Стремительный рост цен вместо традиционного летнего затишья уже вызвал довольно эмоциональную реакцию российских властей. На эту тему высказались представители практически всех профильных экономических структур — администрации президента, Минфина, Минэкономразвития. Но, похоже, главный рецепт борьбы с инфляцией в ближайшее время останется неизменным — укрепление курса рубля стараниями Центробанка. Насколько эффективен этот рецепт для экономики и нужно ли вообще лечить подобные болезни — это спецкорреспондент "Денег" Петр Рушайло попытался выяснить у первого зампреда Банка России Алексея Улюкаева.
В последнее время усилились разговоры об инфляции, поскольку июльские данные относительно роста цен оказались не самыми оптимистичными. Реально ли, на ваш взгляд, уложиться в правительственный прогноз, согласно которому инфляция по итогам года не превысит 8%? И нужно ли вообще в него укладываться?
— К инфляции, как и к любому другому важному показателю, люди склонны относиться, с одной стороны, слишком формально, а с другой — слишком эмоционально. Нас в начале года избыточно радовало, что динамика цен в этом году существенно лучше, чем была год назад. И, применяя метод экстраполяции, все вдруг начали говорить о каких-то уж очень оптимистических цифрах. А потом во втором квартале эта динамика стала хуже прошлогодней, стали сдвигаться две кривые, показывающие рост индекса потребительских цен, и сейчас расстояние между кривой нынешнего года и прошлого всего 0,3%. И тут стали — опять же из соображений экстраполяции — говорить, что годовая инфляция будет не меньше 9%, а может, и все 10%. С моей точки зрения, и в первом, и во втором случае речь идет о некоторых крайностях, избыточном оптимизме или же пессимизме.
Вопрос же о том, насколько нужно укладываться в параметры начального прогноза, он, скажем так, философский. Во-первых, конечно, правильно мерить инфляцию цепным индексом к соответствующему периоду прошлого года, а не накопленным к декабрю прошлого года. Это точнее и правильнее: жизнь не кончается 31 декабря каждого года. С другой стороны, с точки зрения формирования инфляционных ожиданий важно, чтобы если ставятся какие-то цели, они бы реализовывались, иначе общество будет разочаровано способностью властей контролировать ситуацию. А инфляционные ожидания — это один из важнейших, фундаментальных факторов, который формирует реальную инфляцию. Поэтому в этом смысле важно, чтобы то, что прогнозировалось на год, выполнялось.
Вы не сказали о том, реально ли уложиться в существующий прогноз.
— Я считаю, это реально, и мы не собираемся пересматривать прогноз на этот год. Во-первых, что касается базовой инфляции, она себя чувствует лучше, чем индекс потребительских цен. По ИПЦ разница с прошлым годом — 0,3%, по базовой инфляции — 0,6%, и это устойчивая величина. И если по базовой инфляции уложиться в 7% за год, то мы, вероятнее всего, сможем в целом уложиться в 8%. По базовой инфляции у нас сейчас по итогам июля до 7% осталось еще 3,1%. Не выйти за пределы этой цифры вполне реалистично: конец прошлого года показал, что примерно в таком графике мы можем идти.
Правильно ли я понимаю, что именно на базовую инфляцию в основном влияет то, о чем недавно говорил министр финансов Алексей Кудрин, а именно резкий — более 50% за год — рост объема денежной массы?
— Давайте разберемся. Вообще, инфляция — комплексный, сложный феномен, при анализе которого надо учитывать несколько обстоятельств. Первое и самое главное, и это в основном действительно относится к базовой инфляции: инфляция — это денежный феномен. Все, что происходит в денежной системе, рано или поздно отразится на инфляции. А у нас сейчас наблюдается рост денежного предложения, который связан с двумя базовыми факторами — состоянием текущего счета и состоянием капитального счета платежного баланса. Большое значение положительного сальдо текущего счета связано с тем, что за первые семь месяцев этого года в среднем цена на нашу нефть была $62 за баррель, тогда как предполагалось, что будет $55; а капитального — с тем, что за тот же период приток частного капитала в Россию в виде прямых и портфельных инвестиций и займов составил $65 млрд.
