Металл из африканской глубинки |
Есть места, где самый дорогой и редкий из ювелирных металлов буквально лежит под ногами. Но попробуйте достаньте его. По заданию "Денег" платиновые копи Южной Африки, куда не пускают посторонних, исследовал Алексей Тарханов.
Платиновые шахты, которые мы должны были посетить, находятся в Трансваале близ города Рустенбурга. Ими владеет компания Impala Platinum Holdings Ltd. (Implats), один из крупнейших производителей металлов платиновой группы в мире.Из Йоханнесбурга мы добирались на самолете, который давно должен украшать авиационный музей. Никогда не думал, что знаменитый "Дуглас" DC-4, спроектированный еще до второй мировой войны, до сих пор летает.
Бородатый пилот Брайан Стаблфорд, по виду ровесник "Дугласа", специально поблагодарил перед взлетом пассажиров за проявленное мужество и за то, что они помогают выжить историческому летательному аппарату. Затем он предупредил, что не надо беспокоиться, когда моторы четырехмоторного винтового лайнера начнут выплевывать масло.
— Это даже хорошо,— продолжил свою мысль капитан Стаблфорд.— Это будет означать, что масло в моторах есть, а то сами знаете, каково мотору без масла.
Поэтому, когда в середине полета по крылу от мотора потек масляный ручеек, пассажиры не только не обеспокоились, но проявили большой энтузиазм. Только после посадки, увидев Брайана Стаблфорда, проклинающего механика и обещающего, что тот сейчас кровью умоется и языком вылижет крыло, мы поняли, что за удовольствие прокатиться на винтовом винтажном самолете мы могли заплатить гораздо дороже, чем собирались.
Богатство на грязи
Баснословно богатые месторождения Бушвельда были открыты в 1924 году знаменитым геологом Гансом Меренски (1871-1952), которому Южная Африка обязана не только платиной, но и медью, хромом, никелем и, разумеется, алмазами.В обычном пейзаже саванны мало что говорит о том, что под вашими ногами находится целый лабиринт ходов и забоев, разве что неожиданно показывающиеся из-под земли жерла гигантских воздухозаборников, да пара шахтных вышек на горизонте, похожих издалека на аттракционы Диснейленда.
У подножия шахты нам выдают ярко-желтые комбинезоны, специальные сапоги, защитные очки и шлемы с шахтерскими фонариками. Нас учат обращению со спасательным аппаратом, который устроен на удивление просто. Это резиновый мешок, который вы сами надуваете и сами же потом из него дышите. В случае чего он сохранит лишних 15 минут жизни. Кстати, кроме спасательных комплектов, в раздевалках раздают и презервативы, что свидетельствует о том, что южноафриканский пролетариат не теряет бодрости духа.
— Если у вас клаустрофобия, лучше не ходите; если боитесь высоты, лучше не ходите; если не в порядке нервы, лучше не ходите; если у вас были когда-либо проблемы с дыханием, лучше оставайтесь на поверхности,— инструктирует нас инженер.
Нам предстоит спуск почти на километр.
План шахты напоминает план огромного рабочего поселка. Единственное отличие в том, что главные улицы здесь образованы конвейерными рукавами, переносящими руду, а уже от них расходятся забои.
Клеть уходит вниз с такой скоростью, что закладывает уши. Свет исчезает сразу, остаются только лампочки на касках — все задирают голову, чтобы не слепить соседей. В клеть набилось столько людей, что один из журналистов недовольно выдохнул:
— Неудивительно, что у них здесь раздают презервативы.
Нижний горизонт сначала напоминает метро без станций, в котором по путям ходить не только не запрещено, но и прямо рекомендовано. Вагонетки летят по узенькому туннелю, и лучи выхватывают из темноты прижавшихся к стенам черных рабочих — как статуи в подземном гроте.
Высота забоев — мечта архитекторов-конструктивистов: ровно столько, чтобы пройти, не зацепившись каской. Иногда, впрочем, меньше. Очень низко, очень душно, очень темно и грязно. При этом движение вокруг такое же интенсивное, как на Тверской в час пик. Все время надо уворачиваться от чавкающих над ухом транспортеров или от огромных машин, низких и извивающихся, как гусеницы. Они рычат и выползают из нор, наполняя воздух горячим дизельным выхлопом. Как здесь можно работать, совершенно непонятно, но темнокожие шахтеры явно не видят в этом ничего необычного и при всех строжайших запретах на курение курят, сидя на корточках в ответвлениях шахты.
Сначала кажется, что участвуешь в съемке голливудской антиутопии, потом устаешь, привыкаешь и смиряешься. Находишь что-то знакомое. Через час движения по подземным ходам, где под сапогами чавкает грязь, а темнота пахнет перегретым дизелем, можно вообразить, что прогуливаешься поздней ночью в каких-нибудь Мневниках. А то, что у тебя на голове каска, так в Мневниках получить по голове, может, даже и проще.
Конец прогулки — в забое, где со стен откалывают плоские камни с характерным тускло-серебристым оттенком. Это и есть платиновая руда, из которой путем многих новых страданий предстоит достать платину. Ту самую платину, которая пойдет на платиновые часы вроде тех, что на руке у нашего спутника. Он снимает часы и кладет их на кусок породы, чтобы дать нам возможность сделать назидательный кадр.
