фестиваль танец
В рамках VII открытого фестиваля искусств "Черешневый лес", организованного Bosco di Ciliegi в партнерстве с Би Лайн, израильская Kibbutz Contemporary Dance Company показала на сцене Театра им. Моссовета спектакль "Ecodoom". Апокалиптические эпизоды экологического балета произвели на ТАТЬЯНУ Ъ-КУЗНЕЦОВУ вполне благоприятное впечатление, в отличие от юмористических.
Труппа израильских кибуцев — одна из старейших и почтеннейших в этой повально танцующей стране — приезжает в Москву не впервые и каждый раз производит сильное впечатление. Уж очень здорово — мощно, предельно профессионально и экспрессивно — танцуют ее артисты, самозабвенно претворяющие в жизнь любые фантазии своего шефа, хореографа Рами Беэра, руководящего труппой с 1996 года.
"Ecodoom" нельзя назвать публицистическим балетом, хотя в его названии соединены "eco" ("экология", а также "эхо") и doom ("судный день", "разрушение"). К счастью, хореограф избежал прямолинейности Мориса Бежара, как-то выпустившего на сцену танцовщиков в противогазах в спектакле на схожую тему. По мнению господина Беэра, эхо судного дня раздается в человеческих душах. Ключевую метафору спектакля — истерзанную женщину, втиснутую в кубик метр на метр, из которого растет радостное апельсиновое дерево — можно расшифровать так: корни всего сущего — в человеке, от его деятельности и зависит окружающая жизнь.
Сам же спектакль выстроен по обычному методу Рами Беэра — как череда контрастных эпизодов на заданную тему. Главное его украшение — свет. Бьющий с колосников толстыми струями; режущий из кулис худосочными ромбами; прокладывающий узкие тропы вдоль и поперек темной сцены, деформирующий фигуры и лица танцовщиков. В любовных эпизодах спускается задник с алой, светящейся в темноте морковкой-фаллосом и темной круглой кляксочкой рядом. Во фрагментах, которые можно трактовать как путешествие по культурным слоям земли, возникает золоченая рама, из которой и являются персонажи. Три чудика в стилизованных халатах шаолиньских монахов и в кожаных шлемах старинных летчиков будут манипулировать керосиновыми лампами, пока один из них вдруг не запустит гопака — сделает пару присядочных "закладок" и разножку. Там же, в раме, пара, похожая на инопланетян, изображенных древними инками, разыграет половой акт — такой же условный, как половые признаки, нарисованные на их комбинезонах.
Жанровые сцены, призванные разрядить апокалиптический месседж спектакля, на деле лишь разваливают действие: юмор — не самая сильная черта хореографа. Куда лучше ему дается убийственный напор экстатического танца или не менее убийственная механистичность массовых перестроений. Одна из самых сильных мизансцен — когда многофигурный строй обоеполых танцовщиков безликой змеей проползает по сцене, поглощая всех встреченных на пути.
Современному человечеству Рами Беэр отказывает в любовных утешениях — оба разнополых дуэта спектакля построены на соперничестве и непонимании. Только один агрессивен, полон резких толчков, падений и подчеркнуто некрасивых поддержек; а другой — с вернувшимся солдатом — печален и безнадежен: мужчина, прошедший войну, не способен дать женщине тепла, которого она так жаждет.
Заканчивается "Ecodoom" вполне макабрически: с колосников сыплется бумажный снег, и во вьюжных порывах этой ядерной зимы выписывает почти русские кренделя с руками, лихо заломленными за затылок, какое-то средневековое воинство, похожее на одичавший народ из романа Стругацких "Трудно быть богом". Но макабра могло быть и побольше — все-таки балет про "судный день" сконструирован слишком рационально и умозрительно. Так и видишь автора, предлагающего своим актерам поколбаситься позабористее, а потом из их импровизаций составляющий текст балета — гладкий и просчитанный, как конструкция Lego.