Диктатура профессуры

Диктатура профессуры

        80 лет назад, в 1926 году, к власти в Португалии пришли военные. Это можно было бы назвать очередным военным переворотом, если бы путчисты не позвали управлять государством Антониу Салазара — скромного профессора, прежде не имевшего политических амбиций. Салазар сумел навести порядок в стране и наполнить ее казну, благо цены на минеральные ресурсы были высоки. Однако его попытка превратить Португалию в великую державу окончилась крахом.

Антониу ди Оливейра Салазар, которому было суждено стать самым успешным и самым противоречивым диктатором в португальской истории, родился 28 апреля 1889 года в семье небогатого трактирщика неподалеку от селения Санта-Комба, которое было захолустьем даже по португальским меркам. В то время Португалия была тихим патриархальным королевством с отсталой промышленностью, со слабой армией и беспомощным флотом. Однако амбиции Португалии значительно превосходили ее скромный статус. Все дело было в героическом прошлом этой страны, которая в XV-XVI веках была могущественной морской державой. В наследство от той блестящей эпохи португальцы получили помимо приятных воспоминаний обширные, но почти бесполезные колонии в Африке — Анголу и Мозамбик, а также несколько небольших территорий по всему свету, такие как Гоа на побережье Индии и Макао на побережье Китая. Колонии эти поставляли в Европу сырье и сельхозпродукцию и были предметом гордости португальцев. В те времена владение колониями считалось признаком великодержавности, и многие надеялись, что благодаря заморским землям Португалия однажды снова превратится во владычицу морей. "Кто знает,— писала тогда одна из лиссабонских газет,— может быть, Лиссабон, когда-то вытеснивший Венецию, затмит и Лондон?" Однако Лондон такая перспектива совершенно не устраивала, и в 1890 году Британия, которая считалась союзником Португалии, потребовала от Лиссабона прекратить экспансию в тропической Африке и очистить ряд оккупированных территорий. Португалия была вынуждена подчиниться, и с тех пор португальское общество было уверено в том, что союзникам доверять нельзя, что страна должна идти своим уникальным путем и что государственная власть в стране устроена не лучшим образом. Незаметно для себя Португалия входила в период войн и революций.
       Юный Салазар был настоящей радостью для своих родителей. Он прилежно учился в духовной семинарии, был послушным сыном и примерным подданным короля. Обучение Салазару оплачивал помещик, который покровительствовал его отцу, и, когда пришло время выбирать будущую профессию, богатый благодетель без колебаний оплатил юноше учение на юрфаке Коимбрского университета — старейшего и весьма престижного вуза страны. В отличие от многих студентов, живо интересовавшихся политикой, Салазар всецело отдавался учебе, но вскоре политика вышла на первые роли в жизни каждого португальца. 1 февраля 1908 года анархисты застрелили короля Карлуша I и его сына Луиша Филиппе, а в 1910 году португальскую монархию сменила республика. Однако страна была совершенно не готова к свалившейся на нее свободе, и вскоре политическая жизнь республики превратилась в хаос. По крайней мере с 1910-го по 1926 год в стране сменилось девять президентов, 44 премьер-министра и три диктатора, что давало повод зарубежной прессе писать язвительно о "Португалии с ее еженедельными переворотами". Населению пришлось несладко, поскольку за те же годы стоимость жизни выросла в 30 раз, а зарплата — только в 4,5 раза. В этой обстановке и сложились политические взгляды Салазара, который, как и многие его соотечественники, считал, что Португалия должна идти собственным путем и что демократия к этому пути не имеет никакого отношения.
       Еще на первом курсе Салазар вступил в кружок христианской молодежи и был замечен вождями католической партии, причем юноша отстаивал свои взгляды с такой страстью, что о нем говорили: "Если бы он не был католиком, то наверняка стал бы анархистом". И все же учеба была для него куда более важным делом, чем политика. На выпускных экзаменах Салазар заработал 19 баллов из 20 возможных и был принят на работу в Коимбрский университет в качестве преподавателя политэкономии.
