Мел Гибсон столько заработал на "Страстях Христовых" (Passion of the Christ), собравших в общей сложности больше $600 млн, что понятие риска, в том числе финансового, для него больше не существует и терять ему решительно нечего. Поэтому в "Апокалипсисе" чувствуется редкая авторская свобода: всегда приятно видеть человека, который, как один из самых популярных персонажей господина Гибсона Безумный Макс, не боится ничего, в том числе сесть в лужу, рассуждая о том, о чем мало кто располагает достоверной информацией. Режиссер к тому же не особо рассуждает, а наглядно показывает, как оно было, с видом завзятого экскурсовода по странам и эпохам: вот так, товарищи, распяли Христа, а вот так, обратите внимание, начался закат цивилизации индейцев майя.
Не секрет, что все великие цивилизации закатываются одинаково и примерно в одном и том же направлении. При этом больше всего страдают ни в чем не повинные частные лица, тихо-мирно занимавшиеся своими повседневными делами — в случае с индейцами майя, например, охотой и рыболовством. Сходство признаков заката любой великой империи, неизбежно роющей яму самой себе, позволяет Мелу Гибсону проводить параллели между гибелью цивилизации майя и нынешней политической ситуацией в Америке. Возможность воспринимать происходящее в аллегорическом смысле несколько облегчит положение гражданственно обеспокоенных зрителей, которым бытовых сценок из индейской жизни покажется мало для духовного насыщения. Между тем эти сценки довольно грамотно покрывают широкий эмоциональный спектр. В целом выходит, что семейные коллизии и шуточки человеческие мало меняются с течением веков, так что индейцы мимикой и жестикуляцией напоминают вышедшую на перекур компанию менеджеров среднего звена, от которых они отличаются разве что отсутствием галстуков и геометрическими рисунками на ягодицах.
Показав, чем жизнь индейцев майя походила на современную, режиссер приступает к описанию, чем же она в принципе отличалась,— прежде всего уровнем жестокости, а также простотой и неформальностью человеческих отношений. Кульминационный в фильме ритуал экзекуции разворачивается на фоне внушительных ацтекских пирамид и включает демонстрацию еще трепыхающейся жертве ее же собственного пульсирующего сердца с торчащими, как оборванные провода, сосудами.
Это только кажется, что режиссер гонит своего чудом избежавшего смерти героя по джунглям, заставляя прыгать в водопады и тонуть в болотах, для того чтобы вернуть его в семью. В итоге же выясняется, что на самом деле Ягуарова Лапа бежит не от преследователей к жене и сыну, спасая свою маленькую индивидуальную жизнь. Он несется со всех ног, спешит и падает с исторической миссией — выбежать на берег навстречу кораблям Колумба, который все это время, пока индейцы по мере сил закатывали свою прогнившую цивилизацию, неторопливо подкрадывался к ним. И вот тут-то впервые становится по-настоящему страшно, потому что, увидев белые паруса с красными крестами, Ягуарова Лапа разворачивается на 180 градусов и говорит родственникам: "Э, нет, мы пойдем в лес, искать новое начало. Догоняй, Бегущая Черепаха" — и тут-то все сходится: и греческое слово "apocalypto", как раз и означающее "новое начало", и издевательское имя индейского ребенка, способное сойти за метафору цикличного исторического развития.