Драгоценный статус
Платина в 30 раз более редкий металл, чем золото. Когда платиновые промышленники хотят объяснить, почему их продукция стоит так дорого, произвести впечатление, они приводят одно и то же сравнение. Если бы всей платиной в мире наполнили олимпийский бассейн, она едва дошла бы человеку до щиколотки. Ювелирная платина чище золота, весит на треть больше, ее трудно механически повредить. Итог — она гораздо дороже золота. В модельной линейке швейцарской марки Vacheron Constantin использование платины повышает цену часов почти в три раза. Так, знаменитая модель Patrimony, стоящая в золоте около €10 тыс., в платине достигает цены €30 тыс.
С платиной работают немногие часовые мануфактуры, выпускающие самые престижные в мире часы. Та же швейцарская Vacheron Constantin, отпраздновавшая в прошлом году свое 250-летие несколькими чудесами часового искусства, в этом году выступила с простой на вид платиновой коллекцией. Все отличие от классических моделей заключается именно в использовании платины как материала, и удивительно, как много изменилось с ней в облике давно знакомых часов.
В Европе платину долго считали неким выродком серебра, дрянной самовольной примесью золота: она портила репутацию отчеканенных в Испании монет. Дошло до того, что испанские короли отдавали приказы топить платину в море, чтобы не плодить фальшивомонетчиков.
И даже тогда, когда платину опознали в качестве особого метала, в ее благородстве долго сомневались. Способ получения платины был невероятно сложен — несравнимо сложнее, чем получение золота. Платину было трудно обрабатывать — гораздо труднее, чем золото, расплавить, она растворялась лишь в "царской водке" — убийственной смеси концентрированных азотной и соляной кислот.
Люди боялись поверить, что в лице платины они получают новую универсальную валюту, сравнимую с золотом и серебром. Все хорошо помнили историю алюминия. Удивительный по своим качествам металл был при своем рождении поистине драгоценным. Алюминиевый молоток, который преподнесли императору Наполеону III, стоил состояние. Самые важные гости имели право на императорских обедах пользоваться драгоценнейшими алюминиевыми приборами вместо жалких золотых. И чем все кончилось?
Никто не мог обещать, что вскоре не найдется способ получать платину из неблагородных материалов или не будут разведаны такие богатые месторождения платиновых руд, что цены на платину рухнут. И лишь когда стало ясно, с каким редким металлом люди имеют дело, его стали использовать для наиболее ответственных целей. Когда Франция вводила метрическую систему мер, эталоны метра и килограмма были выполнены из самого прочного и тугоплавкого материала (90% платины) из доступных на тот момент.
Достав из-под земли, нас везут подышать вольным воздухом в Сан-Сити рядом с большим заповедником Пиланесберг. Это третий или четвертый по значению национальный парк ЮАР. Он не так велик, как главный — парк Крюгера, зато обильно населен всевозможным зверьем — как от природы, так и по воле человека. В конце 1970-х сюда свозили диких животных из тех провинций, где их жизни могла угрожать опасность; звери прижились и чувствуют себя совершенно свободно.
Сан-Сити — это, конечно, не снега Килиманджаро и не копи царя Соломона. Это пять звезд сети The Leading Hotels of The World, и экзотика здесь строго дозирована, разве что просят закрывать окна, а то придут обезьяны (но я и в Ницце не советовал бы оставлять окна открытыми), а за задней калиткой бродят хищники (но и во многих отелях Нью-Йорка такая же картина). Главный отель "солнечного города" называется The Palace At The Lost City. Это как бы заброшенный город, затянутый лианами, зацветший бугенвиллиями, просто бандар-логи уступили место своим дальним родственникам с золотыми и платиновыми кредитными карточками. Ничего на самом деле заброшенного, полное торжество Церетели — столько же меди, мрамора, позолоты, звериных шкур и статуй слонов. Такой дворец могли бы построить для Муссолини его архитекторы, если бы фашистская Италия захватила-таки Эфиопию и стала там насаждать ар-деко.
— Что это тут бурлит? Да это просто золото! — говорит пренебрежительно инженер. Мы не занимаемся золотом, нас золото не интересует.
Обогатительный комбинат напоминает гигантскую кухню, где породу дробят, смешивают, выпаривают, кипятят, нагревают до белого каления, и все ради того, чтобы разложить по полочкам содержащиеся в ней металлы. Чем ближе к платине, тем серьезнее меры безопасности. Служащих проверяют на детекторе лжи, рабочие каждый день проходят через рентгеновский аппарат. Исключения делаются только для беременных женщин.
— Если к нам придет наш президент, мы тоже отправим его на рентген,— говорит почти уверенным тоном инспектор по безопасности. Высокий забор, сигнальная проволока, тысячи, без преувеличения, камер. Камеры смотрят на рабочих, рабочие смотрят на камеры.
Я заглядываю в глазок аппарата, где бурлит субстанция с 40% чистой платины, напоминая разваренную гречневую кашу. До последнего шага я не вижу ничего, что могло бы подсказать — мы имеем дело с драгоценным металлом.
Тем поразительнее завершение спектакля. Настоящий катарсис. Маленькая комната, где нам показывают нереальной тяжести слитки белого металла с серым матовым отливом. Именно тут я вспоминаю, что нам сказал перед отправкой в шахту директор Impala Platinum Кейт Рамбл:
— Я уверен, что в конце вы удивитесь, почему мы продаем платину так дешево.