Обмен судебными исками между Еленой Батуриной и ее братом Виктором завершился еще в феврале этого года подписанием мирового соглашения. Однако подробности раздела имущества родственники московского мэра до сих пор не афишировали. В интервью Ъ ВИКТОР БАТУРИН впервые рассказал о деталях мирового соглашения и о том, как он намерен распорядиться доставшимися ему активами.
— В начале этого года стало известно, что вы подали в суд на компанию вашей сестры Елены Батуриной "Интеко". В поданном в Арбитражный суд Москвы иске к ЗАО "Интеко" вы требовали восстановить вас в должности вице-президента, которую занимали в этой компании до 27 декабря 2005 года. Через несколько дней после того, как сообщения об иске опубликовали газеты, вы заключили с сестрой мировое соглашение. Как вам удалось так быстро уладить этот конфликт?
— Подача иска закончилась тем, что те вопросы, которые интересовали в том числе и меня, были улажены. Хотя в этот раз (в ходе предыдущего конфликта с сестрой летом 2006 года господин Батурин требовал у нее 25% акций "Интеко". Тогда стороны также заключили мировое соглашение, по которому он должен был получить 50% компании "Интеко-Агро".— Ъ) пришлось экзотичным способом действовать. 8 февраля 2007 года между мной и Еленой Николаевной (Батуриной.— Ъ) было подписано мировое соглашение, в котором были четко и подробно оговорены все подробности раздела имущества и собственности. Я получил все те объекты, которые были или стали при разделе моими, а также были сняты все вопросы по аффилированным финансовым обязательствам. Со стороны "Интеко" и нескольких дочерних структур было направлено несколько встречных исков в отношении финансовых обязательств ряда компаний, входящих в "Интеко-Агро", и они также были сняты.
— Устраивает ли вас то, как было разделено имущество между вами и Еленой Батуриной?
— Условия соглашения строго конфиденциальны, и я не могу вам его показать, могу лишь отметить, что, согласно достигнутому соглашению, общий итог по денежному зачету составил 8,933 млрд руб. (около $350 млн.— Ъ). Это денежный эквивалент моей доли имущества, которую я получил по соглашению, плюс активы в виде компаний, на которых числятся имущество и земельные участки. В итоге при разделе я получил не обремененные долгами активы на сумму не менее $500 млн, при этом с этой суммы уплачены все налоги. Кроме того, согласно этому документу, все немосковские активы, находившиеся в совместной собственности, отошли мне. Всего в соглашении фигурирует 37 активов, на данный момент полностью переданы в мою собственность 22 актива в Сочи и Белгороде.
— Не могли бы вы перечислить некоторые из них?
— Пожалуйста. Например такие, как ЗАО "Волоконовский молочно-консервный комбинат". Земельные участки в Белгородской и Курской областях — всего около 50 тыс. гектаров. Шесть объектов в Сочи, в том числе здание санатория "Известия", ООО "Парк-Сервис", строящийся дом на улице Черноморская. На этом участке я строю порядка 17 тыс. квадратных метров жилья; учитывая, что сейчас стоимость одного квадратного метра в этом городе составляет $5 тыс., прибыль только с этого объекта составит $50-60 млн. При этом переданные мне сочинские активы на данный момент оцениваются в $150-200 млн.
— А что с остальными упомянутыми в соглашении активами?
— В процессе передачи находятся еще 15 юридических лиц. Например, в том же Сочи это ООО КИБ (коммерческий инвестиционный банк.— Ъ) "Сочи", ООО "Матрица". А вот еще один московский актив мне отошел — здание по улице Басманной, дом 18. Там я планирую разместить офис нашей компании, общая площадь здания, которое я там буду строить, составляет порядка 4 тыс. квадратных метров, думаю там еще и хранилище для музейной коллекции поместится (господину Батурину принадлежит коллекция вещей, которые, по его словам, обладают исторической ценностью.— Ъ).
— Как вы планируете распорядиться вашими сочинскими активами? Будете что-то строить?
— Сейчас в Сочи выгодно продавать, а не строить, поскольку там на данный момент просто нереально дорогие участки. Думаю, что оставлю себе санаторий имени Кирова, один объект на Красной Поляне и проект на Малом Ахуне, все остальное, скорее всего, продам.
— Не боитесь на этом потерять?
— Уверяю вас, что уже через год эти же самые объекты можно будет выкупить обратно дешевле, чем та цена, за которую я их продам сейчас. Поймите, что не может физически земля в Сочи стоить дороже, чем на Лазурном берегу,— скоро сочинские участки начнут дешеветь.
