В один из визитов НОРМАНА ФОСТЕРА в Москву со знаменитым архитектором и фанатичным авиатором пообщался АЛЕКСЕЙ Ъ-ТАРХАНОВ.
— Сэр Норман, вы единственный "крылатый" притцкеровский лауреат. Что дает архитектору умение летать?
— Еще одну перспективу.
— Как выглядят здания, которые вы построили, когда вы над ними пролетаете?
— Куда более очевиден контекст, яснее выделяется то, что сделано. Начинаешь видеть отношения между элементами или тем, как здание встроено в среду,— все, что с другой точки не так-то легко увидеть. Но, в конце концов, хоть я и летчик, лучше все-таки ногами стоять на земле.
— Какой самолет вы бы мечтали иметь?
— Больше всего я люблю истребители времен второй мировой войны.
— "Спитфайер"?
— Я летал на "Спитфайере" и на многих других самолетах того времени. Так что неплохо было бы иметь один из классических европейских истребителей, хотя это, конечно, невероятная роскошь!
— Именно европейский, а почему не американский?
— Европейские умнее, тоньше, лучше слушаются, но они и больше требований предъявляют к пилоту.
— А из русских машин?
— Ну, конечно, "Яковлев" — это классика, я ведь увлекался воздушной акробатикой.
— Когда я был маленьким, я читал книжки про рыцарей и знаю, что это совершенно особенные люди. Сэр Ланселот, Айвенго, Элтон Джон...
— Ну да, это все моя компания...
— Так чем архитектор-рыцарь отличается от архитектора, сражающегося, так сказать, в пешем строю?
— Интересная мысль сравнить архитектуру со сражением, но лучше, если ты не чувствуешь себя все время так, как если бы ты участвуешь в крестовом походе. Я вспоминаю Букминстера Фуллера, замечательного инженера и настоящего философа, с которым мы работали. Я часто повторяю его рецепт "Мыслить глобально, действовать локально". Вот это был настоящий рыцарь архитектуры.
— Вы говорили о себе, что "опоздали с учебой". Вы ведь попали в университет не сразу, вам пришлось и в Royal Air Force послужить и поработать.
— Отец работал на авиационном заводе, школу мне пришлось бросить в 16 лет. В 21 год я поступил в университет в Манчестере. Чтобы платить за учебу, я днем продавал мороженое, а ночью работал охранником в клубе. Потом выиграл стажировку в Йеле в Америке. Свой первый реальный проект сделал сразу после учебы, а в 1964-м мы вместе Ричардом Роджерсом открыли собственную студию. То есть если я и опоздал, то старался подогнать время.
— Ну а если бы вам пришлось начинать сейчас?
— Сейчас я бы не спешил. Я бы больше учился за школьными стенами, чем в классах. Я бы переходил из одной архитектурной школы в другую, ездил бы по разным странам. Я бы взял лучшее от Западной Европы, лучшее от Америки. Год бы я оставил свободным и обязательно пробовал бы поработать в растущих странах, полных динамики,— в Азии, наверное, в Китае, в Корее, в Японии. И непременно в нынешней России.
— Вы считаете, здесь есть чему поучиться?
— Здесь есть над чем поработать, я получаю удовольствие от пребывания в вашей стране. Я же все равно еще студент, хотя и очень взрослый.
— Два ваших главных "русских" объекта — реконструкция Новой Голландии в Санкт-Петербурге и башня "Россия" в Москве. Что общего в вашем подходе к их проектированию. В чем различие?
— Общего у них только архитектор Фостер, в остальном они различны, как различны города Москва и Санкт-Петербург. Новая Голландия — удивительная площадка, остров среди улиц, нечто венецианское, не могу поверить, что это было закрытое место, выключенное из города. Моя задача не в том, чтобы радикально изменить его облик, а, сделав его живым и значимым для городской культуры местом, выявить его особенность, его красоту.
Башня "Россия" нечто совсем другое. Она достаточно велика, хотя мне случалось проектировать более высокие башни. Я не боюсь физической величины проектов, мой аэропорт в Гонконге — размером с лондонский Хитроу и нью-йоркский Кеннеди, вместе взятые. Но он достаточно человечен: недаром его называют "горизонтальной церковью". Башня "Россия" будет вертикалью, играющей такую же роль, которую при московских царях играла ваша знаменитая колокольня в Кремле. На мой взгляд, это могло бы быть интересное здание, настоящий символ новой Москвы, такой же амбициозный, как и этот огромный город.