премьера театр
Санкт-Петербургское театральное товарищество "Комик-трест" сыграло в выставочном комплексе "Ленэкспо" премьеру "малобюджетного театрального блокбастера" "Спам для фюрера". МИХАИЛ Ъ-ТРОФИМЕНКОВ наблюдал, как за два часа три актера при помощи видео и пингвина рассказали историю ХХ века.
Мимы, 15 лет развлекавшие публику меланхоличной, философской клоунадой, явились после долгого перерыва в совершенно новом качестве. Нежные клоуны разыграли жестокое зрелище, которое, очевидно, можно назвать первой в России антиглобалистской мистерией. Сквозной сюжет "Спама" — мировая война, отнюдь не закончившаяся в 1945-м. Эстетика напоминает о политбуффонаде Бертольта Брехта и "театре жестокости" Антонена Арто, но только вооруженных электронной техникой.
"Спам" — спектакль в той же степени, что и фильм. Действие разыгрывается одновременно на сцене и на огромном мониторе, на который проецируется видеоряд, созданный руководителем театра Вадимом Фиссоном. Древнейшие театральные приемы пантомимы и акробатики, которыми "трестовцы" владеют как никто другой, или мотивы декадентского кабаре ничуть не противоречат новым технологиям. "План 'Барбаросса'" — компьютерная игра, презентуемая фюрером. Политолог (Игорь Сладкевич), несущий тягостный бред, грамматически безупречно выстроенный изо всех клише эпохи "суверенной демократии", выпрыгивает из телевизора, чтобы украсть бутылочку пива у зрителя, а потом оборачивается Гитлером.
Вроде бы неуместный Терминатор из компьютерной стрелялки блуждает по полям Великой Отечественной. На отчаянные призывы Родины-матери (Наталья Фиссон) пособить огоньком телефон штаба отзывается нежным голосом автоответчика. "Авторадио" информирует, что на Рублевке из-за падения вражеского бомбардировщика наблюдается скопление бронетехники. По ленд-лизу поступают гамбургеры, партизаны пьют фанту. Последние ветераны, один со 2-го Белорусского фронта, другой — из 2-й танковой дивизии Гудериана, делятся валидолом, наконец-то завершив свою войну, а за их спиной, снова, как в Берлине 1920-х, черные знамена скинхедов идут в уличной потасовке на красные знамена нацболов. Нина Хаген встречается с Александром Вертинским, "Ночной портье" — с "Космической одиссеей".
Происходящее на сцене непредсказуемо: Гитлер может оказаться одиноким менеджером, исполняющим, как Чарли Чаплин в "Золотой лихорадке" — танец булочек, танец офисных кресел с воображаемой возлюбленной. А Терминатор, скинувший маску,— просто Николаем Кычевым, внезапно пускающимся в монолог а-ля писатели-"деревенщики" о своей пинежской родине. Непонятно, что такое содержалось в гамбургере, который слопала, оросив самогонкой, героиня, но в лесу прифронтовом ей является пингвин-поводырь (Татьяна Филатова), ведущий потрепанного, но не менее, чем прежде, агрессивного странника-Гитлера.
Их неуклюжий танец попрошаек в духе "сами мы не местные" настолько жуток, что Родина-мать с облегчением встречает, как доброго знакомого, очередного солдата вермахта, которому, как и всем его соратникам, ловко ломает шею. Актеры говорили, что пингвин появился из распространенной в желтой прессе легенде о Гитлере, не погибшем в Берлине, но скрывшемся на подледной базе в Антарктиде. Но и соглашались с другой трактовкой: "пингвин" — синоним другого слова на ту же букву, обозначающего крах всего и вся. А спектакль получился именно о том, что вся кровь, вся любовь, вся музыка ХХ века оказалась ни к чему: пришел полный пингвин.