У китайца Лю Минсю необычный путь: из челноков — в меценаты. Начинал с торговли пуховиками и биноклями, а в результате создал крупнейший в КНР Музей русского искусства. Десятки наших художников считают его китайским Третьяковым: он и картины покупает, и построил для российских живописцев в Харбине дом творчества.
Лю Минсю и сам художник: вырезает фигуры из корней. "В причудливом силуэте корнепластики работ Лю Минсю угадываются движения, характерные для приемов каратэ",— говорится в буклете российско-китайской выставки "Встреча друзей", которая прошла в октябре в Москве в ознаменование окончания года Китая в России.
На самом деле ничего от японского каратэ в работах китайца, конечно, нет. Вообще корнепластика, хотя Лю Минсю говорит о ней, как и о международных отношениях, с присущей многим китайцам серьезностью, не главное. Любопытнее путь от мешочника до музейщика, который прошел Лю Минсю. Музей русского искусства в Харбине, который он создал,— это крупнейший частный музей в Китае и одновременно самое большое в стране собрание работ российских художников.
Два берега
Лю Минсю родился в 1964 году в городе Хэйхэ бедной северной провинции Хэйлуцзян — китайской Амурской области. Через километр речной воды, на противоположном от Хэйхэ берегу,— Благовещенск, столица нашей Амурской области. Отец Лю Минсю работал на пароходе, ходившем по Амуру, но никогда этот километр не преодолевал.
При закрытых границах о существовании северных соседей Лю Минсю, его брату, двум сестрам и прочим жителям Хэйхэ напоминали разве только огни, мерцавшие на российском берегу по вечерам, да лай собак, доносившийся, когда стихал ветер. В детстве Лю Минсю учил по-китайски "Катюшу" и "Подмосковные вечера" (сейчас он не прочь душевно исполнить их после рюмки), проходил в школе Чехова и Горького, но Благовещенск, созерцаемый ежедневно, ближе от этого не становился.
Границы открыли в 1988-м. В сентябре того года Лю Минсю впервые на день переправился через реку: в Хэйхэ и Благовещенске и ныне граждане обеих стран могут, по межгосударственным соглашениям, путешествовать без виз (они понадобятся, если есть желание продвинуться далее приграничных областей).
Обитатели окраин обеих империй мгновенно оценили товарно-денежный потенциал своей глухомани. Из России Лю Минсю стал возить баулы с биноклями ("Прекрасная оптика",— вспоминает он) и суконными пальто, как раз по консервативной китайской моде. В обратном направлении переправлялись тюки с кожаными куртками и "найками"-"адидасами" китайского производства, которые разлетались по всему ненасытному перестроечному рынку. Через некоторое время Лю Минсю удалось перейти на следующую ступеньку челночного бизнеса: взяв в банке в кредит 50 тыс. юаней (по нынешнему курсу 1 юань равен 3,5 руб.) и заняв у друзей еще 30 тыс., он открыл в Хэйхэ магазин одежды: там стали закупаться и китайские, и российские челноки-одиночки. Вскоре открыл ресторан и ночной клуб, в котором танцевали полуобнаженные девушки из России. В дополнение к розничной точке была создана своя экспортно-импортная оптовая фирма. К 1994 году оборот бизнеса, утверждает Лю Минсю, достиг 10 млн юаней.
Челночный бизнес процветал в Благовещенске и Хэйхэ, невзирая на все преграды, которые ему пытались ставить таможенные власти. Не разрешат таможенники "туристам" (в графе "цель посещения" работники "народной торговли", как для благозвучия называют челноков в Китае, пишут, естественно, "туризм") ездить через реку чаще, чем раз в восемь дней,— не страшно: в базе данных любого мелкого оптовика много студентов и просто молодежи, готовой за $10 время от времени совершать экскурсию по известному маршруту. Запретят каждому туристу возить с собой более десятка предметов одного наименования (скажем, ботинок) — и это не беда: идет через пассажирский порт "Амурассо" поток людей с сумками, у каждого — 10 ботинок, 10 брюк, 10 курток. За пределами терминала их уже встречают, раскладывают ботинки к ботинкам, брюки — к брюкам. Получаются все те же мелкооптовые партии.
Кое-что, конечно, в челночном деле менялось. Промышленная революция в КНР лишила привлекательности почти все товары из России: наша оптика и пальто там уже не нужны, интересует только сырье, поставки которого не удел челноков. Из Китая же по-прежнему везут и ужасного вида куртки (их на благовещенских оптовках закупают торговцы из нищих сибирских и дальневосточных провинций), и дорогую цифровую технику, и китайский чай: эти товары могут и до столицы добраться.
Но Лю Минсю свернул со столбовой дороги. Едва заработав первые деньги, китайский челнок проявил непонятную для родных и близких тягу к русскому искусству. Ну, или тому, что ему на тот момент (за плечами Лю — только 12 лет обычной школы в Хэйхэ) казалось искусством. Он без особого разбора покупал картины и картинки. Вместе с ними иконки в железных окладах, значки, самовары, часы, матрешек, чеканку — не чеканку даже, а сделанную в советской Грузии давленку-ширпотреб. Но самое странное, что не спекулировал всем этим, как арбатский лоточник, а бережно расставлял "единицы хранения" у себя дома. А в успешном для себя 1994-м арендовал в Хэйхэ помещение в 300 кв. м и открыл для всех желающих бесплатное посещение музея русского искусства. Ну, или того, что он тогда считал искусством.
