Российские банки вскоре получат новый источник капитализации в лице Евразийского банка развития (ЕАБР), участниками которого являются Россия и Казахстан. На ближайшее заседание наблюдательного совета банка выносится недавно одобренная правлением концепция, разрешающая ЕАБР входить в капитал коммерческих банков стран-участниц. О том, почему ЕАБР взялся за решение этой макроэкономической задачи, Ъ рассказал председатель правления банка ИГОРЬ ФИНОГЕНОВ.
— Аналогичными функциями будет наделен банк развития, создающийся на базе Внешэкономбанка (ВЭБ). При этом ВЭБ не скрывает, что таким образом решает проблему создания собственной инфраструктуры в регионах. Для ЕАБР это также актуально?
— Мне кажется, что у нас с ВЭБом все-таки разные подходы. Хотя если говорить о российских банках, в капитал которых мы планируем входить, то это будут региональные банки. Но в регионах нам нужна не сеть, нам требуется, чтобы в обмен на инвестиции в капитал банк помогал реализовать стоящие перед нами задачи. Если мы предоставляем кредиты, то они должны идти на развитие трансграничной торговли, которая является основой экономической интеграции. Мы не можем исходить исключительно из критерия прибыльности, приобретая акции банков. ЕАБР не Renfin (инвестфонд, входящий в группу "Ренессанс".— Ъ), который входит в капитал банков только потому, что этот сектор демонстрирует устойчивый рост. Мы преследуем другую цель — развитие банковской системы на постсоветском пространстве. Речь идет о разного рода техническом содействии, передаче технологий банкам, которые в этом нуждаются, в том числе в области ипотеки, микрокредитования.
— У вас уже есть на примете российские банки, акции которых вы готовы приобрести?
— Алгоритм будущих приобретений мне уже понятен: Зауральский регион, банки, которые активно проявляют себя в трансграничной торговле, например УРСА-банк, Ханты-Мансийский банк. Однако никаких конкретных переговоров с банками мы пока не вели. Что касается размера пакета, то все будет зависеть от размера банка и ряда других факторов. Но в любом случае мы должны присутствовать в совете директоров, а значит, скорее всего, будем покупать пакет, близкий к блокирующему.
— Но ведь до сих пор ЕАБР предпочитал финансировать проекты в третьих странах. Вы меняете стратегию?
— Не совсем. Есть ряд интеграционных проектов, которые будут осуществляться по большей части на территории России. Допустим, проект создания транспортного коридора Брест--Урумчи. Имеется в виду транспортный коридор, который предполагает ускоренное перемещение по железной дороге грузов от Бреста по территории Белоруссии, России и Казахстана до китайской границы и дальше в Китай. Это очень масштабный проект, предполагающий модернизацию путей, выпуск новых типов грузовых вагонов, создание автоматической системы контроля за прохождением грузов и их сохранности и т. д.
Что касается наших проектов в третьих странах, то это связано с тем, что страны--участницы ЕАБР хотят работать в соседних странах. Яркий пример — это Киргизия и Казахстан. Казахстанский капитал очень активно входит в Киргизию. Но я уверен, что он бы туда шел еще более активно, если бы делал это вместе с таким банком, как наш. Мы же заинтересованы в максимальном расширении участников банка: на территории стран-участниц банк сможет более свободно вести свои проекты. Вхождение страны в капитал ЕАБР дает нам юридическую базу для работы на ее территории в качестве международной организации, то есть позволит пользоваться теми иммунитетами, которые отличают ЕАБР от коммерческих банков.
— В том числе безналоговым статусом?
— Да. Хотя я считаю, что это не главное. Тут заложена другая философия. Мы всегда стараемся привлечь в проект частный капитал, стать, если хотите, катализатором для прихода частных денег. А для частного капитала требуется определенная защита, политический иммунитет, позволяющий оградить его от экстремальных ситуаций, которые иногда случаются на постсоветском пространстве. Есть предприниматели из России, которые говорят: "Хотим идти в Узбекистан, но побаиваемся, лучше это сделать с вами: у вас статус, который позволит нам чувствовать себя спокойнее". Наш статус, предполагающий постоянный контакт с местными властными элитами, позволяет решать проблемы на любом уровне, сказать, какой проект будет воспринят на ура, а какой просто не пойдет. Если ко мне придет, к примеру, представитель игорного бизнеса и предложит открыть в Таджикистане казино, тогда я проконсультируюсь с местными властями, ну а потом аргументировано объясню ему, насколько это реально.
