премьера кино
К столетию Варлама Шаламова телеканал "Россия" выпустил сериал Николая Досталя "Завещание Ленина", популяризирующий менее знаменитого, но более жесткого, чем Александр Исаевич Солженицын, классика лагерной литературы. При адаптации к телевизионному формату судьба одного из самых страшных русских писателей подверглась неизбежному приглаживанию и романтизации, к которым с пониманием отнеслась ЛИДИЯ Ъ-МАСЛОВА.
Наивно было бы ожидать, что телевизионный фильм сможет хоть отчасти передать то впечатление мемуаров из ада, которое производят "Колымские рассказы" Варлама Шаламова. Максимум, на что тут можно рассчитывать, что хотя бы некоторые подробности личной жизни писателя, той небольшой ее части, которая прошла на свободе, будут переданы с терпимой долей художественного вымысла. В начале каждой серии авторы пытаются присягнуть на верность реальным событиям и вставляют в качестве общего эпиграфа цитату из шаламовского рассказа "Перчатка", которая разносится над рядами заснеженных безымянных могил, уходящих за горизонт: "Были ли мы? Отвечаю: 'были' — со всей выразительностью протокола, ответственностью, отчетливостью документа". Можно поспорить, насколько точно выбраны эти строки для фильма о человеке, вообще слово "мы" не очень любившем, а после первой из своих трех отсидок окончательно пришедшем к уверенности, что "идеальная цифра — это единица".
Единица, к сожалению, совершенно не подходящая цифра для сериала, в котором по законам жанра должны разыгрываться роковые страсти, безвыходные любовные треугольники и экзистенциальные дуэли. В то же время нельзя сразу отпугнуть непривычного зрителя лагерной фактурой — надо сначала подготовить. В порядке такой подготовки в преамбуле "Завещания Ленина" показана надпись на воротах советского концлагеря "Труд — дело чести, дело славы, дело доблести и геройства", которую сам Шаламов сравнивал с аналогичным афоризмом "Каждому свое", встречавшим узников Освенцима.
Однако внутрь, за гостеприимные лагерные ворота, авторы сериала зрителей благоразумно не приглашают, во всяком случае, в первых сериях, и начинают действие в Москве 1960-х, где подорвавший здоровье на приисках Шаламов (Игорь Класс) страдает мигренями и бессонницей, спит под клетчатым пледом и пользуется колоссальным успехом у женщин, чутких к хорошей литературе и уникальной мужской харизме. Многолетняя подруга Шаламова архивистка ЦГАЛИ Ирина Павловна Сиротинская, которой посвящены многие шаламовские рассказы, сначала закамуфлирована под Елену Павловну Северскую (Елена Руфанова), сотрудника журнала "Юность", а потом и вовсе начинает раздваиваться, когда в сюжете нарисовывается девушка Зоя из общества книголюбов (Инга Стрелкова-Оболдина). Безусловной удачей сценаристов Юрия Арабова и Олега Сироткина следует считать эпизод, в котором две поклонницы Шаламова, блондинка и брюнетка, встречаются на набережной и пытаются уличить друг друга в стукачестве. "Служите давно?" — "А вы сами-то в каком чине?"
Одной из девушек Варлам Шаламов дает почитать свои мемуары, которые ложатся в основу одной серии, посвященной вологодскому детству героя. Здесь намеренно сглажено сложное и скорее неприязненное отношение Шаламова к своему отцу-священнику (Александр Трофимов), который учил исповедующихся прихожан читать Дарвина и Линнея и прописывал от страха смерти обливание холодной водой из колодца. Зато есть сатирический коллективный портрет избалованных политических ссыльных, жертв царизма, которые ночами пьют и играют на гитаре, а днем разглагольствуют о пользе исправительных работ на свежем воздухе, после чего просят детей священника, принесших им пирожки, помыть накопившуюся у них посуду.
Такой же комический групповой портрет представляют собой юные московские троцкисты, играющиеся в подпольщиков и называющие друг друга сугубо конспиративными кличками: Молния, Громобой, Мцыри. В эту дурную компанию роковым образом попадает в 1927 году студент московского юрфака Шаламов (Владимир Капустин), легкомысленно согласившийся распространять "Завещание Ленина", то есть засекреченное письмо к XII съезду, где Ленин предупреждает о грубости и капризности Сталина, предлагая сместить его с занимаемой должности. В принципе авторы картины не педалируют отвратительность советской власти: по их версии, в том, что Шаламов провел большую часть жизни в лагерях, виноват не столько общественный строй, сколько предопределение индивидуальной судьбы. К тому же драматург Арабов, как человек с магическим мировосприятием, не мог не подпустить мистики: когда уже вроде бы ускользнувший от советского правосудия Шаламов собирается опустить в почтовый ящик покаянное письмо, из-за которого его арестовывают второй раз, к нему подходит нищенка, советующая письмо не отправлять, но он ее не слушает.
Традиционное сравнение Шаламова с Солженицыным создатели картины решили тоже не использовать в качестве предлогов для склок, несмотря на то что оба сидельца высказывались друг о друге без особого энтузиазма. Наверное, можно было бы автора "Архипелага ГУЛАГа" и вовсе не упоминать, но для массового сознания солженицынское подтверждение шаламовского авторитета слишком ценно. В одной из первых серий "Завещания Ленина" Шаламов высказывает Солженицыну по телефону свою экспертную оценку: "Около санчасти у вас ходит кот — невероятно для настоящего лагеря: его давно бы съели". А потом, нежно попрощавшись: "Александр Исаевич, жму вашу руку", как бы мимоходом обещает прислать полный разбор "Одного дня Ивана Денисовича". Пару серий спустя какой-то редактор добавляет: "По признанию самого Солженицына, его опыт шарашкиной отсидки несравним с 20-летним заключением Шаламова на Колыме". И это, похоже, самый сильный аргумент, которым располагают авторы фильма, не имеющие просто физических возможностей передать без ущерба для зрительской психики, что же там такое с Шаламовым на Колыме происходило.