— Остались ли у вас с Еленой Николаевной какие-то совместные проекты?
— Нет. Мы абсолютно самостоятельны как бизнесмены. Между нами не осталось никаких разногласий, кроме каких-то формальных деталей. Если мировое соглашение будет выполнено до конца, я не буду настаивать больше ни на чем. Если со стороны Елены Николаевны поступят какие-то просьбы после этого, я с удовольствием их выполню.
— Собираетесь ли вы заниматься инвестициями в недвижимость?
— Если говорить об инвестициях как о спекулятивных операциях на рынке, чтобы на вложенный рубль получить два, то нет, спекуляциями я заниматься не собираюсь. У меня есть большой проект с землей сельскохозяйственного назначения: я являюсь владельцем, подчеркну — не арендатором, а именно владельцем, 150 тыс. гектаров земли в наиболее плодородных регионах России. И эта земля постоянно растет в цене. Сейчас, по моему глубокому убеждению, она недооценена как минимум в десять раз. А раз так, то она гарантированно вырастет в цене, это всего лишь вопрос времени — когда и насколько.
— После разрыва с Еленой Батуриной остались ли у вас друзья на московском рынке недвижимости?
— Есть, конечно, друзья. Более того, многие люди считают себя моими учениками, сейчас многие из них занимают высокие посты. Я иногда могу к ним с какими-то просьбами обратиться, они ко мне. Нет, называть поименно я их не буду. Это как секретного агента сдать.
— А группа ПИК, например?
— Мы знаем друг друга много лет. Я стоял у истоков продажи ПИКу 3-го ДСК, который продавало ему ЗАО "Интеко". Вместе с 3-м ДСК ПИКу отошел и проект жилого микрорайона на Рязанке (в районе Рязанского шоссе.— Ъ). Благодаря этому они — тогда еще совсем не крупная компания — сразу получили 500 тыс. квадратных метров жилищного строительства в Москве. Если говорить непосредственно о дружеских связях, то да, я могу спокойно обратиться в ПИК. Если мне надо будет квартиру купить себе или друзьям, то я уверен, что раз могу к ним без посредников обратиться, то, конечно, без посредников могу и купить.
— Значит, вы все же рассматриваете строительные проекты в крупных городах?
— Только в том случае, если подвернется что-то более или менее удачное, я как нормальный бизнесмен, конечно, не смогу не принять участия в выгодном проекте. Но, на мой взгляд, большие города становятся бесперспективными с точки зрения вложения в них инвестиций и получения максимальной прибыли. В крупных городах норма прибыли будет падать. Единственными игроками в них будут оставаться старые, устоявшиеся компании, имеющие хорошие отношения с местными властями. Более 40-50% годовых уже инвестор в городе-миллионнике не получит. Его норма прибыли зафиксируется на уровне 15-20%. Я считаю, что основное внимание инвесторы сейчас должны обратить на малые города в Южном и Центральном федеральных округах, особенно на населенные пункты, расположенные вблизи федеральных трасс. К таким выгодным объектам можно отнести практически все города Центральной черноземной зоны, Поволжья. Вот для них я прогнозирую увеличение рынка инвестиций, безусловно, с учетом стоимости земли и близости водных объектов. Эти рынки на данный момент сильно недооценены и, я думаю, будут развиваться ускоренными темпами. Главной особенностью развития этих рынков станет то, что там в жилищном строительстве предпочтение будет отдаваться индивидуальным проектам.
— А Москва, которая всегда считалась беспрецедентным по доходности городом для инвестиций в недвижимость?
— Проекты в Москве не рассматриваю в принципе, кроме строительства собственного офиса. Москва в этом смысле бесперспективна. Она государство в государстве, живущее по принципу "сами вкладываем, сами зарабатываем". Она совершенно зациклена на себе, все спекуляции совершает внутри себя. В Москве все происходит по одной ей известным законам. Трудно даже прогнозировать, во что она может превратиться в ближайшие пять лет. По моему мнению, жить в ней будет гораздо менее комфортно, чем в Ставрополе, Пензе или Рязани. С развитием российских регионов основная капитализация будет сосредоточена именно там, как на Западе. Именно потому, что пока рынок земли в России сильно недооценен. Во всем же мире рынок земли, особенно сельскохозяйственного назначения, изначально очень дорогой.
