Фестиваль балет
На Другой сцене театра "Современник" в рамках фестиваля "Территория" художественный руководитель балета Большого театра Алексей Ратманский представил премьеру балета "Вываливающиеся старухи" на вокальный цикл Леонида Десятникова "Любовь и жизнь поэта" на стихи Николая Олейникова и Даниила Хармса. ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА сокрушается, что "Старух" больше никто не увидит.
В родном Большом Алексей Ратманский не каждый сезон ставит свои спектакли — поглощен глобальными проблемами ведущего театра страны. Меж тем по вердикту британских критиков московский худрук признан одной из двух "надежд мировой хореографии" (первая, разумеется, англичанин — Кристофер Уилдон). В очереди на хореографа Ратманского стоят ведущие театры мира во главе с New York City Ballet. "Территория" влезла без очереди, предоставив 39-летнему руководителю отличный повод поставить балет "для души". И за 20 дней возникли "Вываливающиеся старухи" — получасовой бурлеск на вокальный цикл Леонида Десятникова.
На "территориальной" премьере за роялем был великолепный Алексей Гориболь, а тенор Марат Гали озвучивал тексты обэриутов. Но балет оттеснил их почти в кулисы — в буквальном и переносном смысле. С первыми же взлохмаченными солистами, выпрыгнувшими на сцену в исподнем (художник Максим Исаев), с выбеленными лицами и томными кругами под глазами, сцену затопил такой буйный поток шуток, приколов, пародий, абсурдных ситуаций и их ошеломляющих разрешений, что вынырнуть из него удалось лишь после финала. Природа хореографического юмора Алексея Ратманского совпадает с поэзией обэриутов, так что главный прием балетмейстера на первый взгляд бесхитростен: он просто иллюстрирует тексты со всей возможной полнотой и точностью.
Эта простота, однако, обманчива: разыгрывая в лицах обэриутские фантасмагории, хореограф так же изощренно работает с балетными формами, как поэты — с литературными. Семи вокальным номерам соответствует семь балетных новелл — одна остроумнее другой. Патетической интонации хармсовской "Старухи" соответствуют бурные па романтичного дуэта с типичными для подобной хореографии аффектированными поддержками и жестами; пародийность страстного адажио подчеркнута ковыляниями патлатой ведьмы на переднем плане, которую в финале вошедшие в раж любовники брезгливо оттаскивают за ноги в кулисы.
Лирического героя олейниковской "Мухи" — престарелого биолога, влюбленного в исследуемое насекомое,— танцует сам хореограф. Трогательную Муху изображает его жена Татьяна, чей "полет" вокруг героя обеспечивают кавалеры, таская ее на руках на манер модели планера (намек на известную миниатюру Леонида Якобсона "Полет Тальони"). В "антисемитском" "Жуке" Николая Олейникова неподражаемый Геннадий Янин в красной косоворотке, окруженный трепещущими "насекомыми" ("канарейкой-еврейкой, божьей коровкой-жидовкой, термитом-семитом, грачом-перхачом"), крутит большой пируэт, как в классической коде, и падает, сраженный ножом коварного "воробья-еврея". А "бабочка", чью "мамочку съели жиды", то и дело сникает умирающим лебедем, зажимая в каждой руке по вееру (явная отсылка к знаменитому номеру Майи Плисецкой "Ave, Майя!").
Почти капустническая легкость и свобода, с которой Алексей Ратманский тасует колоду балетных штампов и общеизвестных шедевров, пересыпая их находчивыми мизансценами, заставляет вспомнить его ранние резвости, вроде номера "Взбитые сливки". Но за приколами нынешнего Ратманского просвечивает трагическая изнанка, хотя, опасаясь открытой патетики, хореограф старательно ее маскирует. В хармсовской "Пассакалье" строй гостей, припав на колено, расстреливает хозяина дома ладошками, сложенными пистолетиком, однако его предсмертный монолог — дерганый, с отчаянными всплесками рук и ног, обильными падениями и нервическими взлетами — вовсе не шуточен. И шалые недотепы, потрошащие птичку в номере "Послание, одобряющее стрижку волос", в разгар экзекуции обретают вполне зловещую пластику.
Молодые солисты Большого танцевали внеплановый балет не просто отменно, но с тем нескрываемым удовольствием, которое доставляет чувство студийности, столь редкое в балете — искусстве эгоцентрическом и ревнивом. Композитор Леонид Десятников, взявший слово перед началом двухчастного вечера, первое отделение которого было отдано его инструментальным пьесам, великодушно отдал пальму первенства балетмейстеру, позавидовав "зрителям, которые балета еще не видели". Теперь впору сочувствовать всем, кто не попал на два "территориальных" представления. Как бы это ни было абсурдно, но на сцену Государственного академического Большого театра "Вываливающиеся старухи" его худрука вывалятся едва ли.