— Что касается расширения состава участников ЕАБР, с какими странами ведутся переговоры и в какой стадии они находятся?
— Надеюсь, до конца года мы услышим о новых участниках ЕАБР. Когда родилась идея создать этот банк, было заявлено, что он открыт для других акционеров. С самого начала мы исходили из того, что Россия и Казахстан — лидеры интеграционных процессов на постсоветском пространстве. Они выступили инициаторами создания банка, к которому будут присоединяться новые участники. Условие присоединения только одно — согласие страны с теми документами, которые были приняты при образовании банка, то есть с соглашением об образовании ЕАБР и его уставом. Поэтому любая страна, которая хочет работать с банком более плотно, может стать его участником. Я лично встречался с руководством Белоруссии, Киргизии, Таджикистана и Армении. Это те страны, которые проявили интерес к участию в банке, и контакты с ними уже находятся в разной степени продвинутости. На мой взгляд, ближе всех подошли к участию в банке Киргизия и Белоруссия. Другие страны также проявляют интерес: такой мощный инструмент, как региональный банк развития, нацеленный на постсоветское пространство, интересует многих. Например, Узбекистан и даже наблюдателя в ЕврАзЭС Украину. Причем речь идет не только о странах СНГ, но и Восточной Европы и Азии.
— Планы привлечь новых акционеров вызваны необходимостью повышения капитализации ЕАБР или какими-то иными, скажем, политическими мотивами?
— На сегодняшний день заявленная капитализация банка $1,5 млрд позволяет нам решать поставленные цели. Конечно, капитал ЕАБР должен расти, и в том числе за счет резервного фонда, создающегося из прибыли банка. Есть и другие механизмы, например кредиты стран-участниц, субсидированные кредиты. Однако значительное увеличение капитала банка — это задача 2009 года, не раньше. Я бы также сказал, что необходимость вступления в банк новых участников обусловлена не политическими, а экономическими причинами. В соответствии с уставом банка решения о его участии в проектах на территории стран, не являющихся участницами ЕАБР, являются прерогативой совета. Это несколько удлиняет процедуру принятия решений. Если бы страна была участником ЕАБР, решение о предоставлении финансирования под проект на ее территории, не превышающего 10% от собственного капитала банка (на сегодняшний день это $62 млн, что для того же Таджикистана очень большая сумма), принималось бы на уровне правления.
Условно участников любого банка развития можно разделить на две группы: участники-доноры и участники-реципиенты. Доноры деньги вкладывают, но сами либо мало пользуются ими как заемщики, либо вообще не пользуются. Пример — Всемирный банк, где основным акционером являются США, которые сами не пользуются его средствами. В нашем случае Россия и Казахстан — участники-доноры: они не рассчитывают на средства ЕАБР. Сейчас положение этих стран стабильно, и наши средства будут направлены в те проекты, которые не реализуются коммерческими банками или национальными банками развития, на те же интеграционные проекты.
— На какую долю в капитале могут рассчитывать новые участники? Россия сохранит за собой контрольный пакет?
— Это выяснится в результате переговоров. Но, очевидно, следует ориентироваться на какие-то объективные вещи, в частности на размер экономик. Если сравнивать экономики Киргизии и Казахстана, Армении и России, то они отличаются в разы. Не каждая страна в состоянии найти $1 млрд для внесения в капитал банка, как это сделала Россия. Обязательным условием членства в ЕАБР является полностью оплаченный взнос. Однако размер доли, на мой взгляд, не принципиален. Наш устав максимально учитывает интересы будущих миноритариев. В него заложен баланс, который позволит миноритариям не чувствовать себя где-то на обочине, они могут быть уверены в том, что их голос будет услышан.
— Вы не боитесь попасть в ситуацию, которая сложилась в Международном инвестиционном банке (МИБ), на базе которого Россия предложила создать международный банк развития? Страны-участницы блокируют этот проект, несмотря на то, что у России контрольный пакет.
— Чрезвычайно боюсь. Это ситуация тупиковая. Это и было причиной, почему Казахстан и Россия создали новый институт развития. В международном банке должны быть страны-лидеры, которые тянули бы вперед этот паровоз и давали возможность банку развиваться. Но нам подобный кризис не грозит, поскольку устав ЕАБР был разработан с учетом негативных моментов, которые проявились в МИБе и МБЭС (Международный банк экономического сотрудничества.— Ъ). В частности, мы отказались от системы голосования, при которой одна страна имеет один голос вне зависимости от доли участия в капитале банка. У России в ЕАБР сейчас две трети голосов, у Казахстана — одна треть. Кто сколько оплатит, столько и будет голосов.
