гала-концерт балет
В Музыкальном театре имени Станиславского и Немировича-Данченко четырехчасовым гала-концертом отметил свой четвертьвековой юбилей журнал "Балет". Журнал, по признанию его главного редактора Валерии Уральской, "живет любовью к искусству". "Бескорыстной", проскальзывало в речах ведущего гала Сергея Коробкова. И, к сожалению, безоглядной, считает ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА.
Режиссеры явно старались придать празднеству оттенок жизнерадостной непринужденности — и даже отчасти преуспели. Не вовремя запущенные фонограммы, несрабатывающий микрофон, подслеповатые кинокадры, размытые групповые фотографии неких застолий, юмористические мизансцены в виде танцующих людей, обмахивающихся журналом "Балет", как веером,— от всего этого так и веяло незатейливостью домашних посиделок.
Скорбную ноту внес в программу "семейный альбом": на большом экране под грифом "Редакция и редакционная коллегия" были явлены фотографии покойных редакционных знаменитостей — от Раисы Стручковой (первого главного редактора журнала, скончавшейся относительно недавно) до Петра Гусева, умершего еще в 1987 году. Видимо, их незримое духовное руководство текущим балетным процессом сказалось на программе концерта, состоящей из хореографии времен их молодости. Современность же обращалась к теме смерти напрямую — к примеру, прощание умирающей Маргариты с Арманом (Наталья Лядовская и Георги Смилевски) из недавнего балета "Дама с камелиями" в постановке Дмитрия Брянцева. Или новый номер "Сицилиец" на музыку из "Крестного отца", в котором Анастасия Волочкова, вся в золоте, пускает в ход свои женские и профессиональные данные, чтобы обольстить покойника (эффект в том, что публика до самого финала не догадывается, что балерина танцует с трупом, и непостижимое хладнокровие Рината Арифулина приписывает его высоким моральным качествам).
Печальную тему усугубил приступ самобичевания, необъяснимо и несвоевременно поразивший часть поздравляющих. Ректор Московской академии хореографии заставила своих учениц исполнить вальс снежинок в постановке Василия Вайнонена — и ничто лучше этого труднейшего кордебалетного танца не могло бы разоблачить вопиющую безграмотность ее подопечных. Номер "Гавот", некогда поставленный Иваном Хлюстиным для Анны Павловой, зачем-то вытащил из небытия руководитель Санкт-Петербургской консерватории Никита Долгушин. И если бы на кавалере вместо фрака и зеленых трико была морская фуражка и шарф, а дама сняла бы капор, этот жеманный флирт вполне бы сошел за свадебный танец Остапа Бендера с мадам Грицацуевой. Ну и зачем, спрашивается, так безжалостно крушить иллюзии почитателей всего прекрасного?
На празднике, как и положено от века, плясали русскую — и ансамбль "Гжель", и студенты кафедры хореографии народного творчества, и были эти "русские" неотличимы, как арбатские матрешки. С индивидуальностями вообще оказалось как-то слабовато. Возможно, потому, что на юбилее бескорыстного журнала артисты выступали тоже бескорыстно и среди статусных персон таковых практически не нашлось. Мариинский театр прислал Майю Думченко с Сергеем Поповым исполнить дуэт Джерома Роббинса из балета "В ночи". Такой тонкий и чувственный номер испортить трудно. Но суховатым петербуржцам это удалось: они исключили малейший намек на интимность и подчеркнули заковыристость поддержек. Сделано это было, вероятно, из патриотизма: ведь единственный западный номер концерта не должен был выглядеть лучше отечественных. Большой театр делегировал самую молодую и модную пару: Наталью Осипову и Ивана Васильева в па-де-де из "Дон Кихота". Обоим лучше танцевать соло — адажио с его турами, обводками и поддержками (не говоря уж о партнерском контакте) их явно тяготит. Но если юный Иван, сбыв партнершу с рук, сумел показать все, ради чего его взяли в Большой в этом сезоне (и поразительное вращение, и высоченные прыжки), то обласканная критиками госпожа Осипова станцевала с корявой небрежностью, непростительной для классической балерины.
В контексте этого макабрического вечера неожиданно символично прозвучал старый номер Дмитрия Брянцева "Дорога". Там по лучу, пересекающему сцену по диагонали, мучительно ползет женщина-калека (Наталья Крапивина), используя согнутую ногу, как костыль. Ей навстречу, не замечая ее корчей, с каменной бестрепетностью шествует полуобнаженный Аполлон (Георги Смилевски). На минуту их дороги скрестятся, они даже покувыркаются вместе, и Аполлон испытает нечто вроде душевного упадка, а женщина возродит его к жизни. И пути их опять разойдутся. Можно, конечно, опознать в Аполлоне забронзовевшую классику, а в издыхающей кочерге — наш современный балет, которому так и не нашлось места на семейном празднике. А можно углядеть и другую метафору, распознав в несчастной калеке журнал, а в мертвой статуе — то искусство, которое он так самоотверженно обслуживает.