Это привело к тому, что сейчас прирост золотовалютных резервов ЦБ с начала года составляет почти $115 млрд, а такой рост резервов мы прогнозировали по итогам всего года. А резервов больше, значит, и эмиссия больше, и, соответственно, денежное предложение больше. У нас сейчас денежная масса относительно соответствующего периода прошлого года увеличилась на 50%, а в мае были моменты, когда примерно до 60% рост доходил. Уйти же с внутреннего валютного рынка и не покупать валюту Центробанк не может — это привело бы к избыточно сильному укреплению рубля, неприемлемому для значительной части отечественных предприятий.
Конечно, такое положение дел создает условия, благоприятные для ускорения инфляции. Но это не значит, что она обязательно ускорится, потому что есть и другие факторы.
А какую динамику роста денежной массы вы ожидаете в дальнейшем?
— На 1 августа годовой рост был 51%, сейчас, 10 августа,— 50%. Эта кривая — нисходящая, и я уверен, что в конце 2007 года данный показатель будет ниже, чем в прошлом году, когда он составил 49,6%. Кроме того, нужно учитывать и другие обстоятельства, поскольку важно не только предложение денег, но и спрос на них. Спрос же на деньги диктуется прежде всего состоянием экономики. А у нас в этом году рост экономики выше, чем год назад, и выше, чем прогноз. У нас годовой прогноз экономического роста был на уровне 6,5-6,7%, сейчас уже понятно, что будет больше 7%, скорее всего, 7,2-7,3%. В результате существенно растет спрос на деньги, замедляется скорость оборота денег. Растут инвестиции. За полгода рост инвестиций составил 22%, за июль — 27%. Это неслыханный для нас рост. И все это создает основания для того, чтобы рост монетизации экономики не обязательно приводил к инфляционным последствиям. И это второе важное обстоятельство.
Третье, что необходимо учитывать,— события на отдельных товарных рынках. В прошлом году, например, наблюдался сначала очень быстрый рост мировых цен на сахар, а потом их снижение, тоже очень быстрое, причем на десятки процентов. И это статистически значимая величина, влияющая на инфляционные показатели. В этом году у нас из-за погодных условий существенно подорожала сначала овощная продукция, а затем зерновые. Другое дело, что подобные всплески носят локальный характер, они влияют на инфляцию, но соответствующий эффект наблюдается лишь в течение нескольких месяцев. Если ты не дергаешься, если у тебя хватает настойчивости, чтобы долгое время проводить правильную денежную политику, то ты проходишь через это безболезненно.
И наконец, четвертый фактор — политика финансовых властей. Если речь идет о Центробанке, это курсовая политика, процентная политика и политика резервирования; если о правительстве — это контроль цен естественных монополий и т. п.
Вы говорили о потребностях экономики в деньгах. Из нынешних 50% роста денежной массы какая часть соответствует этим самым растущим потребностям?
— Трудно так четко разделить, потому что рост денежной массы — это результат кредитной деятельности банков, и в каком-то смысле все эти деньги востребованы. Вопрос в том, какая получается структура денежной массы. Каково соотношение между наличными и безналичными деньгами, какова скорость оборота денег, насколько длинны сроки инвестиционных проектов, насколько длинны сроки депозитов и т. д. Чем длиннее все эти сроки, тем меньше опасности с точки зрения инфляции.
В целом же можно сказать, что сейчас значительная часть проводимой Центробанком эмиссии востребована экономикой в связи с ростом спроса на деньги. Но часть составляет свободную ликвидность, которая больше всего и толкает вверх инфляцию на коротких временных отрезках. Вообще, когда говорят, что есть какая-то немонетарная инфляция, это неправда. Любая инфляция монетарна, просто все зависит от временного лага. В локальном плане инфляция может вырасти при снижающемся денежном предложении, а может быть и наоборот. Но на длинных промежутках времени в конечном счете результат проведения определенной монетарной политики пробивается через эти локальные отклонения.
Хотелось бы вернуться к тому, о чем недавно говорил Алексей Кудрин. По мнению министра финансов, функции борца с инфляцией сейчас должен взять на себя именно ЦБ, который призван снизить темпы роста денежной массы путем курсовой и депозитной политики. В связи с этим два вопроса. Вы упомянули о действиях правительства. Насколько сейчас они могут быть эффективны с точки зрения снижения инфляции? И второе — насколько эффективны в данном плане действия ЦБ?
