выставка раритеты
В Государственном историческом музее (ГИМ) открыта выставка "Любовь и эрос в античной культуре" — редкий для наших музеев пример выставки, куда детей водить непедагогично. Причем не столько в силу того, что античность без фиговых листочков способна запросто травмировать неокрепшую психику, сколько потому, что внятного рассказа на заявленную тему там все равно не углядишь. Так, по крайней мере, показалось СЕРГЕЮ Ъ-ХОДНЕВУ.
Сделали эту небольшую выставку в основном на базе гимовского собрания (поэтому большая часть древностей — из Северного Причерноморья), хотя для солидности привлекли и ГМИИ имени Пушкина, и Эрмитаж, и Государственные музеи Берлина. Исторический музей не преминул с гордостью отметить, что выставка "на подобную тему" проводится в России впервые, что отзывается еще и привкусом застенчивого опоздания: только в начале XXI века, выходит, мы доросли до того, чтобы узнать, как же у античных людей все обстояло с эросом.
Это опоздание при близком знакомстве с выставкой ощущается еще более отчетливо. Такую выставку хорошо было бы сделать лет так 14-15 назад, когда рассказы про сексуальные обычаи прошлых эпох казались не просто занятной клубничкой, а путем к воссоединению со всем цивилизованным человечеством. Легко себе представить учительницу истории, которая инициативно собирает старшеклассников и отважно — надо же просвещать молодое поколение — пытается поведать им про любовь и секс в греко-римском мире. Но поскольку дидактического материала на эту животрепещущую тему у нее нет, урок свой она строит на пересказе избранных сюжетов из "Легенд и мифов Древней Греции" Куна.
Таким вот доморощенным актом культурно-полового воспитания и смотрится выставка. Эротика в античной культуре (почти тысячелетие человеческой истории) — тема необозримая. Рискуешь быть погребенным под грудой и фактуры, и исследовательской литературы — от трудов немецких филологов-педантов XIX века до структуралистских работ про всякое "конструирование сексуальности". Предъявленный же на выставке материал лишь констатирует с грехом пополам, что в искусстве древних часто изображаются разнообразные влюбленные (открытие, бесспорно, достойное главного исторического музея страны), а иногда и похабень всевозможного свойства — то по культовым соображениям, то по чисто развлекательным.
Ладно еще сосуды со сценами совокуплений (то разнополых, то однополых, а то и вовсе зоофилических), ладно еще понятное обилие фаллосов — пускаемых в дело, торжественно одиноких, гарцующих, летающих или даже строящих глазки окружающей действительности (как в вазописном сюжете "Девушка с кратером, наполненным фаллосами с маленькими глазками"). Но когда посетители видят картинку с женщиной, удовлетворяющей себя с помощью заостренного основания амфоры, выражение здорового почтения к греко-римским древностям сменяется у них на лицах забавной растерянностью.
Однако процент неприличного не так уж велик — львиную часть экспозиции составляют предметы, которые к теме эроса имеют отношение в лучшем случае отдаленное. Например, какая-нибудь строго сжавшая губы скульптурная женская голова выступает поводом порассуждать о тяжкой женской доле в античной Греции, а многочисленные краснофигурные сосуды с мифологическими сценами выставлены с тем остроумным обоснованием, что большая часть греческих мифов — про любовь: в таком случае любую музейную коллекцию древнегреческого искусства можно объявить выставкой "Любовь и эрос в Древней Греции".
Древней Грецией не ограничиваются — вдоль одной из стен выстроились мраморные скульптуры XIX столетия, которые (за исключением одинокой Афродиты Каллипиги, то есть Прекраснозадой) могут поведать в крайнем случае про любовь и эрос в эпоху классицизма или эклектики. Больше всего трогает, что среди них выставлена копия "Кающейся Марии Магдалины" Антонио Кановы, под которой не указаны ни скульптор, ни изображенный персонаж, а скромно написано: "Девушка".
Впечатление от очаровательной неприкаянности кураторской мысли подкрепляется замечательными экспликациями, за которыми так и слышатся добрые интонации школьной учительницы. Про исполинский каменный фаллос деловито отмечено, что он "трактован суховато, с долей натурализма" (следует придирчивый разбор степени натурализма), а про гомерически блудящую группу товарищей с вазовой росписи, напротив, с чувством сообщается, что они не просто так, а "воплощают свою преданность идеалам любимой богини". Хочется добавить — горячую и беззаветную преданность. К которой, несомненно, прилагается и чувство глубокого удовлетворения.