Власти лежащие

Чем болели российские монархи? Кто, как — и насколько успешно — их лечил? “Ъ” продолжает цикл публикаций об истории становления медицины в России.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Текст: Мария Башмакова

Царь, как известно, помазанник Божий — неудивительно, что народное сознание веками рисовало в воображении подданных самодержца, не знающего недугов. Любые медицинские проблемы первых лиц государства не афишировались. А имеющие доступ к телу проходили строгий отбор.

«Теперь занимаются не столько политическими делами, сколько медициной»

В книге докторов Анатолия Будко и Андрея Шабунина «История медицины Санкт-Петербурга» подчеркивается: «Особое место в системе здравоохранения Российской империи всегда занимала придворная медицина, призванная обслуживать императора, ближайшее его окружение и служащих Придворного ведомства, число которых неизменно возрастало». Придворные медики, как правило, были приглашенными из-за границы специалистами. Они не всегда обладали необходимыми знаниями и мастерством, потому, как пишут Будко и Шабунин, «со второй половины XVI века их начинают принимать ко двору уже по специальным рекомендациям, а за их деятельностью устанавливается всесторонний контроль».

Историк Александр Медведь в книге «Болезнь и больные в Древней Руси: от рудомета до "дохтура"» пишет: «Иностранные врачи в XVI веке <…> при дворе русских царей были скорее дипломатическими посредниками и наблюдателями, собиравшими информацию. <…> "Врачей" (в европейском смысле этого слова) на Руси не существовало вплоть до середины XVII века».

По словам историка, постепенное усиление позиций медиков при дворе связано с именем царя Алексея Михайловича, поскольку «царские врачи-иностранцы теперь занимаются не столько политическими делами, сколько медициной».

Впрочем, наличие заокеанских целителей не отменяло ни молебнов о здравии и церковных таинств, ни обращений к проверенным дедовским средствам.

Когда в 1600 году здоровье Бориса Годунова резко ухудшилось, из-за границы пригласили шестерых докторов. Этот год некоторые специалисты называют началом самостоятельной придворной медицинской службы в России. К моменту, когда российский престол занял Петр I, Придворное ведомство располагало достаточным штатом лиц как мужского, так и женского пола, отвечающих за здоровье особ Высочайшего двора. «Первое место в женских штатах занимали дворовые или верховные боярыни, которыми назначались обычно вдовы, состоящие в родстве с царицей. Особо приближенными считались боярыни, занимающиеся уходом за малолетними царевичами и царевнами»,— пишут Будко и Шабунин.

При Петре придворные врачи стали именоваться лейб-медиками и должны были нести полную ответственность за состояние здоровья царя или того члена его семьи, к которому были приставлены. Лейб-медики сопровождали царя в военных походах, поездках по стране и за границей. Постепенно штат расширялся узкими специалистами вроде лейб-хирурга или лейб-окулиста.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

«Особенная казенка»

Историк Алексей Морохин в книге «Придворная медицина в России в петровскую эпоху. 1682–1733 гг.» рассказывает: «Главные обязанности медиков, обслуживающих царя и его семью, заключались в составлении рецептов и непосредственном контроле над здоровьем монарха. Лекарства для царя хранились в Аптекарском приказе в "особенной казенке" — комнате, запломбированной печатью дьяка приказа, который единственный и имел туда доступ».

Тема здоровья монарха в России была почти или полностью закрытой.

Игорь Зимин приводит в пример болезнь Елизаветы Петровны (колики), о которой будущей императрице Екатерине II ее камердинер сообщил тайно. С коллегой согласен и историк Алексей Морохин: «Тема здоровья царей действительно табуированная, особенно в XVII веке. Тогда о царских недугах знали лишь особо приближенные к царю и его семье. Источники — в основном свидетельства иностранцев. Есть, конечно, некоторая документация Аптекарского приказа, но таких материалов немного. Еще хуже дело обстоит с болезнями женщин-цариц и царевен. Сведений об этом мы практически не имеем. Во многом это связано с тщательным обереганием здоровья цариц и царевен в XVII веке».

К примеру, считается, что наследственное заболевание у Романовых в XVII веке — цинга, но такой диагноз был несколько шире того, что сейчас мы подразумеваем под этим словом. Его могли ставить при болезни сердца, почек и так далее. С болезнями Романовых в веке XVIII гораздо проще — здесь уже есть более четкие признаки недугов. У Петра I был целый букет заболеваний — от проблем с мочеполовой системой до повышенного давления и цирроза печени. У Екатерины I — туберкулез, у Анны Иоанновны — подагра и камни в почках. Вообще, самые распространенные болезни в XVII и XVIII веке — чахотка, повышенное кровяное давление, подагра и камни.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

«Не вдаваться в великую печаль»

Петр I, как пишет Алексей Морохин, любил лично присутствовать при анатомировании трупов и даже считал себя «великим хирургом». «Царь не только позволял медицинские манипуляции с останками своих близких родственников, как это было после кончины жены царевича Алексея Петровича, царицы Марфы Матвеевны, и царевны Екатерины Алексеевны, но нередко и сам в этих действиях принимал активное участие»,— пишет Алексей Морохин. Он же отмечает: царь и сам проводил хирургические операции. Анатомией и хирургией медицинские интересы самодержца не ограничивались — он, как известно, имел страсть к выдиранию зубов и любил удалять зубы своим подданным. Мешок зубных трофеев Петра I хранится в Музее антропологии и этнографии (Кунсткамере).

