премия архитектура
Лауреатом премии Притцкера, главной архитектурной награды мира, стал 73-летний британский архитектор Ричард Роджерс. Почему классик хай-тека получил ее только сейчас, объясняет ГРИГОРИЙ Ъ-РЕВЗИН.
Ричард Роджерс — 31-й лауреат премии, учрежденной в 1979 году фондом Hyatt, который возглавляет владелец мировой гостиничной империи Томас Притцкер. Официальная церемония награждения и вручение чека на $100 тысяч состоится в Лондоне 4 июня 2007 года.
Сообщение о решении притцкеровского жюри, безусловно, новость, но как новость ее воспринять трудно. Главное чувство, которое испытываешь, узнав об этом,— удивление. Как, оказывается, Ричард Роджерс не был лауреатом Притцкера? Это прямо совсем странно. Он прославился еще в 1971 году, когда в соавторстве с Ренцо Пьяно выиграл конкурс на Центр Помпиду в Париже,— с тех пор центр уже и построили, и дважды реконструировали. Ренцо Пьяно получил премию Притцкера еще в 1998 году. В его бюро начал в 1965 году свою карьеру в Лондоне сэр Норман Фостер — этому премию дали еще в 1999-м. У него же начинала работать Заха Хадид — она стала лауреатом в 2005-м. Через его мастерскую прошла вся генерация сегодняшних европейских звезд, он просто крестный отец сегодняшней архитектурной мафии глобализма. И, оказывается, у него не было Притцкера! Просто уму непостижимо!
Нет, конечно, притцкеровское жюри иногда дает премии каким-то архитекторам, заслуги которых относятся к весьма давним эпохам. Среди лауреатов, скажем, Оскар Нимейер (1988), автор города Бразилиа, или Йорн Утзон (2003), автор Сиднейской оперы — проекты и того, и другого сделаны в конце 1950-х годов. Однако Ричард Роджерс отличается от них, он архитектор сегодняшней, а не прошлой эпохи. Достаточно напомнить, что именно ему британское правительство поручило проектирование главного здания "милленниума" — "Купола тысячелетия" на окраине Лондона, на крышу которого падал Пирс Броснан, когда в последний раз был Джеймсом Бондом. Так что Ричард Роджерс был тем, кто официально открывал для человечества новое тысячелетие в архитектурном смысле.
И почему-то, как выясняется, его всегда пропускали. Надо полагать, в списках претендентов на Притцкеровскую премию (которые всегда закрыты) он болтается уже лет пятнадцать, но каждый раз премия его обходила. Это заставляет как-то не по-праздничному взглянуть на его архитектуру. Вопрос не в том, почему получил премию основатель хай-тека, а в том, почему он не получал ее раньше.
Принцип хай-тека в архитектуре довольно прост и восходит к определению Ле Корбюзье: "Архитектура = машина для жилья". Ричард Роджерс понял этот принцип очень буквально, и в архитектуре стал максимально подчеркивать то, что роднит ее с машиной, то есть механизмы. Во-первых, раму, на которой все крепится, во-вторых, все системы жизнеобеспечения (водопровод, канализация, воздуховоды и кондиционеры, электрика), которые он стал выводить на фасад здания, чтобы их было хорошо видно, в-третьих, те элементы здания, которые можно заставить двигаться — козырьки, жалюзи, эскалаторы, двери. А то, что архитектуру от машины отличает — недвижные стены,— стал уничтожать, заменяя их сплошным остеклением или металлическими панелями. В результате здание стало походить на завод — прямоугольную конструкцию из стальных стержней, опутанных проводами и трубами для доставки того, чего в нем нужно, и удаления того, что уже не нужно.
Ставка здесь была на совершенство технических решений, которые должны привлекать внимание к зданию сами по себе. В этом есть своя логика. Скажем, принято бесконечно восхищаться какой-нибудь сложной технической деталью швейцарских часов, например, турбийоном, и платить большие деньги за обладание ею. Почему современный калоизмельчитель, который позволяет располагать санузлы не рядом со стояками, а где удобно, и является техническим изобретением, ничем не уступающим по сложности турбийону, должен вызывать меньшее восхищение? А лифты? Это же чудо техники, они разгоняются и замедляются с неимоверной быстротой и так, что тебя почти никогда не тошнит! И останавливаются там где надо — куда нажал кнопку, туда он тебя и привез.
Но почему-то оказалось, что сами по себе технические достижения хотя и радуют, но все же не являются достаточными для того, чтобы признать знание шедевром. Роджерс построил десятки научно-исследовательских центров, банки, офисы, аэропорты, суды, даже несколько жилых домов, и каждое его здание вызывало некоторое восхищение в узком кругу архитектурных журналов, но настоящим хитом не становилось. Исключение составляют Центр Помпиду, который был первым зданием хай-тека, однако здесь его опередил Ренцо Пьяно, и Центр Ллойд в Лондоне (1993), который, надо сказать, действительно очень изящное здание, но слишком камерное рядом с тем, что стало принято строить в Лондоне в 90-е.
Я бы сказал, что причиной этой сдержанной реакции на творчество господина Роджерса являлось то, что он слишком хороший инженер и довольно скромный шоумен. Достаточно взглянуть на унылый "Купол тысячелетия", который по сути является цирком шапито, поражающим своими размерами и длиной канатов, но очень раздражающим километрами грязного брезента. Редкое тысячелетие удавалось встретить такой неказистой палаткой. Основной принцип архитектуры Роджерса — "здания должны быть читаемыми: зритель должен сразу понимать, как они построены". В его постройках присутствует некоторая излишняя ясность. Скажем, его ученик Норман Фостер берет и изгибает козырек крыши здания так, чтобы солнце, проходя мимо него, заглядывало в окна в течение максимально долгого времени, и рассказывает, что экономит таким образом много электричества. Учитывая, что в Лондоне не очень много солнечных дней, а чтобы сделать такой изгиб кровли, нужно истратить столько энергии, сколько здание не сэкономит за все время своего существования, это довольно бессмысленное действие. Зато каждый, кто видит здание, как раз не понимает, почему оно так устроено, потому что соотносит его не с движением планет, а в лучшем случае с движением автобусов (этот изогнутый козырек Фостер сделал в здании автовокзала в Лондоне). Так что в здании есть некоторая загадочность. А у Роджерса сразу все ясно. Вся загадочность заключается только в том, чтобы определить, по какой трубе идут электрические сигналы, а по какой — вода, и это довольно быстро понимаешь по звуку.
Это излишне честный мастер. Любой маркетолог объяснит вам, что если вы хотите сделать утюг, такой очень честный утюг, который всем своим видом будет рассказывать, что он утюг и ничего более, то вы можете рассчитывать на ограниченный сектор рынка, представленный многодетными матерями со строгими принципами. А утюг для более широкого спектра потребительниц должен содержать в себе что-то необъяснимое, таинственное, какую-то отгонялку злых духов неглаженности и призывалку добрых духов поглаженности. Ричард Роджерс делает все свои здания по принципу "это офис, только офис, и ничего более офиса", поэтому не может рассчитывать на внимание широких масс членов разнообразных жюри.
Все его ученики и последователи стали делать из хай-тека чудеса, таинственных техногенных идолов, и, видимо, поэтому его все время и обходили. Ну а в этом году архитектурные чудеса временно кончились. И пришлось давать премию крепкой инженерной основе современности.