       Салазар не был популярным лектором, показав себя хоть и убедительным, но скучным оратором. Не был он и сильным ученым, так как никаких оригинальных концепций не предлагал и серьезных исследований не вел. И публичным политиком его нельзя было назвать, поскольку Салазар питал глубокое отвращение к парламентской форме борьбы и шумным митингам. Правда, в 1918 году он согласился баллотироваться в парламент от католической партии, и даже был избран, но, побывав лишь на одном заседании, поспешно сдал мандат, решив, что "говорильня" — не для него. Это был скромный, замкнутый и, как многим казалось, закомплексованный человек. Как-то коллега Салазара вошел без стука в его комнату в преподавательском общежитии, чем привел хозяина в крайнее смущение: "Но ведь я мог переодеваться!" Как бы то ни было, для большинства знакомых Салазар оставался загадкой. Один из его тогдашних товарищей впоследствии вспоминал: "Я никогда не видел, чтобы в одном человеке было столько противоречий. Ему нравилась компания женщин и их красота, но он вел жизнь монаха. Скептицизм и страсть, гордость и скромность, недоверчивость и доверие, обезоруживающая доброта и неожиданное жестокосердие — все это было в нем одновременно".
       Отношения с женщинами вообще не складывались. Став молодым преподавателем, он взялся обучать дочь своего благодетеля-помещика, в которую и влюбился. Мать девушки, заметив странности в поведении учителя и ученицы, выставила Салазара за дверь, разбив его сердце, как оказалось, навсегда. Он так и не женился и всю жизнь чурался близких отношений с дамами. Единственной женщиной, которой он всецело доверял, была его экономка Мария, которая, по общему мнению, заменяла ему мать. Если же добавить, что доктор Салазар никогда не курил, почти не употреблял спиртного и был равнодушен к искусству, можно заключить, что окружающие считали его законченным занудой. Именно зануда и пришел к власти в Португалии, после того как яркие политики довели ее до полного отчаянья.
       Весной 1926 года группа офицеров во главе с генералом Мануэлем Гомешем да Коштой совершила государственный переворот под лозунгом "наведения порядка в стране", распустила парламент и запретила политические партии. Офицеры точно знали, как захватить власть, но абсолютно не представляли, как управлять страной, поэтому путчистам срочно потребовались специалисты без политического прошлого. Однако найти образованного человека, который в бурные годы республики ухитрился никак себя не проявить, было довольно тяжело. Вскоре, однако, взбудораженная общественность услышала первые имена. В июне генерал Гомеш да Кошта дал интервью известному лиссабонскому журналисту, и, в частности, сказал: "В новое правительство войдут лучшие люди из тех, кого можно сейчас найти. Министром финансов будет человек из Коимбры по имени Салазар. Все о нем хорошо отзываются. Вы знаете, кто такой сеньор Салазар?" Журналист не знал, как не знало и большинство португальцев. Вскоре удивленный Салазар прибыл в Лиссабон, чтобы взяться за работу, но поработать ему в тот раз не пришлось. Профессор на одном из первых заседаний правительства потребовал для себя полной власти над бюджетом всех министерств и ведомств и, получив отказ, осведомился: "Когда ближайший поезд на Коимбру?" Оказалось, что поезд будет через два часа, и Салазар немедленно уехал в свой университет. Никакая власть, кроме абсолютной, его не устраивала.
       
Поскольку у хунты отсутствовали экономическая и политическая программы, выровнять ситуацию в стране не удалось ни в 1926-м, ни в 1927 году. В 1928 году Гомеша да Кошту сменил генерал Антониу Кармона, который и попросил Салазара вернуться. Тот, по его собственному утверждению, принял власть не без колебаний: "Мне было страшно. Я предвидел возможность неудачи. Представьте, если бы я не сумел привести финансы в порядок, что бы обо мне подумали мои студенты?" И все же, когда Кармона предоставил ему полную власт0ь над всеми доходами и расходами в стране, профессор согласился и взял в университете академический отпуск. С тех пор в течение сорока лет Салазар ежегодно лично доставлял ректору прошение о продлении академического отпуска.