— В чем принципиальное отличие ЕАБР от других институтов развития, например Европейского банка реконструкции и развития (ЕБРР)?
— ЕБРР, к примеру, декларирует, что работает только с частным капиталом, а Азиатский банк развития — исключительно под гарантии правительства. Мы же смотрим на ситуацию шире. ЕАБР может работать с любым инициатором проекта, любым видом собственности, без госгарантий — на основе принципа проектного финансирования. В тех проектах, которые мы финансируем, участвуют и частные компании, и государственный капитал, и международные организации, и правительственные.
— Получается, вашим заемщиком может стать буквально любой участник рынка?
— Принципы отбора прописаны в специальном документе — "Положении об инвестиционной деятельности", утвержденном странами-участницами. Банк нацелен на реализацию устойчивых средне- и долгосрочных проектов с окупаемостью до 15 лет. Банк финансирует проекты, в которых заемщиком оплачивается не менее 20% общих потребностей проекта в инвестициях. Как правило, наше участие должно быть не менее $30 млн при общем бюджете проекта $100-150 млн. Максимальных ограничений нет — только достаточность капитала банка. Сегодня наш капитал составляет $620 млн, то есть один заемщик может максимально получить $124 млн — не слишком много, учитывая масштаб межгосударственных проектов, в которых мы собираемся участвовать. В связи с этим проблема наращивания капитала перед нами рано или поздно возникнет. С другой стороны, мы серьезно проработали процесс передачи рисков на рынок. Будем продавать наши кредиты через выпуски связанных облигаций, а у себя на балансе держать только те риски, которые нас устраивают. При продаже кредита будем брать премию за то, что держали первичный риск. Эта премия может исчисляться по-разному — к примеру, мы готовы входить в капитал компании--оператора проекта, чего сих пор мы не делали.
— Это правда, что банк рассматривает дополнительный перечень проектов на сумму более $4 млрд? Где вы собираетесь привлекать такие средства?
— Мы действительно приглашены к реализации ряда инфраструктурных проектов — модернизации Экибастузской ГРЭС-2 в Казахстане, строительству Сангтудинской ГЭС-1 и Рогунской ГЭС в Таджикистане и каскада Камбарутинских ГЭС в Киргизии. Это масштабные проекты, они разбиваются на несколько подпроектов — строительство самой станции, поставка оборудования, строительство новых ЛЭП, распределение электричества по регионам. Есть крупный проект в рамках межгосударственных соглашений между Россией и Казахстаном по развитию атомной отрасли — создание технологических цепочек от добычи урана до атомных станций. На сегодняшний день я о средствах не беспокоюсь. Ресурсов у нас сегодня хватает. Если мы достигнем того показателя, который запланировали, то есть $4-4,5 млрд к 2010 году, это уже что-то. Свой капитал мы держим в ликвидной форме. И он будет нашей подушкой защиты от рыночных неожиданностей и страховкой для наших кредиторов.
— Вы хотите сказать, что не инвестируете капитал банка в проекты?
— Совершенно верно. В проектах мы используем только привлеченные средства.
— Как привлекаете средства? Под гарантии стран-участниц?
— Под имя. Берем в долг под свой рейтинг. Спасибо министрам финансов России и Казахстана, которые общались с рейтинговыми агентствами и заверили их, что банк поддерживается на самом высоком политическом уровне. Сегодня рейтинг банка находится на уровне суверенного российского и выше казахстанского, а агентство Moody`s вообще присвоило нам рейтинг выше суверенного российского. Конечно, мы вынуждены идти навстречу кредиторам и частично отказываться от иммунитета. Но такова общепринятая практика для институтов развития. Это нормально.
— Получается, что преимуществом ЕАБР перед коммерческими банками являются более дешевые деньги?
— Да. Это такая же разница, как между российским суверенным заимствованием и заимствованием коммерческого банка, работающего в сфере проектного финансирования, например Альфа-банка или "Уралсиба". Другое дело, что у нас есть определенные требования к заемщику. Мы ведем те проекты, в которые коммерческий банк не сразу пойдет — добыча урана или строительство гидроэлектростанций... У нас жесткие критерии отбора проектов.
— В чем они состоят?