— Как вы считаете, должно ли тогда жилье в Москве подешеветь?
— Дешеветь жилье в Москве должно. Обратите внимание, что основная часть москвичей сейчас проживает в так называемых спальных районах. А кого туда изначально вселяли да, собственно, для кого эти районы изначально строились? Для работников крупных промышленных предприятий, таких как ЗИЛ, АЗЛК. Как вы понимаете, сейчас работа в столице для этой категории населения отсутствует. Сейчас Москве требуются очень специфические услуги — банковские и экономические. Москва стала большой прачечной по отмыванию денег, это единственное, что она делает эффективно. 70% продовольствия в городе ввозное — импортное. Москва перестала быть русским городом. Розничный рынок в Москве поделен между иностранными компаниями, и Россия, надо сказать, этот рынок для себя потеряла.
— В прошлом году вы говорили, что планируете построить три сыроваренных завода стоимостью $50 млн. Вы уже приступили к реализации этого проекта?
— Проект постепенно движется. Мы твердо решили заняться производством сыров твердых сортов. У нас уже заключен контракт с фермерами на то молоко, которое в течение следующего года они будут производить. Строительство заводов тоже начнется в следующем году.
— В прошлом году вы объявляли о создании фонда "Иван Калита", в управление которому планировали передать все принадлежащие вам активы. На какой стадии находится этот проект?
— "Иван Калита" — это компания, управляющая закрытым фондом Fresh Style, который за год вырос на 60%. На данный момент под его управлением находятся активы на 1 млрд руб. В управлении находятся несколько объектов в розничной торговле. У меня есть проект La Scala — это четыре магазина одежды, и оценивается этот актив в €20 млн. La Scala — единственный монополист на юге России по одежде люксовых марок, с которыми у нас заключены прямые договоры. Чтобы вы поняли примерный статус и позиционирование этой сети, могу сказать, что это как "Меркури" для Москвы. Еще этот фонд частично управляет активами в недвижимости, а также еще рядом непрофильных активов, например, медицинским центром по пересадке волос. Сейчас я еще два фонда организую, под управление одного из них перейдут все сочинские активы на сумму более $100 млн, под управление второго — аграрный бизнес на юге России, который пока оценивается в $50 млн. Я говорю только о чистых активах в России, которые не находятся в судебных тяжбах и спорах.
— Создавая управляющие компании, вы планируете вывод своих активов на открытый рынок?
— У нас пока нет потребности в выходе на открытый рынок. Мои свободные активы оцениваются в $300-500 млн. Плюс $50 млн свободных денег. Пока кредиты не нужны.
— Вы вообще не планируете занимать денежные средства?
— Такой вариант возможен, если только буду создавать какие-то новые компании. Но в ближайшее время ничего такого не планирую. У меня и так есть и научная деятельность, культурный фонд, канал "Загадки истории" с Радзинским (историк Эдвард Радзинский.— Ъ). Все эти общественные игрушки остаются, а тот бизнес, что есть, эффективно работает и приносит нормальный доход. Например, "Интеко-Агро" — успешная компания, которая ежегодно увеличивает свою капитализацию за счет правильного использования земли. Земельный фонд, который ей принадлежит, приносит $300 дохода на один гектар, а покупали мы тот же гектар всего за $100. Прибыль я не изымаю, и компания дает 30% годовых, так что если задаться целью продать, то можно это сделать с хорошей доходностью. Этим бизнесом занимаюсь назло правительству и лично министру сельского хозяйства Алексею Гордееву, который на каждом шагу твердит, что сельское хозяйство у нас не может быть прибыльным. Но земля — не станок, на нее в любом случае не начисляется амортизация. Это единственное средство производства, которое отличается от всех других тем, что с годами только дорожает, а его пытаются рассматривать как станки и паровозы. Я вообще считаю, что повышение цен на продовольствие — прямая заслуга господина Гордеева.
— Не жалеете, что ушли из "Интеко" и теперь занимаетесь бизнесом самостоятельно?
— Уход из "Интеко" я считаю единственно комфортным для себя решением по жизни. Люди по-разному оценивают эту житейскую ситуацию, тем более что здесь замешаны родственные связи. Но думаю, что все происшедшее не меняет того факта, что в наших (с Еленой Батуриной.— Ъ) жилах течет одна кровь. Хотя я всегда во всей этой тусовке чувствовал себя слабым звеном. Так сложилось, что я предпочитаю жить попроще. Ни административных, ни политических амбиций у меня нет.