       Прежде всего новый министр финансов установил режим финансовой диктатуры. Отныне бюджеты всех ведомств сводились в консолидированный бюджет, в котором расходы не должны были превышать доходов. Местные власти тоже обязывались перейти на бездефицитный бюджет. Простое введение финансовой дисциплины оказалось чрезвычайно действенной мерой. По крайней мере, уже в 1929 году хронический бюджетный дефицит сменился профицитом — в период по 1939 год он составил в совокупности порядка £20 млн, что для нищей Португалии было золотым дождем. Другим принципом салазаровской политики являлось "промышленное кондиционирование", то есть меры по предотвращению конкуренции. Теперь без государственной лицензии предприниматель не имел никаких перспектив. Мелкий бизнес, естественно, страдал, зато те, кто был в состоянии раздавать взятки чиновникам, могли радоваться отсутствию конкурентов.
       За несколько лет португальский эскудо окреп, превратившись в одну из самых стабильных валют мира, национальный долг сократился. Отсутствие новых долгов было особенно приятно для португальцев, поскольку союзники-англичане не раз предлагали свои транши в обмен на португальские колонии. Колонии же оставались священной коровой португальской политики, и Салазар, обещавший не допустить "распродажи Анголы международному капитализму", оказался в роли защитника национальной идеи.
       Благодаря экономическим достижениям популярность Салазара стремительно росла, и вскоре профессор развернулся в полную силу. Салазар выдвинул концепцию строительства "корпоративного государства", которое, по его мнению, как нельзя лучше соответствовало традициям португальского народа. В ту пору такое государство уже было построено в Италии Бенито Муссолини, портрет дуче красовался на рабочем столе Салазара, но считалось, что Португалия идет своим, исключительным путем. В теории в "корпоративном государстве" граждане делились не на классы и партии, а на корпорации, в которые группировались по несколько предприятий из одной отрасли. Корпорации эти, объединявшие предпринимателей, менеджеров и рабочих, должны были контактировать друг с другом и при посредничестве государства решать вопросы хозяйственной и политической жизни. Однако далеко не все в Португалии готовы были отказаться от традиционного парламентаризма, и Салазару пришлось создать собственную партию, дабы никаких других партий больше не существовало. В 1930 году неутомимый министр создал Национальный союз, который официально считался "организацией единства всех португальцев", а на деле объединял чиновников, военных, предпринимателей и политиков, готовых поддержать любые начинания Салазара. Национальный союз так никогда и не стал массовой организацией вроде фашистской партии Муссолини или НСДАП Гитлера, но в условиях всеобщей политической апатии этого и не требовалось. В том же 1930 году Салазар укрепил вертикаль власти, издав "Колониальный акт", по которому все заморские территории были лишены самоуправления, а губернаторы были поставлены в полную зависимость от центрального правительства. В 1932 году Салазар занял пост премьер-министра, и строительству "корпоративного государства" уже ничто не могло помешать.
       В 1933 году Салазар провел референдум, на котором была принята новая, "корпоративная" конституция, причем "за" проголосовали более 700 тыс. избирателей, а "против" — всего 6 тыс. Отныне в Португалии устанавливался новый политический строй под названием Новое государство. Как и обещал премьер, повсеместно были созданы отраслевые корпорации, или гремиу, которые контролировали распределение ресурсов между предприятиями, цены и т. п., причем сами гремиу становились юридическими лицами. Естественно, далеко не все предприниматели хотели объединяться, но им приходилось это делать под страхом потери лицензии.