— Реализуемый с нашим участием проект должен дать эффект устойчивого роста для региона, содействовать формированию там сбалансированной экономики и повышения благосостояния населения. Все это можно посчитать, например, увеличивается ли в ходе его реализации занятость населения или нет. Если увеличивается, то насколько? Набираем временных низкоквалифицированных рабочих или создаем основу для привлечения квалифицированных? Каковы налоговые поступления от этого проекта? И так далее. Проекты должны также иметь интеграционный эффект, вести к росту товарооборота и взаимных инвестиций стран-участниц. Проекты, в которых уже участвует банк, к 2010 году генерируют рост взаимного товарооборота между Россией и Казахстаном на $1,6 млрд и рост взаимной торговли на $800 млн. Наконец, проекты должны предполагать эффект развития рыночной экономики, развивать частный сектор, единые рынки стран-участниц.
— Но ведь все это макроэкономика, а как банк на этом может заработать? Вы хотя бы обеспечение кредита требуете?
— Если речь идет о проектном финансировании, обеспечением является сам проект. Когда гидроэлектростанция уже построена, турбина запущена, с этого момента в проект придет любой коммерческий банк. Но до момента ее сдачи в эксплуатацию ни один коммерческий банк не может позволить взять на себя такой риск. А мы можем, потому что у нас есть специфические возможности — экспертиза, политический мандат... Принятие решения об участии в таком проекте происходит, если руководство страны, где он реализуется, готово взять на себя политическую ответственность. Если говорить о той же Киргизии, внешний долг которой превышает ее годовой бюджет в десятки раз, то работать там можно только на таких условиях.
— Ваших кредиторов не смущает такой подход к выбору заемщиков? Кстати, кто является вашими кредиторами?
— Нет. Наши кредиторы понимают, что статус банка позволяет нам решать многие проблемы, с которыми не справятся коммерческие банки. Тем более что мы занимаемся только экономически состоятельными проектами. Сейчас у нас кредитов примерно на $150 млн, которые предоставил синдикат более 30 крупных международных банков. Мы также сотрудничаем с другими банками развития в рамках синдикаций при финансировании крупных проектов, например строительства Орловского тоннеля и западного скоростного диаметра в Санкт-Петербурге (к этому проекту проявляют интерес Европейский инвестиционный банк — старейший банк развития в Европе и Nordic Investment Bank). В такой синдикации уменьшаются риски и происходит обмен опытом: не секрет, что каждый банк развития имеет специфическую экспертизу.
— ЕАБР работает с инвестфондом?
— Нет, но мы ищем механизмы взаимодействия. В нашем уставе в принципе прописана такая возможность, да и статус банка — я имею в виду иммунитет от судебного преследования на территории стран-участниц — гарантирует сохранность доверяемых нам средств. Другое дело, что российский инвестфонд не предполагает реализацию проектов вне России.
— Как акционер Номос-банка, что вы думаете об отказе банка от IPO в пользу стратегического партнера в лице чешской PPF Group? Говорят, вы были не слишком этим довольны?
— С одной стороны, мне, как акционеру, жаль, что акции Номос-банка не будут котироваться на бирже. С другой стороны, стратегический партнер может привнести в бизнес банка гораздо больше. Особенно, если речь идет о внятных партнерах, а чехи доказали свое умение эффективно работать на местном рынке. Кроме того, они плотно работают с итальянцами по страховому бизнесу, в том числе в России. Я уверен, что такое сотрудничество может иметь серьезную перспективу для Номос-банка. Я не говорю уже о том, что есть эффект экономии размеров. Если установить правильный баланс между двумя ветвями бизнеса — ритейлом (ХКФ-банк) и корпоративным и инвестиционным банком (Номос-банк), можно добиться серьезного синергетического эффекта. Главное, что у новых партнеров Номос-банка есть драйв, есть желание экспансии.
— Как распределятся доли в холдинговой компании, которой будут принадлежать оба банка?
— Распределение долей в управляющей компании будет происходить после завершения оценки активов и бизнеса обоих банков. А поскольку оценка будет производиться, исходя из полугодового баланса, сделка завершится не ранее конца года. Возможно, под управление УК перейдет ряд других бизнесов банков, например лизинговые компании, что-то еще.
— Есть мнение аналитиков, что в конце концов банки сольются в единую структуру. Это так?
— Маловероятно. Брэнды будут развиваться независимо друг от друга, а банки — работать в разных секторах рынка. Это действительно стратегическое партнерство. Система отношений двух банков абсолютно ясна, потому что ХКФ-банк предлагает ту линейку продуктов, которой у "Номоса" никогда не было и никогда не будет.
— Вы планируете продавать свою долю в УК?
— В перспективе — да.