Суррогат ползучий

Суррогат ползучий

        Очередная годовщина начала Великой Отечественной войны, как всегда, заставляет вспомнить о тяготах военного времени, в том числе о вынужденном употреблении в пищу низкокачественных продуктов. Тогда всевозможные эрзацы были в порядке вещей, включая хлеб из жмыха и опилок. А между тем на эрзацах основывались не только рацион советских граждан, но и экономическая стратегия государств еще со времен первой мировой войны.

Иногда развитие технологий и простая человеческая смекалка позволяют заменить старые и привычные вещи на новые, более дешевые или более качественные. Так, анилиновые краски пришли на смену природным красителям, а пластмасса частично заменила дерево и металл. Но иногда человеческий гений доходит до создания таких заменителей, которые либо дороже, либо хуже продуктов, которые они должны заменить (бывает, что и дороже, и хуже). Такие горе-продукты называют немецким словом "эрзац" (заменитель), поскольку именно немцы впервые поставили их производство на поток, или суррогатами (от латинского "поставленный взамен"). Причем эти слова имеют негативный оттенок, связанный с тем, что зачастую привычный продукт заменяется низкокачественным вынужденно. Ведь расцвет эпохи эрзацев пришелся на две мировые войны, которые Германия тщетно пыталась выиграть с помощью эрзацев, то есть на времена дефицита. Впрочем, Россия тоже создавала собственные эрзацы, поскольку мировые катаклизмы не пощадили и ее. При этом россияне шли немного дальше немцев, поскольку российские эрзацы бывали обыкновенно несколько хуже немецких.
       Первые эрзацы появились в России и Германии задолго до начала первой мировой войны — в конце XIX века, и вокруг них кипели нешуточные страсти. Например, молочный маргарин, который начали вырабатывать еще в 1869 году по заказу французского правительства как дешевый заменитель коровьего масла, встречал в Германии отпор со стороны производителей масла. Владельцы маслобоен и коров так активно распускали слухи о том, что маргарин вреден для здоровья, что уже к 1890 году маргариновая индустрия стала рекордсменом по количеству денег, вложенных в рекламу. Но если в Германии конца XIX века на молочный маргарин смотрели как на неполноценный продукт для бедных, то в России в то же время наловчились подделывать и его, то есть делать эрзац эрзаца. Брокгауз и Ефрон свидетельствуют: "Вместо сбивания маргарина с молоком или сливками, как этого требует узаконенный у нас в России способ Меж-Мурье, готовят искусственное масло простым смешиванием маргарина с так называемым сибирским дешевым и сильно прогорклым коровьим маслом, вследствие своей порчи не находившим себе покупателей".
       Другим эрзацем, пришедшим в Германию и Россию в конце XIX века, был сахарин. Хотя его калорийность была значительно ниже сахара, покупатели с удовольствием брали сахарин, поскольку он был в 500 раз слаще сахара, что давало существенную экономию. Идя навстречу интересам производителей сахара, власти обеих империй поспешили запретить новый продукт. В 1898 году в Германии был принят закон, предписывающий не употреблять искусственные сладкие вещества при производстве алкогольных напитков, сиропов, соков и других продуктов, а также запрещавший продавать или хранить подобные вещества. Вскоре аналогичные меры приняла Россия, однако запрет нарушался в массовом порядке. В 1899 году в петербургских лавках были проведены контрольные закупки, показавшие, что сахарин присутствует чуть ли не в каждом третьем образце: из 77 пищевых продуктов, среди которых были торты, пряники, лимонад и т. п., 21 содержал сахарин. Когда же было исследовано 200 сортов кваса, выяснилось, что 56 сортов создано с использованием этого суррогата.
       Кроме того, в России существовала традиция потребления низкокачественных продуктов. Так, российское население издавна привыкло курить махорку — дешевый сорт табака, который по вкусу, виду и запаху очень мало походил на своего благородного собрата. Махорку выращивали в России всюду, от Украины, где ее называли тютюном, до Тамбова, причем росла она как на полях табачных королей Ставрополья, так и на крестьянских грядках. Хотя махорка и сама по себе уже была типичным суррогатом хорошего курева, россияне стали заменять и ее. В начале ХХ века производители махорки начали вместо махорочного листа использовать бадилье, то есть размолотые стволы растения, с которого эти листья собирают. Бадилье добавляли в махорку, отчего она становилась почти черной, или даже вовсе обходились без махорки, как в случае с папиросами марки "№16", которые делались из одного бадилья. Использование дешевого бадилья было весьма выгодным для мелких фабрик, что нашло отражение в тогдашней прессе. Корреспондент одной из киевских газет писал: "Злоупотребления с бадильем... дали недобросовестным фабрикантам крупные преимущества перед солидными в деле приготовления и сбыта махорочных изделий". Под давлением крупных фабрикантов в апреле 1901 года министр финансов Витте провел закон о полном запрещении использования бадилья. Закон, правда, никто и не думал исполнять, поскольку штрафы за его нарушение были незначительными, а контроль за фабриками был поставлен из рук вон плохо. Уже в 1903 году табачный фабрикант Володарский возмущался безнаказанностью производителей махорочного суррогата: "Если накупить бадилья по 30 коп. в количестве 1000 пуд., то фабрикант понесет затрат 300 руб. Эти 1000 пуд. он разобьет по 20 партий по 50 пуд. Самая максимальная версия та, что 10 партий акцизный надзор накроет и уничтожит, а остальные 10 партий разновременно пойдут на выработочное фабричное отделение. В итоге получим затрат 300 руб., а выручка (на 500 пуд.) 3000 руб.". Более того, производители, применявшие бадилье, начали кампанию за отмену закона, доказывая, что, поскольку в стволах табачных растений меньше никотина, чем в листьях, курение эрзац-махорки значительно здоровее. Саратовский фабрикант Штаф подал в ведомство Витте петицию, в которой утверждал, что "если ставить вопрос о бадилье в зависимости от вреда бадилья для здоровья курильщиков, то следует запретить переработку именно листа, а не бадилья". В конце концов в 1905 году правительство разрешило применять табачный суррогат, но лишь при условии, что на упаковках товара будет стоять уведомление о том, что продукт содержит "примесь табачных стволов".
       Если же учесть древнюю русскую традицию переживать неурожаи с помощью лебеды и крапивы, то можно смело сказать, что к 1914 году Россия была вполне готова к пришествию эры эрзацев. А вот Германия была к ней готова значительно хуже.
       
