанин и гомосексуалист, которого от тюрьмы спасал Жан-Поль Сартр, и автор романа "Богоматерь цветов". Но только с выходом "Дневника вора", автобиографического романа 49 года, миф Жене на русской почве наполнился-таки более или менее внятным содержанием.
Пересказывать сюжет этого романа — дело бесперспективное. Повествование представляет собой цепь условно связанных между собой эпизодов, происходящих в портовых по преимуществу городах юга Европы — во Франции, Италии и Испании — в среде воров, бандитов и сутенеров. Строго говоря, единственным подробно обрисованным персонажем остается сам герой-рассказчик (недаром Сартр писал о нарциссизме Жене), а все прочие — в основном его возлюбленные — скорее лишь называются. Они проходят тенями в жизни героя, оставляя по себе лишь "запах спермы, пота и крови". Так, по Жене, пахнет сама Любовь.
Жене все свои описания подчиняет изображению одной из сторон наразрывной для него триад : Эрос, Воровство, Предательство. Начальным условием вхождения в этот мир роковых страстей становится Сиротство: сам Жене был сиротой и не знал своих родителей. Сиротство придает происхождению героя гадательный смысл: любая генеалогическая версия не может быть ни подтверждена, ни опровергнута. Оно, таким образом, становится знаком отмеченности героя-одиночки, первой ступенькой к отверженности. Но и первой возможностью быть двояким: сиротство как бы делает его и принцем и нищим в одном лице. Это предопределяет и его сексуальный выбор, по сути аутоэротический, и гомосексуальное влечение к подобному — лишь внешняя форма этого выбора. Следующей ступенькой посвящения героя становится закрепление отверженности путем прямого вызова обществу. Он становится Вором. Причем Жене всячески подчеркивает эротическую сторону этого ремесла, которая его только и привлекает. Воровство эротично, потому что наиболее полно выражает суть "мужественности": агрессию тайного проникновения, похищения, присвоения. Жене вовсе не интересуется "женским" началом — обволакивающим и примиряющим. Его не привлекает обманность и неверность, как флер. Воровство для него в конечном счете — всегда Предательство. Любовная Измена — лишь одна из форм Предательства. Но без измены нельзя познать настоящую страсть, которая неуловима и летуча, и лишь в момент наивысшего страдания обещает блаженство. Точно так и без Предательства всего наиболее дорогого нельзя познать Свободу. Этот эстетский и философский имморализм Жене имеет в европейской культуре давнюю традицию, тянущуюся от де Сада к "Цветам зла" Бодлера, Ницше и Уайлду, и может показаться чем-то кощунственным лишь на фоне неизбывно "этической" российской словесности. Тем более симптоматично, что в последние два десятка лет появились минимум три русских прозаика, которые во многом наследовали Жене, возможно, туманно представляя себе творчество французского мэтра.
На память приходит лучшая, быть может, книга Эдуарда Лимонова "Молодой негодяй" с ее темой "негодяйства" как единственного пути к свободе. Однако у Лимонова, как у автора русского, "негодяйство" трактуется отнюдь не в эротическом ключе, но исключительно в плане бунта против норм "плохого" общества, не метафизически негодного вдохновенному индивидуалисту, но плохого потому, что оно — советское. Гомосексуальная тема, но без какой-либо примеси главной для Жене темы Воровства, — суть и нерв прозы Евгения Харитонова, но здесь нужно заметить, что нетерпимость большевистского общества к сексуальным "отклонениям" в 70-е годы делали гомосексуальный выбор сам по себе социальным вызовом. Наконец, несколько лет назад в "Новом мире" появился роман Габышева "Одлян, или Воздух свободы". Роман был рекомендован редакции Андреем Битовым и представлял собой именно "дневник вора", с младых ногтей обретающегося по колониям и зонам. В отличие от многих других книг о тюрьме, написанных интеллигентами и изображающих воровское сообщество со стороны, эта книга обнажает, так сказать, блатное сознание. Разумеется, в Габышеве нет и грана вдохновенного романтизма Жене, но нет и дешевой блатной романтики. Воровство изображено в ней не как преступление или вызов, но как образ жизни. Эти примеры из текущей русской беллетристики хорошо оттеняют особенности прозы Жене, выросшей на почве иной культурной традиции.
Жан Жене. Дневник вора. — Москва, "Текст", 1994.