— У правительства тоже есть набор разных механизмов. Я считаю, что правительство в прошлом и в этом году многое сделало, особенно с точки зрения регулирования тарифов естественных монополий. И темпы роста тарифов на услуги сейчас невысоки, все достаточно хорошо. Есть еще много чего, что может делать и делает правительство, что оказывает влияние на инфляцию, не являясь напрямую антиинфляционной мерой. Это все, что касается упрощения доступа на рынки, снижения барьеров, это антимонопольная деятельность. Это просто улучшение общего экономического климата. Но косвенно это должно приводить среди прочего к снижению инфляции
А каковы реальные возможности ЦБ?
— У нас есть три инструмента. Первый — это курсовая политика. При прочих равных условиях укрепление номинального эффективного курса рубля означает относительное снижение импортных цен, что, в свою очередь, изменяет структуру спроса на валюту, замедляет оборот денег и т. п. Это, безусловно, эффективная антиинфляционная мера. Правда, она немножко размазана по времени и эффект дает не сразу. Но в целом мы считаем, что на дистанции в один год 1% укрепления рубля — это приблизительно 0,3% снижения инфляции.
Есть политика депозитных ставок, мы ею стали более или менее активно пользоваться в последние два года. Мы создаем комфортные условия для банков, чтобы они избыточную ликвидность размещали у нас без инфляционных последствий. Но при этом мы должны понимать, что эти условия не могут быть слишком комфортными, они не должны провоцировать приток капитала в страну — он и так достаточно большой. Если мы будем неаккуратно повышать ставки, мы со всего мира методом пылесоса привлечем ликвидность, и ничего хорошего не будет. Поэтому мы всегда ориентируемся на то, какие ставки существуют на международных финансовых рынках, какой дифференциал процентных ставок, увязываем это с курсовой политикой и довольно аккуратно меняем ставки по депозитам.
И наконец, есть такой грубый, примитивный, но работающий механизм, как фонд обязательного резервирования. Если мы повышаем уровень резервирования, то часть ликвидности просто связывается в этом фонде и не оказывает влияния на рынок. Но это ухудшает экономическое состояние банков.
И приводит к удорожанию кредита?
— Может привести, а может и нет, это зависит от спроса и предложения. Но просто какая-то часть средств банков перестает быть в числе работающих активов.
В недавно опубликованном на сайте ЦБ обзоре внутреннего финансового рынка за июнь сказано о "снижении Банком России уровня поддержки бивалютной корзины". Проще говоря, ЦБ ускорил укрепление рубля. Можно ли говорить о смене политики ЦБ на валютном рынке?
— Это же мера дискретная, разовая. Действительно, мы в этом году трижды изменяли уровень поддержки бивалютной корзины, один раз в июне. И что? В чем вопрос?
Я встретил данную фразу в обзоре ЦБ. В предыдущих обзорах — по крайней мере, за этот год — ничего подобного не было.
— Подобные действия — один из инструментов, которые мы используем. И мы используем его тогда, когда считаем нужным и когда полагаем, что условия для этого подходящие.
Вы сказали, что излишнее укрепление рубля вредит экономике. Что вы считаете излишним? Глава экспертного управления администрации президента Аркадий Дворкович, например, не так давно называл пятипроцентное укрепление реального эффективного курса пороговым, а мы, похоже, уже к этому порогу подобрались.
— Нет, еще не подобрались. У нас на конец июля накоплено 3,9%. И я полагаю, что по итогам года вряд ли будет больше 5%. Если же говорить о том, что приемлемо, а что нет... Очень уж все эти рассуждения мифологизированы, они мало опираются на какие-то данные. С чисто житейской точки зрения вроде бы понятно, что чем крепче ваша валюта, тем больше вы проигрываете конкуренту. Но вдруг выясняется, что укреплялся, укреплялся рубль, а темпы роста стали увеличиваться именно в тех отраслях, которые от этого теоретически должны страдать, прежде всего в промышленности. Значит, надо смотреть немножко глубже — на то, что же именно импортируется. А тогда выясняется, что растут прежде всего темпы инвестиционного импорта. То есть наши предприятия перевооружаются, а следовательно, снижают издержки и выигрывают у конкурентов.
