Инерция эскалации и логика здравого смысла

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Итак, ракетно-бомбовый удар США по трем ключевым атомным объектам Ирана все-таки нанесен. Со времени акции по устранению иранского генерала Касема Сулеймани в январе 2020 года Тегеран и Вашингтон никогда не были так близки к масштабному прямому вооруженному противостоянию друг с другом.

Конечно, теперь очень многое зависит от иранской реакции на действия США. Здравый смысл подсказывает, что в сложившихся обстоятельствах Тегерану стоило бы проявить максимальную сдержанность в ответных действиях, как это было и пять с половиной лет назад. Иранскому руководству сегодня жизненно важна передышка, хотя бы временный «брестский мир» — нужно собраться с силами и не допустить внутриполитической дестабилизации на фоне негативных для Ирана сдвигов в балансе сил на Ближнем Востоке после 7 октября 2023 года.

Но хватит ли у иранских лидеров политической воли, чтобы переступить через уязвленную национальную гордость и возобновить переговоры с Вашингтоном с заведомо более слабых позиций?

Не менее важен и нынешний настрой 47-го президента США. Готов ли Дональд Трамп ограничиться уже нанесенным ущербом атомной программе Исламской Республики, или же его амбиции теперь простираются в направлении смены политического режима в Тегеране? Понятно, что многие «ястребы» вокруг Трампа — и внутри США, и в союзном Израиле — подталкивают его в направлении «окончательного решения» иранской проблемы. Стоит ли идти на компромиссы с теми, кого можно просто устранить, как когда-то устранили очень авторитетного и опасного для США Касема Сулеймани?

С другой стороны, Дональду Трампу, судя по всему, безразлично, какая политическая система существует в Тегеране. Продвижение либеральной демократии и прав человека не относится к числу его приоритетов. У него нет и особых причин для личной неприязни к верховному лидеру Али Хаменеи и тем более к считающемуся прозападным президенту Масуду Пезешкиану. В этом смысле Трамп принципиально отличается, например, от Джорджа Буша-младшего, воспринимавшего иракского лидера Саддама Хусейна как своего личного врага, а существование его персоналистского режима — как незавершенную вендетту, оставшуюся 43-му президенту США в наследство от его отца, 41-го президента Джорджа Буша-старшего.

В Белом доме должны понимать, что разрушение нынешней политической системы в Тегеране навряд ли привело бы к утверждению там стабильного проамериканского режима.

Скорее в таком случае Иран превратился бы в «неудавшееся государство», в своего рода вторую Ливию или второе Сомали времен ожесточенных гражданских войн в этих странах. Учитывая размеры и географическое положение Ирана, негативные последствия реализации такого сценария, в том числе и для самих Соединенных Штатов, несомненно, оказались бы куда более масштабными.

В Белом доме должны учитывать и другое обстоятельство. Американская ближневосточная стратегия последних лет имела своей целью формирование израильско-арабского альянса для противостояния «иранской угрозе». Полное устранение Тегерана с политической сцены региона одновременно устранило бы и один из главных стимулов для арабских стран соглашаться на квазисоюз с Израилем в рамках продвигаемых Трампом «соглашений Авраама». Более того, «окончательное решение» иранского вопроса неизбежно вернуло бы в центр ближневосточной повестки дня палестинскую проблему, для которой у Дональда Трампа пока не нашлось сколько-нибудь реалистических решений.