Газ в обмен на принципы
Я не завидую сейчас обитателям Кремля и Старой площади.
Конечно, об этом сейчас никто не говорит вслух, но таких оглушительных провалов в энергетической политике страна не переживала никогда. Накануне саммита G8 в июле Россия фактически определяла мировую повестку дня в энергетической сфере. После вчерашней встречи глав Германии и Франции Ангелы Меркель и Жака Ширака процесс встраивания России в мировой энергорынок нужно начинать едва ли не с самого начала (см. подробнее об этом на стр.1).
Золотая осень для "энергетической державы" закончилась обычной осенью: листья облетают, остаются голые ветки. Впереди — самая сложная для энергосистемы России зима, отложенная реакция рынков на проблемы крупнейшего западного инвестпроекта в стране — "Сахалина-2", дискуссии в Думе вокруг законопроекта об ограничении инвестиций в стратегические отрасли, конфликт с Грузией, в котором мы ничего не выиграли, но уже потеряли лицо, и продолжение едва ли не безнадежных переговоров по ВТО. Инвестбанки, которым весь год экономической блок правительства показывал на графиках и диаграммах будущее место России в мире, любят проигравших — они синдицируют им кредиты по более высокой ставке, чем победителям.
И ведь действительно неясно: Кремль предлагал и ЕС, и США, и КНР отличные условия энергосделок. "Они могли заработать огромные деньги, решить все проблемы, мы не жадничали, что же им нужно?" — наверняка задает себе вопрос Владимир Путин, произносивший в Баварии сентенцию о русских, приезжающих в Европу не с "калашниковым" и танками (а могли бы!), а с деньгами. Германии "Газпром" предлагал гарантированные поставки газа до 2046 года — никто в мире не готов идти на такие сделки, мы идем и не требуем ничего из того, чего бы в разное время предоставляли в Евросоюзе не только Китаю, но даже и ливийцу Каддафи, и иранцу Хаменеи.
И не берут. Почему? Наверняка ответ в Кремле будет найден в патриотическом ключе: Запад настолько боится возвышения России, что готов не принимать сказочные подарки Гарун-аль-Рашидов из Нефтеюганска, лишь бы не дать ей войти в семью цивилизованных народов, пилящих мировое денежное древо.
Но есть и другие варианты ответа — и у США, и у ЕС, и даже у Китая есть резоны. Там нет проблемы 2008 года, и имея горизонт планирования несколько больший, нежели несколько лет, они могут позволить себе принципы.
Например, ответ на вопрос "почему наши компании не пускают в Европу?" прост: никакая имитация корпоративного управления в госкорпорациях РФ не отменяет непредсказуемости их топ-менеджмента, считающегося "своим" в Кремле. Европе не нужны многолетние пакты с "Газпромом", у члена совета директоров которого, федерального министра Виктора Христенко, премьер-министр саркастически спрашивает — он уверен, что понимает, что вообще происходит в "Газпроме"? Никому не нужен партнер в виде "Транснефти", сколько бы у нее ни было ресурсов,— потому что она выполнит указание Кремля начать ремонт ВСТО и оставить без нефти чем-то провинившийся Китай, не морщась, хотя ей это совершенно невыгодно.
Дело не в том, что предложения России плохи. Они хороши в краткосрочной перспективе, где не нужно знать ничего об идеологии партнера. Если же идеология партнера заключается в том, что хорошо все, что приносит выгоду прямо сейчас, а потом мы сыграем еще раз,— риски слишком высоки. И в ЕС, и в США явно считают, что политический режим в России, готовой оплачивать баснословно щедро сиюминутные прихоти, не сможет существовать в неизменной форме в течение того времени, на которой он предлагает миру покупать у него газ.