Поэтому данную проблему надо рассматривать с точки зрения отдельных отраслей и даже предприятий. И тогда мы начинаем видеть, что есть ряд отраслей, на которые укрепление рубля не оказывает негативного влияния. Это услуги, строительство, торговля, транспорт, связь. Больше всего чувствительны отрасли, производящие товары с высокой добавленной стоимостью на потребительском рынке. Автомобилестроение, например. Но опять же если вы автопроизводитель и собираетесь вводить в строй новые производства, то для вас укрепление рубля, возможно, будет выгодно, поскольку вы дешевле купите оборудование.
В целом же со статистической точки зрения считается, что можно совершенно безболезненно допускать укрепление национальной валюты в пределах темпов роста экономики страны. То есть, если в этом году укрепление реального курса рубля останется в пределах 7%, можно, грубо говоря, вообще ни о чем не беспокоиться, забыть об этом. Немножко больше — надо уже считать. Мы исходим из того, что где-то до 10% — зона, неопасная при нынешних темпах экономического роста. Но мы не хотим проверять на прочность экономику и подходить слишком близко к 10%, поэтому ориентируемся на цифру около 5% с возможными небольшими отклонениями.
Подобная ситуация, когда рубль быстро укрепляется, а экономика все равно растет хорошими темпами, наблюдается уже не первый год. Как вы считаете, не пора ли в принципе поменять модель развития и перестать так сильно бояться укрепления рубля?
— Мы об этом всегда говорили. Я лично всегда говорил, что в укреплении рубля нет ничего суперопасного. А есть большое количество мифов, на которые мы, не разобравшись в том, что на самом деле происходит, начинаем ориентироваться. С другой стороны, есть просто конкретные интересы конкретных людей, которые хотели бы заработать больше, чем они уже зарабатывают.
Вы экспортеров имеете в виду?
— Конечно. Плохо укрепление рубля для экспортеров? Конечно, плохо. В том смысле, что лучше заработать сто миллионов, чем пятьдесят. Но там огромный запас прочности, тем более если это сырьевой экспорт. И там у государства есть мощный механизм экспортных пошлин. Вы боитесь, что укрепление рубля окажет на экспортера плохое влияние? Просто снизьте тогда экспортную пошлину. Есть, конечно, экспортеры, для которых укрепление рубля создаст серьезные проблемы. Это прежде всего те, кто работает в рамках межправительственных соглашений. "Рособоронэкспорт", например. Действительно, у них почти все расходы оплачиваются в рублях внутри страны, а поставки за границу описаны долгосрочными контрактами, фиксированными в долларах. Но им нужно помогать другим способом. У государства есть бюджетные средства, оно может субсидировать процентные ставки и т. д. Потому что просто взять и, чтобы у них не было проблем, снизить курс валюты — значит принести пользу им, а также много вреда всем остальным.
Если говорить о вреде для всех остальных, нельзя ли все-таки вернуться к стремительному росту импорта? Есть ли в этом плане резерв укрепления рубля, позволяющий отечественному производителю конкурировать с зарубежным?
— Есть. Именно сейчас мы находимся на той стадии развития экономики, когда очень быстрый темп роста импорта сопровождается одновременно повышением спроса на товары внутреннего производства. И потребительский спрос, и инвестиционный спрос растут так быстро, что в нынешних условиях темпа роста импорта на 40% в годовом выражении все равно появляется дополнительный спрос на внутреннюю продукцию. Правда, это не значит, что так будет всегда. Данная ситуация может быть неустойчивой. Тут нужно быть очень внимательным, все-таки 40-процентный рост импорта — это очень много.
Подобное неустойчивое положение накладывает какие-нибудь ограничения на денежно-кредитную и курсовую политику ЦБ?
— Накладывает. В том смысле, что мы, понимая, что умеренное укрепление рубля не создает тех проблем для экономики, о которых обычно говорят, тем не менее, крайне осторожно к нему относимся, очень внимательно за этим следим и, конечно, не допустим, чтобы это укрепление перехлестывало через, скажем так, пограничные цифры.
Вообще, базовым ориентиром — и не только у нас, а во всем мире — являются темпы роста экономики. Все растущие экономики испытывают периоды укрепления национальной валюты. Мы знаем примеры германской и японской экономик, где по два десятилетия подряд одновременно наблюдался и высокий экономический рост, и укрепление валюты. Это не значит, что надо в точности следовать их примеру, поскольку в каждой конкретной стране существуют свои особенности. Но в качестве общего базового ориентира рассматривать подобные модели вполне возможно.