гастроли балет
В концертном зале имени Чайковского сегодня завершаются трехдневные гастроли Bejart Ballet Lausanne. Труппа Мориса Бежара показала "Избранное" — программу, составленную хореографом из балетов, неизвестных москвичам. ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА сочла выбор репертуара оправданным.
Сам Морис Бежар в Москву не приехал — любимого всеми россиянами хореографа, которому 1 января исполнится 80 лет и чье имя у нас стало синонимом современного балета, не пустили врачи. Однако программу для московских гастролей он составлял сам. Судя по привезенным балетам — камерным, избавленным от грандиозных декораций, навороченных атрибутов и вмешательства других видов искусства — Морис Бежар хотел предстать перед русской публикой в малознакомом ей качестве "чистого" хореографа. Не творца сценических космогоний, не публициста, обеспокоенного судьбами мира, а старого мудреца, подводящего итоги собственной жизни, постигшего тайны балетного ремесла и утверждающего его всевластие.
Собственно, об этом и рассказывает веселый балет "Искусство быть дедушкой" на музыку Хьюго ле Бара. Морис Бежар поставил его два года назад к 50-летию своей первой труппы, самоуверенно и прозорливо названной им "Балет Звезды". Этот спектакль — продукт коллективного творчества, высший акт доверия хореографа своим артистам: руководитель труппы предложил танцовщикам поимпровизировать на темы собственной профессии и взаимоотношений с балетмейстером, который годится им в деды. Творца он наделил портретным сходством с собой, ребята с готовностью послужили ему "глиной": весело изображали хаос сотворения мира — лежа на животах, "плавали" по волнам Мирового океана, летали в небесах, учились дышать, ходить и прыгать и яростно бунтовали, не желая вкалывать у балетного станка. "Дед" личным примером убеждал в пользе классики, затыкал рты непокорным, поощрял вариациями инициативных (универсальными женско-мужскими данными, великолепно вылепленным худеньким тельцем и удивительной танцевальной органикой блеснул юный бразилец Уильям Педро). В финале "деда" увела за кулисы нежная "бабушка" — смерть, но окрепшие "внуки", тучей облепив балетный станок, уже встали на истинный путь в искусстве.
Вопросом "Смерть ли это?" хореограф задался еще в 1970 году, поставив одноименный балет на песни Рихарда Штрауса на танцовщика и четырех балерин. Превосходно выверенный по композиции балет выглядит настоящим гимном классическому танцу: антре-адажио на пятерых продолжают три элегических дуэта. Герой вспоминает главных женщин своей жизни, каждую из которых в промежуточных финалах подменяет четвертая — самая загадочная и притягательная — смерть. Несходства дуэтов Морис Бежар добился исключительно хореографическими приемами. Первое адажио он выстроил в центре сцены — в череде высоких поддержек юноша служит своеобразным постаментом для боготворимой им девушки. Во втором адажио, посвященном разделенной любви, хореограф отдал должное обводкам и переплетениям тел; третье — с самой острой и самобытной дамой — провел как параллельный дуэт, где синхронные движения партнеров придают разную окраску общему танцу. Оценить по достоинству эту виртуозную хореографию помешали лишь балерины — у двух из четырех героинь не хватило харизмы и телесного совершенства, чтобы удержать внимание зала.
Самым неубедительным выглядел последний балет программы — "Вена, Вена, только ты одна!" на музыку знаменитых венцев Иоганна Штрауса, Альбана Берга и Арнольда Шенберга. Свою постановку 1982 года Морис Бежар изрядно сократил, отчего ее сюжетные концы оказались оборванными, а композиция — перекошенной. Классический вальс XIX века предсказуемо разрушает дисгармония ХХ столетия: вальсирующие, названные в программке "заключенными", извиваются в невидимых оковах; пары влюбленных обнимаются, несмотря на внешние угрозы; невесть откуда взявшийся неуравновешенный парень полоснет ножом по горлу чужую возлюбленную; ее оплачет демоническая женщина, нареченная по опере Берга "ангелом Лулу"; следом жизнерадостный мулат Педро исполнит превосходное, но совершенно неуместное соло на штраусовскую польку "Триктрак"; затем ожившая покойница со своим любимым долго будет танцевать под Штрауса в обрамлении других идиллических пар... Словом, кромсать свои сочинения не рекомендуется даже великим мастерам — даже во имя благой цели объединить сквозной темой гастрольную программу.
Действительно, во всех четырех привезенных балетах тема смерти вытащена на поверхность. Однако вечер Бежара получился на удивление оптимистичным. Ни страха, ни безысходности, ни отчаяния по поводу конечности человеческой жизни (а хоть бы и всего человечества) хореограф не испытывает. Для Бежара-философа любая гибель — это начало обновления; для Бежара-человека — покой, достойный уход от шума и суеты повседневности. В своих балетах он изображает смерть любовницей, матерью, прекрасной дамой. А бежаровская труппа — молодая, активная, заряженная любовью к балетному ремеслу — залог вечной жизни автора.