       Был созван и парламент — Национальная ассамблея,— на выборах в который победила единственная партия — Национальный союз. Лояльность ассамблеи дополнительно гарантировалась тем, что возглавил ее однокашник Салазара в Коимбрском университете Мариу де Фигейреду. Вскоре вокруг Салазара сплотилась группировка "коимбрских", объединявшая профессоров и выпускников славного университета. Так, пост министра-президента (главы канцелярии премьер-министра) занял коимбрский профессор Марселу Каэтану, а коимбрский выпускник кардинал Мануэль Сережейра стал кардиналом-патриархом Лиссабона и фактическим главой католической церкви на территории Португалии. Вообще, дружба с церковью принесла новому режиму немалые дивиденды. Именно Сережейра раскрутил историю крестьянских девочек из деревни Фатима, которым якобы явилась сама Дева Мария и тем самым подтвердила роль португальцев как народа-богоносца. Сам Салазар гордился тем, что его правительство являлось самым просвещенным в мире,— действительно, "коимбрским" при нем традиционно принадлежала половина министерских портфелей и немалое число других высоких постов.
       
Между тем на Европу надвигалась очередная мировая война. Во время гражданской войны в Испании режим Салазара безоговорочно поддержал Франко, открыв португальские порты для немецких и итальянских кораблей с грузами для мятежников и послав франкистам подкрепление — несколько тысяч добровольцев. За что получил в подарок от Гитлера новейшие самолеты "Юнкерс". Однако после начала второй мировой войны диктатор стал вести себя осторожнее. Положение Португалии теперь было более чем двусмысленным. С одной стороны, ни у кого не вызывало сомнений, что режим Салазара весьма близок к фашизму. С другой — Португалия была традиционным союзником Англии, и союзного договора между ними никто не отменял, хотя союзный договор с Испанией тоже был, а Франко находился в теплых отношениях с Гитлером. Салазар решил проблему ловко и изящно — объявил, что Португалия остается союзницей Великобритании, но в войне будет придерживаться строгого нейтралитета.
       Статус нейтральной державы принес Португалии не только мир, но и немалый доход из-за роста цен на минеральное сырье. Главным богатством страны оказались самые большие в Европе залежи вольфрама, необходимого для производства высококачественной стали. В Европе его добывали только в Швеции и Португалии, но шведские запасы составляли лишь десятую часть португальских. Германии португальский вольфрам был жизненно необходим, но и Англия была готова скупить его на корню, лишь бы он не достался немцам. И Салазар этим грамотно воспользовался. В результате, если в начале 1941 года за тонну вольфрама давали £1250, то к концу — уже £6 тыс. В стране началась вольфрамовая лихорадка. Крестьяне, забросив участки, брались за кирки и шли добывать драгоценную руду. Появились сотни нелицензированных старательских артелей, расцвела контрабанда, поскольку ту же самую тонну вольфрама в соседней Испании можно было продать за £7 тыс. По стране рыскали английские и немецкие торговые агенты, скупая все до последней вольфрамовой пылинки, что еще больше взвинчивало цены. Как следствие, золотовалютные резервы стали расти как на дрожжах. Если в 1938 году золотой запас Португалии оценивался в $63,3 млн, то в 1946 году в лиссабонских сейфах было золота уже на $438 млн.
       Деньги зарабатывались не на одном вольфраме. По свидетельству современников, Португалия в годы войны превратилась в гигантский черный рынок. Заезжий англичанин писал: "Для путешественника из воюющей страны Португалия выглядела как великолепный оазис мира и процветания: здесь не отключали электричество, не распределяли еду по карточкам, магазины были набиты продовольствием и роскошью для тех, у кого были деньги... Здесь было настоящее столпотворение шпионов всех воюющих государств (по большей части мнимых)".
       Однако у процветания была и другая сторона — салазаровские корпорации действовали вопреки идеалам Нового государства. Уже в 1943 году одна из правительственных газет била тревогу: "Продовольственные товары исчезают именно тогда, когда ими начинают заниматься 'органы экономической координации'... Надо наконец доказать на практике, что корпоративные организации существуют не для того, чтобы мешать людям жить". Страну поразила коррупция, и самым выгодным средством обогащения становилась близость к власти. Так или иначе, наибольшего успеха в годы войны добилась корпорация CUF, президентом которой был брат министра внутренних дел. Поглощениям, затеянным CUF, было невозможно противостоять, и к концу войны эта структура контролировала 10% экономики страны. Внезапно нахлынувшее богатство быстро развратило режим и подорвало веру населения в своего лидера. Но Салазар сумел удержать власть и после войны.
