концерт классика
В Большом зале консерватории Национальный филармонический оркестр с Джеймсом Конлоном за пультом сыграл Тридцать шестую ("Линцскую") симфонию Моцарта и Пятую — Малера.
Главным блюдом вечера, конечно, был Густав Малер, тем более что концерт входил в именной абонемент композитора, который затеял в этом году спиваковский Национальный филармонический оркестр. С одной стороны, Густав Малер с его тоской, томительностью и резкими переменами настроения у отечественных слушателей гарантированно вызывает интерес. С другой стороны, считается, что для русского оркестра его музыка — крепкий орешек. Так что очень цивилизованный абонемент из пяти концертов (его начал еще в октябре Владимир Спиваков, дальше подключатся Теодор Курентзис и Ион Марин) был изначально обречен и на удачу, и на критику.
Впрочем, стоявшему в этот вечер за пультом Джеймсу Конлону сложностей Густава Малера показалось мало. Для затравки он выбрал еще одного венского классика — Вольфганга Амадея Моцарта, композитора, в сущности, гораздо менее понятного в наших краях. Вроде бы сыграть его Тридцать шестую симфонию (которую, согласно легенде, тот написал за четыре дня для концерта в городе Линце, в котором ненароком остановился по пути из Зальцбурга в Вену) не так уж сложно: камерный состав оркестра почти без духовых, ясные формы, прозрачная фактура. Господин Конлон явно не имел в виду каких-либо экстремальных прочтений классика, к которым нас в последнее время приучил Теодор Курентзис. Только гладкая, ровная и точная игра. Так и представляешь себе публику какого-нибудь небольшого немецкого городка: ухоженные слушатели, всем за 60, сидят, довольные, и клюют носами.
В нашем случае слушатели тоже были довольны, а некоторые и клевали носом, навевая ассоциации с цивилизованным миром. Но слишком уж заметны были всякие неточности: то оркестровая группа чуть разойдется, то вступит кто-нибудь не очень уверенно. Лучше всего прозвучала последняя часть — в ней нашлось немало "вкусностей", и не пойми откуда появилось почти россиниевское веселье. А во втором отделении было точно не до сна. Пятая Малера — одна из самых знаменитых симфоний композитора, да и вообще европейской музыки. Существенный вклад в ее популяризацию внес Лукино Висконти, построивший на ее третьей части (Adagietto) свою "Смерть в Венеции".
У дирижера Конлона смертью и какой бы то ни было декадентской чувственностью и не пахло. Он предпочел бурную, но довольно здоровую истерику с почти победным финалом и выразительной лирической кульминацией в том самом Adagietto. Третья часть оказалась самой удачной и в техническом отношении — возможно, потому, что основной удар приняли на себя дисциплинированные струнные. Увы, в других частях их почти не было слышно, оркестр звучал разбалансированно и всклокоченно, солировала резкая, агрессивная медь, которая то и дело наносила оркестровой ткани какие-то резкие удары.
Возможно, в данном случае сыграла свою роль тяга к экономии: маэстро должен был сделать две программы за один приезд. Как объяснили в оркестре, у него было только две репетиции (до этого с оркестром работал Владимир Симкин), потому что буквально тремя днями раньше он с тем же оркестром и сопрано Хиблой Герзмавой исполнил в Доме музыки "Шехеразаду" Равеля и Римского-Корсакова.