фестиваль танец
Три недели съехавшиеся в Лион артисты с пяти континентов варьировали на все лады тему XII Biennale de la danse — "Танец и город". Из увиденного ТАТЬЯНОЙ Ъ-КУЗНЕЦОВОЙ самым лояльным к танцующим людям оказался сам Лион, а самым индифферентным, как ни странно, Рио-де-Жанейро.
В Бразилии, по общему убеждению, не танцуют только камни: чего стоит хотя бы знаменитый карнавал самбы, втягивающий в свою орбиту десятки тысяч профессионалов и сотни тысяч любителей со всего света. Но выяснилось, что некоторым жителям Рио-де-Жанейро не слишком-то комфортно в этом танцующем водовороте. Хореограф Жоау Салданха и его танцовщики из Хореографического ателье уже полтора десятка лет прилагают усилия, чтобы изолировать себя от буйной стихии карнавальных общинных плясок. Уважать личное пространство индивидуума господин Салданха научился в Лондоне, где шесть лет изучал современный танец и его историю. Своим учителем в искусстве бразилец избрал главного абстракциониста от хореографии — американца Мерса Каннингама, друга Кейджа и Раушенберга. С самим гуру он не встречался, более того — по собственному признанию, не видел и его работ. Но каннингамовские принципы — от круговой композиции до внутренней изоляции — усвоил в совершенстве, став "святее папы римского": жанр хореографической абстракции он выдерживает в такой чистоте, какой далеко не всегда придерживался сам Каннингам.
Спектакль "ExtraCorpo" идет в павильоне, затянутом снежно-белым пластиком; входя сюда с улицы, хочется немедленно снять туфли и облачиться в белый халат. Зрители рассаживаются по периметру замкнутой коробки и ровно 55 минут (томительное течение каждой ощущается почти физически) наблюдают за телесными манипуляциями танцовщиков, чувствуя себя кем-то вроде подопытных мышей, с которыми экспериментируют лаборанты. Цель их работы "мышам" неведома, но мертвенный кварцевый свет добавляет процессу научной основательности.
Шесть сосредоточенных экспериментаторов (язык не поворачивается назвать их артистами) в полной тишине перемещаются в этом стерильном пространстве — каждый в своем ритме, по своей траектории, со своей логикой движений. Застывают в неудобных позах в десяти сантиметрах от колена зрителя, замирают на одной ноге, подолгу глядят в глаза подопытной жертве невидящим взором. Неторопливые, несвязные, расчлененные на элементы хореографические пассажи только на первый взгляд выглядят несложными: за любым падением, вращением бедра, разворотом корпуса стоит особая техника, овладеть которой не легче, чем трюками брейка. Тягучие паузы, во время которых зрители неизбежно переключают внимание с неподвижных артистов на ерзающих соседей, делают всех присутствующих своего рода актерами — и смущенная тетка в мини-юбке, неосмотрительно севшая по-турецки на другой стороне зала и теперь не знающая, как половчее выпрямить ноги, становится такой же частью спектакля, как и скрючившийся около нее танцовщик. В отличие от зрителей, стесненных публичным вниманием, артисты абсолютно самодостаточны — и ни люди, ни любой город не в состоянии раскупорить их герметичное одиночество.
Контрастный тип взаимоотношений с миром предлагает группа Бернара Мено из Экс-ан-Прованса. "Группа" — громко сказано: в уличном перформансе участвовал сам господин Мено, солидный немолодой человек в цивильном костюме при галстуке, и его партнерша Изабель Кавуа со стертой внешностью типичной француженки, когда та не приодета и не накрашена. Своим театром они готовы сделать любой людный перекресток; я застала эту парочку на Place des Terreaux, одной из красивейших площадей Лиона, месте всеобщих свиданий и блаженного ничегонеделания.
Замаскировавшись под обычных прохожих, артисты бесчинствовали с самым невозмутимым видом: отбирали мобильные у проходящих мимо и вклинивались в частный разговор, рылись в чужих сумках, повисали на плечах зазевавшихся туристов, правдоподобно имитировали сексуальные домогательства прямо на столике кафе. Выплясывая на проезжей части, останавливали автобусы; исполняли эротическое па-де-де, используя светофор в качестве стрип-шеста — темой для импровизации становилось все, что попадало в поле зрения затейников. Толпа зевак чуть не бегом моталась за ними с одного конца площади на другой, лезла за ними под колеса автомобилей и охотно разрешала использовать себя в качестве подопытных кроликов; полиции не было и следа, а водители автобусов с удовольствием включались в игру, радостно притормаживая, чтобы позволить артистам повертеться в шене перед ветровым стеклом. Город Лион, протестированный на лояльность, с честью выдержал испытание на звание самого терпимого к танцующим людям города.