       
В первые послевоенные годы казавшееся незыблемым положение премьера стало шатким, и Салазар даже пообещал провести свободные выборы и уйти в отставку. В отставку он, разумеется, не ушел, а выборы провел через два месяца после обещания, так что ни одна партия не смогла составить конкуренцию Национальному союзу. Через несколько лет общество остыло, и в стране воцарилась прежняя атмосфера застоя.
       Были и внешнеполитические успехи. Салазар взял курс на интеграцию в международные институты и добился того, что его страна была принята в НАТО, а затем, в 1955 году, и в ООН, куда ее упорно не пускал СССР, считавший режим, притеснявший коммунистов, фашистским. Но членство в международных организациях, как оказалось, имеет свои минусы. В 1950-е годы в мире развернулся процесс деколонизации, который активно поддерживали постоянные члены Совета безопасности ООН — США и СССР. Французские, британские и португальские колонии представляли большой интерес для лидеров биполярного мира. В Анголе, например, к тому времени активизировалась добыча алмазов, а с 1957 года из этой колонии стали вывозить железную руду, что оказалось даже выгоднее алмазной торговли.
       Британия и Франция мучительно распускали свои колониальные империи, а в Лиссабоне об этом даже не думали, поскольку колонии как раз начали давать существенную прибыль. К тому же всеобщий отказ от колониализма воспринимался лиссабонским официозом как залог грядущего торжества португальского великодержавия. Одна из официальных газет, например, писала, что, пока другие империи "находятся в процессе саморазрушения", Португалия вот-вот займет подобающее место под солнцем: "Нам будет принадлежать руководство новым миром, возможно, очень близким по своей структуре к той империи... о которой мечтали наши предки".
       На вооружение была взята геополитическая доктрина "лузо-тропиканства", согласно которой португальцы (или, по древнему названию, лузитанцы) имеют особую мировую миссию и вместе с бразильцами составляют ядро особой цивилизации, которую характеризуют отказ от индивидуализма, капиталистического стяжательства и расизма, а также наличие высокой христианской духовности. Салазар задумал грандиозный стратегический союз с Бразилией. Диктатору удалось найти общий язык с бразильским президентом Жоао Кафе Фильо, и в 1955 году был подписан договор о дружбе, имеющий целью создание в будущем "лузо-бразильского сообщества". Предполагалось, что Бразилия получит доступ в португальские колонии, а Португалия получит доступ к неограниченным человеческим и природным ресурсам южноамериканского гиганта. Казалось, до возрождения португальского могущества было рукой подать.
       Первые удары по португальскому великодержавию были нанесены в 1960 году, когда президентом США был избран Кеннеди, слывший принципиальным антиколониалистом, а в Бразилии к власти пришел Жуселину Куличек, который считал "лузо-бразильский" союз утопией. "Тропиканский" проект пошел насмарку, и стареющему Салазару оставалось ворчать: "Меня обвиняют в том, что я проиграл выборы в Соединенных Штатах и Бразилии".