Развязывая в 1914 году мировую войну, Германия, конечно же, не подозревала, что она затянется на несколько лет. Поэтому первое время о переходе к массовому производству эрзацев в Берлине никто даже не думал. Напротив, германские военные власти делали одну ошибку за другой. В частности, военно-продовольственное управление, в подчинении которого оказалось сельское хозяйство страны, сделало все для того, чтобы эрзацы Германии действительно понадобились. В 1915 году чиновники управления провозгласили свиней "внутренним врагом рейха", подлежащим тотальному уничтожению. Свиньи были повинны в том, что их кормили картофелем, а запасы картофеля в воюющей стране стремительно уменьшались. В результате кампании по истреблению "врагов рейха" в стране не осталось ни мяса, ни жира. То, что гражданское население оказалось без мяса, еще можно было пережить, поскольку для него были изобретены так называемые рисовые окорока, сделанные в форме ягнячьей ноги с воткнутой деревяшкой, представлявшей кость. Однако жир был подлинно стратегическим сырьем, поскольку из него получали глицерин, необходимый для производства взрывчатки. После ликвидации свиней на производство глицерина пошел жир, который раньше шел на производство маргарина. При этом количество картофеля продолжало сокращаться, поскольку теперь мука для выпечки хлеба на 20% состояла из картофельного порошка. Понадобился заменитель и для картофеля, и немцам предложили употреблять вместо него брюкву. В результате всех этих замен к 1916 году дневное потребление калорий в Германии сократилось вдвое по сравнению с довоенным. Впрочем, к концу войны положение еще более осложнилось, и вместо картофельного военного хлеба немцы стали получать по карточкам капустные кочерыжки.
       Россия же, как казалось в начале войны, и вовсе должна была быть избавлена от проблем с продовольствием, поскольку была аграрной страной и до войны поставляла зерно за рубеж. Отчасти это изобилие и привело к весьма плачевным результатам. Так, до 1916 года русские солдаты на фронте получали по три фунта хлеба в день, что считалось завышенной нормой. Но поскольку солдат на фронте становилось все больше, а работников на полях все меньше, в 1916 году норма выдачи упала до двух фунтов, а затем и до 1,5 фунта в день. Когда же в 1917 году недокормленная армия встала на сторону новой власти, положение еще более ухудшилось: после революции населению по карточкам вместо хлеба нередко выдавали немолотый овес. С началом же гражданской войны Россия вновь оставила Германию по части эрзацев далеко позади. Как писал в 1919 году один священник из Новгородской губернии, "очень многие голодают и прибегают к употреблению для прокормления вместо хлеба разных суррогатов: мякины, соломы и др. предметов, не годных для питания, которые и примешиваются к муке; худшим из таких хлебов является хлеб со мхом".
       Между тем в первую мировую приходилось искать замену не только продовольственным товарам. Германия, бедная природными ресурсами, была вынуждена перейти к синтезу альтернативного сырья для военных нужд, благо высокоразвитая химическая промышленность это позволяла. Первоначально, впрочем, власти не столько помогали химикам, сколько мешали. Так, с 1909 года немецкий химический гигант BASF, используя уникальную технологию Фрица Габера и Карла Боша, вырабатывал из азота, фактически из воздуха, остродефицитный аммиак. Аммиак был нужен для производства пороха, который до тех пор делался исключительно из селитры, которую Германии приходилось ввозить из Чили. Впрочем, в данном случае заменитель сыграл безусловно положительную роль. Теперь Германия могла более не зависеть от поставок стратегически важного сырья через весь Атлантический океан, контролировавшийся флотами враждебных держав. Однако производственный процесс на заводе BASF был сорван, причем сорвали его как раз те, кто был заинтересован в успехе нового дела,— немецкие военные. В августе 1914 года специалисты BASF не избежали всеобщей мобилизации, и завод пришлось закрыть, поскольку "все ушли на фронт".
       Уже через неделю после начала войны лидер немецких промышленников, глава концерна AEG Вальтер Ратенау явился в военное министерство доказывать, что в стране, блокированной британским флотом, скоро кончится порох, чем немало удивил германский генералитет, который даже не подозревал, что селитра привозится из Чили. Другие ученые и промышленники тоже забили тревогу, поскольку, по словам Габера, "осенью 1914 года все специалисты признавали необходимость выхода из войны весной 1915 года", если в стране не будет заменителя селитры. Управление стратегическими ресурсами Германии доверили Ратенау, но химиков с фронта не отпускали до тех пор, пока для германского командования не стало очевидно, что война затянется на неопределенно долгий срок. Бош и Габер снова приступили к синтезу аммиака, но, пока производство не вышло на должный уровень, германским властям пришлось реквизировать удобрения у всех крестьян империи и оккупированных ею территорий.
       В ходе войны германские власти все больше начинали полагаться на заменители, которые должна была дать химическая промышленность, но, кроме производства аммиака, похвастаться ей было особенно нечем и довольствоваться приходилось скверными суррогатами. Так, генералы потребовали от промышленников синтетический каучук, и фирма Bayer таковой изготовила. Однако заменитель на поверку оказался типичным эрзацем, поскольку был слишком твердым и неэластичным. Поэтому шины для армейских автомобилей приходилось делать из веревок, дерева, но только не из нового продукта. Когда же в 1916 году Румыния, до того исправно поставлявшая Германии нефть, внезапно примкнула к ее врагам, жидкое моторное топливо стало дефицитом. И хотя бывший сотрудник Габера Фридрих Бергиус еще с 1913 года умел в лабораторных условиях превращать уголь в бензин, промышленное производство синтетического топлива до конца войны ему наладить так и не удалось. Зато текстильная и обувная промышленность оказались на высоте, поскольку немецкие фабрики начали выпускать ткань из крапивы и ботинки на деревянной подошве. Впрочем, тут россияне снова перещеголяли немцев, поскольку русские фабриканты научились производить сапоги с картонной подошвой, носить которые было, разумеется, практически невозможно.
       