Интерес Петра к медицине можно объяснить в целом его любознательностью и тем, что сам он страдал от многих недугов.

Историк Михаил Пыляев в книге «Забытое прошлое окрестностей Петербурга» приводит рекомендации, которые Петру I дал врач Лаврентий Блюментрост. Среди прочего велено: «Кушайте на день часто и мало, нежели единожды да много». Также доктор озаботился и психологическим состоянием монарха, советуя «не вдаваться в великую печаль». Петр не был послушным пациентом, хотя, например, на водах не раз искал исцеления, посылая туда своих приближенных. И вообще именно он завел традицию водолечения в России, создав первый курорт.

Камер-юнкер Фридрих Вильгельм Берхгольц записал в дневнике о кончине Петра I, что тот умер на 53-м году жизни «после 13-дневных страданий от каменной болезни и других припадков. За три дня перед тем Его Величеству делали операцию, которая, по-видимому, кончилась так благополучно, что все готовы уже считать его вне опасности». Утром 28 января 1725 года царь скончался в длительных мучениях. Как пишет Игорь Зимин, «по мнению специалистов кафедры урологии Первого Санкт-Петербургского государственного медицинского университета имени академика И. П. Павлова, наиболее вероятной причиной смерти императора послужил уросепсис в сочетании с острой почечной недостаточностью, осложненной уремией вследствие обструкции мочевых путей».

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

«Отворить жилную руду»

Судя по мемуарам, самым распространенным способом лечения вплоть до конца XIX века было кровопускание — процедура, объединявшая и царя, и простолюдина. Как пишет историк Игорь Зимин в книге «Врачи двора Его Императорского Величества, или Как лечили царскую семью», «метод был популярен почти 2000 лет, вплоть до конца XIX века, когда он постепенно вышел из употребления. Целью кровопускания могло быть извлечение "дурной крови", отвлечение или оттягивание крови от больной части тела либо, наоборот, стимуляция притока крови к больному месту или органу. Считалось, что помимо собственно лечебного действия кровопускание мобилизует жизненную энергию».

Доцент кафедры вспомогательных исторических дисциплин и археографии РГГУ, научный сотрудник Института всеобщей истории РАН Кирилл Худин объясняет: «кровопускание, или "отворение жилной руды" начиная с XVII века регулярно практиковалось в царской семье. Выбор дня соотносился с положением планет, и поэтому врачи были еще по совместительству знатоками астрологии, которая носила прикладной характер».

В июне 1643 года царь Михаил Федорович заболел, придворные доктора сначала назначили консервативное лечение, а затем рекомендовали «отворить жилную руду». Обычно подобные процедуры проводили в бане. Доктора после кровопускания назначили диету, включающую свежую рыбу, а вот от редьки, хрена, водки следовало отказаться. «Поскольку все, чтобы связано с царской особой и его семьей тщательно оберегалось от порчи, то кровь — как символ жизненной силы тоже должна была быть защищена». Так, после того как Михаилу Федоровичу «отворяли жилную руду», ее взвесили — она оказалась весом «фунт без четверти» (около 300 граммов), а затем закопали в саду. Как объясняет Кирилл Худин, подобные меры были приняты из предосторожности: чтобы никто не воспользовался царской кровью и не мог навести порчу.

Екатерина II в «Собственноручных записках» вспоминала, как в 14 лет, едва приехав в Россию, заболела простудой. По приказу Елизаветы Петровны ей пустили кровь. «Я очнулась в ту же минуту, как потекла кровь, и, открыв глаза, увидала себя в объятьях императрицы, которая приподымала меня»,— вспоминала Екатерина II, уточняя, что «была между жизнью и смертью 27 дней, в течение которых ей 16 раз пускали кровь, иногда по четыре раза на день». Матушка юной пациентки перенесла кровопускание хуже — упала в глубокий обморок, после того как неловкий хирург не мог попасть в вену.

«Доктора — все дураки»

С хирургами не везло и самой Екатерине. В 1750-е будущая императрица Екатерина II, а тогда — великая княгиня, жена наследника престола, перенесла мучительную операцию. У нее с пять месяцев ныл зуб. В конце концов она попросила лейб-медика Елизаветы Петровны Германа Бургаве вырвать его. Послали за лейб-хирургом Гюйоном. «Я села на пол, Бургав с одной стороны, Чоглоков с другой, а Гюйон рвал мне зуб; но в ту минуту, как он его вырвал, глаза мои, нос и рот превратились в фонтан; изо рта лила кровь, из носу и глаз вода»,— вспоминала в «Записках» Екатерина II. После этой «помощи» пациентка месяц не выходила из своей комнаты, украшенная гематомой. Этот эпизод будущая государыня не забыла: во второй половине 1770-х в придворном штате появились зубные врачи.

