премьера балет
На сцене Московского театра оперетты прошла премьера балета "Ходжа Насреддин", поставленного в балете "Москва" хореографом Эдвальдом Смирновым. Этот "феерический балет-мозаика в двух отделениях" превзошел самые смелые ожидания ТАТЬЯНЫ Ъ-КУЗНЕЦОВОЙ.
Балет "Москва" состоит из двух трупп — классической и современной. До сих пор главными ньюсмейкерами были "современники" — они получали "Золотые маски", в то время как отстойные "классики" безнадежно топтались на задворках московской балетной жизни. Худрука балета "Москва" Николая Басина такое положение явно не устраивало. И вот реванш — мировая премьера оригинального двухактного балета "Ходжа Насреддин", поставленного петербургским доцентом-хореографом Эдвальдом Смирновым на специально написанную музыку Павла Турсунова, сыгранную симфоническим оркестром "Маэстро" под предводительством дирижера Константина Кримца. Все творцы явно горды своим детищем: в программке так и написано — "неподражаемая хореография".
Собственно, с хореографией как раз наоборот, она подражает сразу всем клише: скудной советской эстраде с ее немудрящими пританцовками; балетному стилю ориенталь с руками, вывернутыми ладонями вверх, и ногами, сложенными по-турецки в адажио; детскому утреннику с его непременным бегом на месте и драками с пинками-оплеухами. А вот жанр балета — политическая комедия с актуальными аллюзиями — стал безусловным ноу-хау авторов.
В либретто, написанном Эдвальдом Смирновым по мотивам книги Леонида Соловьева о Ходже Насреддине, нет сколько-нибудь связной истории, что не мешает автору-хореографу с помощью художника по костюмам Екатерины Афанасенковой развернуть перед зрителем ряд острогражданственных зарисовок из жизни простого народа и властных структур. Население изображено в виде стада баранов, морды которых нарисованы на капюшонах, закрывающих кордебалетные лица в эпизодах особо сильного угнетения. Для пущей достоверности кордебалет косолапо сучит ножками и держит ручки копытцами. Алчный ростовщик оголяет бедняков до комбинезонов телесного цвета с помощью персонажа по имени Человеконожницы, то есть буквально воплощает метафору "остричь, как овцу".
Государственно-олигархический капитал олицетворяет эмир — карикатурный коротышка в стилизованном халате, накладной бороде и орденской ленте через плечо. Самодур заставляет раболепных прихвостней лизать себе ноги и бьет телохранителей по яйцам. Для прояснения актуальности образа окружение эмира одето по-современному: телохранители в черные пары, изнеженные олигархи в белые костюмы, женский эскорт в прозрачный шифон, и все в темных очках.
Менее отчетливо обрисован главный герой. От необходимости показать его многостороннюю натуру образ Ходжи Насреддина автор расчленил на собственно человека и его осла. Человеку-Ходже приходится довольствоваться ролью лирического воздыхателя, развивая вполне бесплодный роман с бедняцкой дочерью Гюльджан. А вот антропоморфное животное не только заводит трех длинноухих детей от местной зеленщицы, но и узурпирует основные функции народного героя, находчивого остроумца и защитника угнетенных. Кульминацией революционной деятельности осла становится его обличительный монолог (не пластический, разговорный), в котором фигурирует Касьян-ага, построивший себе дворец, а также Зураб-бей, разбавляющий лекарства ослиной мочой.
Среди животрепещущих деталей балета стоит отметить явление на бухарском базаре матрешки в парандже, а также добродушного "лица кавказской национальности", бодро торгующего гранотометом и короткоствольным автоматом. Первый так и не находит сбыта, а вот компактный автомат охотно засовывает в чемодан Ходжа, покидающий город после победы над угнетателями. Этой победе посвящена одна из самых поэтичных сцен балета. Под лирические переборы музыки "бараны" скидывают капюшоны, берут в распрямившиеся копыта мотыги и лопаты и замедленно, как в рапиде, начинают крушить ими головы олигархов. Хореограф постарался выстроить мизансцену поразнообразнее: то толпа вздымает на руках хрупкую сельскую труженицу, погружающую мотыгу в висок эмира, то на первый план выпадает ударенная лопатой по горлу нарядная красавица, то телохранители картинно корчатся под градом ударов. Надо сказать, эта сцена вызвала неподдельный энтузиазм немногочисленной публики: раздались наконец дружные аплодисменты, крики "браво" и даже "автора". На крики в синем бухарском халате вышел сияющий дирижер.