"В Лю Минсю удивляет не только то, что когда-то всю прибыль от челночества он решил вложить в искусство, но и история формирования его вкуса,— говорит народный художник России Александр Тихомиров.— Он изначально был нацелен на то, чтобы сделать не лавочку, а серьезный музей".
Культурная эволюция
"В Китае, и особенно в провинции Хэйлуцзян, развивается сумасшедший интерес к русским произведениям,— уверяет член Союза художников России Илья Бутусов, живущий во Владивостоке.— Подобно тому как на россиян завораживающе действует все итальянское, китайцев привлекает вывеска "Русский стиль" на магазине. В последние годы в Китае появилось много платежеспособных любителей живописи, и цены на наши работы возросли". Сегодня картины господина Бутусова китайские галеристы приобретают по $2 тыс., его учителя, профессора Вениамина Гончаренко,— по $5-6 тыс.
Работы Александра Тихомирова (он на досках старинных оконных ставен пишет лики святых: впервые начал это делать в 1990 году, а в 1995-м запатентовал название своего направления — "оконопись") покупаются уже и по $15 тыс.
Так было не всегда, и народным художник Тихомиров стал только в прошлом году. В Благовещенск выпускник Строгановского училища, живший в Подмосковье, перебрался в 1984 году. Причины столь радикальной смены места жительства господин Тихомиров не раскрывает, говоря лишь, что бывают ситуации, когда хочется уехать на край света. Первые годы художник бедствовал, его роспись потемневших от времени досок впечатляла лишь узкий круг друзей. "Художники говорили, что это китч, священники — что это вне канона,— вспоминает господин Тихомиров,— но я работал с любовью и на века, и потому уперто".
Десять лет назад Тихомиров познакомился с Лю Минсю, и тот стал покупать его работы. "В России был финансовый обвал, и это помогло Лю Минсю сформировать качественное ядро своей коллекции,— говорит Александр Тихомиров.— Он покупал у русских художников картины очень дешево, но для нас, нищих, это было хорошо". Языковой барьер не помешал Тихомирову и Лю Минсю подружиться. "Лю Минсю стал доверять мне и прислушиваться к моим советам, что имеет смысл приобретать, а что — нет",— рассказывает Тихомиров.
Прислушавшись к одному из таких советов, предприниматель избавился от ночного клуба, непотребные танцы в котором мешали, по мнению Тихомирова, служению китайца музам. В конце 1990-х Лю Минсю настолько увлекся своим музеем, что оставил все прочие виды бизнеса. Денег стало меньше, и в один прекрасный момент для того, чтобы содержать музей, пришлось продать дом: Лю Минсю благодарен своей жене, которая пошла на это без лишних споров. Американские покупатели, утверждает китаец, предлагали ему в этот период $1 млн за всю коллекцию (порядка 2 тыс. экспонатов), но о продаже он не хотел тогда и слышать. Сейчас тем более не хочет.
Прямо по любимой китайской пословице господина Тихомирова "Ибу ибуди — ху ида о муди" ("Шаг за шагом можно достигнуть цели"), китайские власти заметили старания музейщика, из года в год бесплатно организующего всем желающим встречу с прекрасным из России. С 2004 года Лю Минсю на Солнечном острове (развлекательный район Харбина) выделено двухэтажное здание площадью 1,4 тыс. кв. м под музей и трехэтажное (2 тыс. кв. м) — под мастерские художников. Администрация Харбина оплачивает свет, отопление и прочие коммунальные расходы комплекса, которому также выделяется ежегодно 500 тыс. юаней — на зарплату персонала и ремонт.
"Во всей России за последние годы не открылось ни одного музея русского искусства, а власти КНР подобным образом поддерживают частный музей",— замечает народный художник России Константин Петров. Впрочем, подчеркивает Лю Минсю, подобная господдержка частного музея уникальна и для Китая.
Лю Минсю отличается от предпринимателя, делающего на искусстве деньги, добавляет владивостокский художник Илья Бутусов: "Ко мне часто приезжают галеристы, скажем, из Гонконга. Но это совсем другое: они стремятся подешевле купить, чтоб потом продать подороже. А Лю Минсю покупает для музея". Сам китаец, впрочем, утверждает, что он начал продавать некоторые полотна. Однако, по словам господина Тихомирова, Лю Минсю куда более успешный покупатель, чем продавец живописи.
Его коллекция сегодня пополняется не только за деньги. С российскими художниками, приезжающими на творческую дачу в Харбин, заключается договор: они бесплатно живут и еще получают зарплату (3 тыс. юаней в месяц — члену Союза художников, 2,5 тыс.— не члену), и определенное количество картин, написанных в творческой командировке, оставляют музею. Средний срок командировки — два месяца, счет российским художникам, поработавшим в Харбине, идет уже на десятки.
Сейчас в частной коллекции Лю Минсю более 4 тыс. единиц хранения. "Много очень серьезных работ,— говорит Александр Тихомиров.— Например, Лю Минсю приобрел полтора десятка произведений Игоря Обросова, вице-президента Российской академии художеств, одного из крупнейших на сегодня мастеров".
"Что бы со мной ни случилось, я знаю, что моя коллекция имеет народное, государственное значение",— гордится бывший челнок. Денег, правда, говорит он, у него сейчас меньше, чем в бытность оптовиком. Зато жизнь, как он считает, интереснее.