выставка архитектура
В Мраморном дворце, отвечающем за современное искусство филиале Государственного Русского музея, открылась выставка "Архитектура: ad marginem". Никакого отношения к издательству она не имеет, но менее провокативной от этого не становится. Провоцирует она и художников ("а подумайте-ка на тему архитектуры"), и зрителя, которому никакой такой архитектуры не показывает — сплошь фантазии, утопии, вавилонские башни. На самую концептуальную выставку питерского сезона отправилась КИРА Ъ-ДОЛИНИНА.
Выставка получилась большая и очень разношерстная. Около десятка залов и больше двух десятков участников. Поколения самые разные — от настоящих классиков вроде Ивана Фомина или Александра Никольского до нынешних хулиганов и насмешников. В промежутке — кто и что угодно: плакат Георгия Клуциса, бумажная архитектура из коллекции Юрия Аввакумова, руины Валерия Кошлякова, чемоданные башни Ольги и Александра Флоренских, "авангардистские" объекты Леонида Борисова или Игоря Шелковского, дом-мухомор Игоря Макаревича, ужимки "версальской" маркизы Владислава Мамышева-Монро, многочисленные фотографии, компьютерная графика, дома из карт и фишек домино, дома-корни, дома-гнезда из макарон, дома пустые и дома обитаемые.
Вся эта художественная "свалка" формирует собственные законы восприятия. То, что настоящей архитектурой вроде бы является — стадион Кирова на рисунках его автора Никольского, например,— из реальности уплывает, оборачивается нежнейшей и наивнейшей утопией. Зато то, что ни на какую реализуемость не претендует (проекты "бумажников", башня из слайдов Петра Белого), оборачивается изящными проектами, которые столь же сумасбродны, сколь и представимы в, прямо скажем, ирреальном мире современного отечественного строительства. Собственно же реальность (та, которая за стенами заповедного Мраморного дворца) только подтверждает эти парадоксы: стадион Кирова сровняли с землей ради японского чуда-юда, а новогодняя кукуруза, что выбрали на роль башни "Газпром-сити", так ей как раз самое место на подобной выставке — блестит, сверкает, никого не пугает.
Никаких прямых аналогий со всем этим наболевшим кураторы выставки себе не позволяют. Скорее наоборот — тема архитектурной утопии, не претендующей ни на какое прямое соотношение в реальностью, заданная не кем иным, как великим визионером Пиранези, развивается здесь последовательно и зачастую совершенно неожиданно. Так, например, хитом выставки стала никому до сих пор не известная картина никому в общем-то не известного художника-фантаста 1930-х годов генерала-майора инженерно-технических войск и профессора Георгия Покровского — спиралевидная башня с антенной в небо на тревожном темном фоне со всполохами то ли вполне себе электрических молний, то ли божественного гнева. Недаром ведь из барочных облаков выскальзывает свидетелем всего этого научно-фантастического безобразия самый что ни на есть настоящий ангел. Без ангела — иллюстрация к чему-то вроде "Гиперболоида инженера Гарина". С ангелом — чистейший воды апокалипсис из советских научпоповских журналов.
Идея второй архитектуры как параллельной реальности, реальности, существующей в виде маргинальных вроде бы "заметок на полях", не обязательных ни для архитектуры, ни для изобразительного искусства, в рамках которого эти объекты существуют, отработана на этой выставке с блеском. Это тот тип экспозиции, на отсутствие которого в поточной продукции большинства отечественных музеев часто сетуют критики. Здесь всем двигает концепция, а не наличие в фондах неких вещей, которые хорошо было бы показать. Творческий заказ, данный современным художникам командой Отдела новейших течений Русского музея во главе с Александром Боровским, был воспринят благодарно — результаты налицо. Однако выставка как таковая могла бы быть и меньше, и больше — суть ее от этого не изменилась. Интонация, заданная "классиками", неожиданные вещи хрестоматийных вроде бы авторов первой половины прошлого века, отражение их идей и привнесение идей собственных художниками иных поколений — все это мелодия, оркестровки которой вполне могут разниться. Подобные выставки, к сожалению, редки, но зато потенциально конвертируемы на иные площадки. А это то, чем музейный мир сегодня живет и что на самом деле дорогого стоит.