В книге историка Евгения Анисимова «Женщины на российском престоле» о Екатерине II сказано так: «У императрицы были непростые отношения с философией и наукой вообще. С одной стороны, она много говорила о пользе знаний и наук, без колебаний предала себя в руки известного врача барона Димсдаля, сделавшего императрице и наследнику осенью 1768 года прививки оспы, а с другой стороны, она считала всех врачей шарлатанами и являлась автором бессмертного афоризма "Доктора — все дураки".

К медицине она относилась со свойственным истинно русскому человеку пренебрежением, суеверно полагаясь исключительно на самолечение.

<…> Смерть подстерегла ее в 9 часов утра, в среду, 5 ноября 1796 года, в Зимнем дворце, в узком коридорчике при переходе из кабинета в гардеробную. <…> По-современному говоря, у Екатерины произошел типичный инсульт». В ноябре 1796 года врачи были не в силах помочь 67-летней государыне.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

«Несите меня во дворец… там умереть»

Как отмечает Игорь Зимин, в клиниках императоры не лечились, только дома. Врачи всегда приезжали в те резиденции, где на тот момент находились пациенты. Во второй половине XIX века, если возникала необходимость использования медицинского оборудования, его разворачивали прямо «на квартире» главы государства.

Самый значительный проект подобного рода был реализован в Зимнем дворце в 1876 году для Александра II, с юношеского возраста страдавшего бронхиальной астмой. Ухудшение здоровья императора повлекло за собой стремление использовать новейшие достижения медицины, не привлекая излишнего внимания. Для лечения государевой астмы непосредственно в Зимнем дворце построили «пневматический аппарат (колокол) для лечения сгущенным воздухом», то есть барокамеру.

Больничные покои, как считают некоторые историки, могли бы дать шанс на спасение Александру II после покушения 1 марта 1881 года. Игорь Зимин рассказывает о том, что происходило с пострадавшим после двух взрывов, цитируя камер-фурьерский журнал, сборник коротких ежедневных записей, которые вели придворные: государь произнес: «Несите меня во дворец… там умереть». Императора, выполняя его волю, погрузили в сани и повезли в Зимний с перебитыми бедренными артериями, не перевязав, не наложив жгутов. Сани были залиты кровью. Очевидцы вспоминали: по дороге император терял сознание от потери крови, которая лилась из оборванных мускулов обеих голеней. А между тем покушение произошло неподалеку от Придворного госпиталя, оборудованного операционной.

Александр III серьезных проблем со здоровьем не имел и пошел по стопам деда (Николай I усердно создавал миф о самодержце-богатыре, формируя образ «железного императора», которому лекари были без надобности).

Врачи при Государе Александре III не были в фаворе.

Инспектор Придворной медицинской части, начальник Императорской Военно-медицинской академии Николай Вельяминов писал об Александре III: «Государь, будучи, как Он думал, всегда здоров, не нуждался во врачебной помощи, не любил лечиться, не особенно верил в могущество врачебной науки и считал медицину "бабьим делом" — уделом спальни и детской, предоставляя все, касавшееся медицины, главным образом, Императрице». Господин Вельяминов объяснял нелюбовь царя к врачам тем, что вблизи него «не существовало влияния разумного, образованного и воспитанного, авторитетного врача».

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Николай II был любящим мужем и отцом: его дневники проникнуты переживаниями по поводу недомоганий близких. По понятным причинам особую тревогу у него вызывал цесаревич, страдавший гемофилий, потому к помощи докторов приходилось обращаться часто. (Николай II, к слову, перемежал записи о здоровье сына упоминанием охоты, демонстрируя умение держать лицо,— что с трудом давалось его супруге.)

Начальник Канцелярии министерства Императорского двора генерал Александр Мосолов книгу мемуаров «При дворе последнего императора» начинает с рассказа о болезни цесаревича. В 1912 году у него открылось кровотечение в паху. Мальчик страдал от боли — был жар. Консилиум врачей — лейб-медик Евгений Боткин, лейб-хирург Сергей Федоров и лейб-педиатр Карл Раухфус — не смогли остановить кровотечение, Федоров при этом планировал употребить «более энергичные средства», но не решился спорить с коллегами.

«Граф Фредерикс, обсудив со мною положение, решил доложить самому государю на другой день о моем разговоре с Федоровым. Однако уже рано утром граф и я узнали, что в апартаментах императрицы и наследника царит большое волнение. Государыня получила телеграмму от Распутина, сообщавшего, что здоровье цесаревича исправится и что он вскоре освободится от страданий. <…> В 2 часа дня врачи пришли опять ко мне, и первое, что они сказали, было о том, что кровотечение у цесаревича остановилось. При уходе я спросил его (Федорова), применил ли он то лечение, о котором говорил. Профессор махнул рукою и сказал, уже стоя в дверях: "И примени я его, при сегодняшних обстоятельствах в этом не сознался бы!" Он поспешно ушел»,— вспоминал господин Мосолов.