споры о терминах
Не цель, а средство
В ставших вновь популярными рассуждениях о государственном суверенитете, как правило, упускается из виду, что суверенитет есть не более чем юридический статус конкретной общности в мировом сообществе. И гораздо рациональнее видеть в суверенитете не цель, а средство для достижения тех или иных целей.
Несмотря на неуклонное развитие общего правового пространства, нарастающую взаимозависимость государств и проницаемость их границ, государственный суверенитет отнюдь не теряет своей инструментальности. Государственный суверенитет как право есть свобода государства манипулировать своим суверенитетом (как "корзиной" прерогатив) в поисках формулы совместимости целей в нескольких сферах.
В сфере безопасности юридический суверенитет в результате изживания войны как "продолжения политики другими средствами" превратился из объекта защиты в гарант от угрозы извне. Впрочем, внешняя угроза безопасности ныне исходит скорее не от других государств, а от агентуры, не считающейся ни с какими конвенциями (терроризм, частные армии, торговцы оружием). Речь теперь больше идет о безопасности не государства, а его граждан. Международный терроризм не угрожает суверенитету. Но возрастает значение суверенитета как ресурса, которым можно и нужно манипулировать для обеспечения безопасности граждан.
Суверенное право допускает полную самодостаточность, то есть изоляцию от внешнего мира. Такой выбор не исключен, но должен опираться на очень сильные ценностно-моральные основания, требует высокой степени единства общества и колоссальной целеустремленности (политической воли). Во всех других случаях суверенитет инструментален, коль скоро дает право на участие в межгосударственных, надгосударственных институтах и практиках.
Экономическое государство
Преобладающий ныне тип государства озабочен прежде всего своей экономической эффективностью в мировом хозяйстве. Коротко говоря, система требует установки на обогащение. Превращение экономического процветания в ведущую сферу политики самоопределения сказывается и на других сферах.
В сфере безопасности это ведет к переопределению самой этой сферы. Военная безопасность теряет значение. Зато каждое государство в условиях глубокого международного разделения труда может лишиться базовых ресурсов жизнеобеспечения. Это надо как-то компенсировать. В сфере самобытности могут иметь место серьезные конституционные последствия. Ведь политическое устройство теперь становится фактически организационной структурой предприятия. В каждом отдельном случае может оказаться экономически эффективной самая причудливая организационная структура (политический строй). Поэтому конституционное разнообразие, вероятно, будет возрастать.
В сфере самодостаточности государство фактически лишается свободы выбора. Процветание без включенности в обменные потоки невозможно. На первый взгляд это совершенно обесценивает юридический суверенитет. Но это — опасное заблуждение, происходящее от привычки обыденного политического сознания, склонного к национализму, отождествлять суверенитет с автаркией.
В сфере консолидации юридический суверенитет государства, ориентированного на экономическое процветание, подвергается серьезному испытанию. В целом ориентация государства на экономический успех требует экономической либерализации и конституционной децентрализации, что трудносовместимо с сохранением целостности. Ориентируясь на выполнение экономических задач, государство вынуждено манипулировать и своими техническими прерогативами в роли высшей администрации общества. Оно выбирает себе прерогативы, разделяет их с партнерами, делегирует их или отдает в подряд.
Эволюция суверенитета
У государства нет "естественных" функций, поскольку само государство — это конструкт. Прерогативы суверенного государства переменны. Такие классические прерогативы государства, как поддержание военного потенциала и охрана территории (границ), почти потеряли значение.
К середине ХХ века казалось, что, национализируя производственные фонды, государство тем самым "развертывает" существо своего суверенитета. Теперь это выглядит архаикой. Государству как управителю общественного интереса труднее расстаться с прерогативой распорядителя бюджета и вэлфера (социального обеспечения). Но и эта его прерогатива не вечна. Сравнительно недавно функцией суверенного государства стало макроэкономическое регулирование. Но содержание этой прерогативы (набор ее компонентов) меняется.
Превращение государства в "экономического агента" — это очень глубокая метаморфоза. Она чревата серьезными последствиями для структуры и конфигурации мирового сообщества. Во-первых, ставится под вопрос нынешняя монополия государства на юридическую субъектность в системе международных отношений. Во-вторых, возникнет вопрос о жизнеспособности существующих ныне государств. И обостряется проблема их оптимального размера.
Строго говоря, если конкретное государство не может реализовать свой суверенитет как ресурс, то в принципе оно должно быть ликвидировано. Это предполагает как дробление на более мелкие части, так и укрупнение существующих государств. Сейчас преобладает первая тенденция — мультипликация суверенитетов. Но сама она генерирует контртенденции.
Ведь если государства — это агенты на мировом рынке, то возможны как малые фирмы, так и крупные. Это означает, что крупные государства не совсем обречены. Их конкурентоспособность на мировых рынках труднее совместима с их целостностью. Но если они предпочтут (по каким бы то ни было "экзистенциальным" соображениям включая простую историческую инерцию или соображения престижа) использовать свой суверенитет, чтобы сохранить целостность и не стать при этом убыточными предприятиями, они должны этим суверенитетом манипулировать очень творчески, комбинируя децентрализацию с реинтеграцией на новых основаниях.
Важный прецедент новообразований — Евросоюз. ЕС больше всего напоминает картельный конгломерат государств, фирм, государств-фирм, субнаций и субнаций-фирм, сосуществующих и конкурирующих под одной крышей. Но и нынешние крупные государства (США, Россия, Китай, Индия) должны стать и уже становятся похожи на геополитические картели-конгломераты.
Государственный суверенитет не растворяется в процессе глобализации. Он меняет свое содержание и операциональность и выступает теперь как ресурс. Глобализация расширяет возможности манипулирования суверенитетом. Но одновременно предъявляет новые профессиональные требования к политическому классу и бюрократии — новые по содержанию и более высокие.
Развернутый вариант статьи будет опубликован в журнале Pro et Contra