       Чем сильнее становилась международная изоляция, которую устроили Португалии из-за ее упорного нежелания предоставить независимость колониям, тем активнее вели себя оппозиционеры внутри страны. Путчи в Португалии случались и прежде — к примеру, в 1937 году попытку переворота предпринял министр обороны,— но теперь они всякий раз оказывались опереточными. Так, в 1959 году Салазару со всем правительством пришлось прятаться от путчистов в казармах национальной республиканской гвардии. Лишь через много лет стало известно, что гвардейцы тоже были участниками заговора и не арестовали Салазара по абсолютно непонятной причине. В январе 1961 года случилась новая оперетта: группа заговорщиков, спрятав оружие в гробу с предполагаемым покойником, захватила португальский круизный лайнер "Санта Мария", чтобы угнать его в ангольскую Луанду. В итоге террористы решили плыть в Бразилию, где местные студенты-радикалы в складчину оплатили их долги корабельному бару (заговорщики были идейными левыми и не желали уподобляться обычным бандитам). Но и Луанда не осталась без событий. Поскольку, ожидая прихода захваченной "Санта Марии", в город съехались журналисты со всего мира, местные негритянские повстанцы устроили вылазку, обстреляв несколько административных объектов. Между тем Индия в том же 1961 году аннексировала Гоа и другие португальские колонии.
       После нападения в Луанде в Анголе началась кровопролитная война между сторонниками независимости и португальской армией. На первых порах она была достаточно популярна в Португалии, и правительственная пресса с успехом призывала "давить шакалов". Власти демонстрировали публике пленных наемников, говоривших только по-французски, сообщали, что порядок почти восстановлен, что боевики выдавлены на территорию Конго, что их осталось не больше 5-6 тысяч, но война все не кончалась, и количество гробов из Анголы не уменьшалось. Желая умиротворить аборигенов, правительство принялось закачивать деньги в ангольскую экономику. Так, если до войны на Анголу тратили порядка £60 млн в год, то после начала войны — от £100 млн. В джунглях строились асфальтовые дороги, электростанции, осушались болота, но добиться мира никак не получалось. Мировое сообщество при этом было явно не на стороне Португалии — ангольские алмазы и железо интересовали слишком многих. Когда же в 1967 году в Анголе нашли нефть, шансы удержать под контролем столь лакомый кусок стали еще меньше. Рассказывают, что Салазар, услышав об ангольской нефти, воскликнул в сердцах: "Только этого нам не хватало!" Мозамбик вскоре тоже восстал, и все большее число португальцев стало понимать, что империю не сохранить.
       Чем больше появлялось несогласных в Португалии, тем агрессивнее реагировал режим и тем больше проблем валилось на его голову. Несмотря на то что смертную казнь в стране давно отменили, население было запугано террором тайной полиции ПИДЕ и тяжелыми условиями содержания в КПЗ и тюрьмах. И тут свое слово сказали международные правозащитные организации: в 1961 году была основана "Международная амнистия", первым делом которой стало участие в судьбе двух португальских студентов, осужденных на семь лет за то, что они публично подняли тост за свободу. С тех пор режим Салазара попал в список одиозных диктатур, а идеи Нового государства находили все меньше сторонников. К тому же устойчивое экономическое развитие, которое Салазар обеспечил стране, перестало устраивать португальцев, успевших познакомиться с транзисторами, телевидением и другими прелестями цивилизации. Все большее число жителей Нового государства мечтало об интеграции в общий рынок, а Салазар продолжать настаивать на уникальности португальского пути.
       Правление Антониу Салазара завершилось так же неожиданно, как и началось. В 1968 году престарелый диктатор упал со стула и так сильно ушиб голову, что президент страны, ранее бывший его послушной марионеткой, отправил старика в отставку. Салазар был помещен в больницу, но его политическая жизнь не закончилась. Министры продолжали приходить к нему с докладами и даже устраивали заседание кабинета у его койки. При этом сам Салазар даже не подозревал, что находится в отставке, поскольку никто из его вчерашних подчиненных так и не решился ему об этом сказать.
       Салазар умер 27 июля 1970 года, но режим, возглавляемый верным "коимбровцем" Марселу Каэтану, продержался еще четыре года. В 1974 году Новое государство рухнуло после очередной попытки переворота, на сей раз успешной. Жители Лиссабона встречали победоносных путчистов цветами, и переворот вошел в историю как "революция гвоздик". Или просто "цветная революция", после которой Португалия взяла курс на европейскую интеграцию.
КИРИЛЛ НОВИКОВ