Послевоенные годы не позволили забыть об эрзацах ни России, ни Германии. По крайней мере немцам эпохи Великой депрессии все так же приходилось есть брюкву вместо картофеля, а россиянам эпохи великого голода приходилось питаться лебедой и корой деревьев. Но настоящий расцвет эпохи эрзацев начался в 1930-х годах, когда Москва и Берлин взяли курс на построение экономик, основанных на полном самообеспечении. При этом СССР, ожидавший агрессии со стороны "империалистического окружения", сделал государственную ставку на эрзацы раньше, чем Германия, которая как раз начинала задумываться о такой агрессии.
       В начале 1930-х годов СССР, проводивший ускоренную индустриализацию, стремился, в частности, к созданию собственного мощного автопрома, без которого было бы невозможно создать современные мобильные вооруженные силы. Для автомобильных шин был нужен каучук, который добывался из каучуконосных деревьев в Бразилии, Африке, Малайе, но только не в СССР. В феврале 1931 года Сталин сказал на Всесоюзной конференции работников социалистической промышленности: "У нас имеется в стране все, кроме каучука. Но через год-два и у нас будет свой каучук". Клич подхватил Киров, бросивший в массы лозунг: "Если грянет война, то дела будут решать не только люди, штыки, пулеметы и пушки, но и каучук". Призыв партии был услышан, и уже в 1933 году в горах Тянь-Шаня местные колхозники указали советским ботаникам на одуванчик под названием "кок-сагыз", который содержал каучук. Кок-сагыз начали сеять по всей средней полосе, причем колхозников поощряли сеять его на приусадебных участках. За успехи в освоении новой культуры тружеников села награждали резиновыми изделиями: за 17 кг сырых корней кок-сагыза полагалась пара галош, за 65 кг — пара сапог и т. п. В европейской части СССР тянь-шаньский одуванчик рос не слишком хорошо и быстро терял каучуконосные свойства, но выход, казалось, был найден. Академик Трофим Лысенко, прославившийся в дальнейшем как главный борец против "лженауки" генетики, предложил сажать кок-сагыз не семенами, а отрезая черенки. Предложение показалось дельным, и вскоре обрезанием черенков уже занимались бригады колхозниц чуть ли не по всей стране. Однако решить все проблемы так и не удалось. Во-первых, при хорошем раскладе с одного гектара кок-сагызовых насаждений можно было получить всего лишь порядка 80 кг каучука, а во-вторых, полученный продукт отличался крайне низким качеством. В результате во время войны СССР больше рассчитывал на поставки резины от союзников, а после войны от одуванчиков и вовсе предпочли отказаться.
       Пока в СССР развивалась кок-сагызовая лихорадка, Германия тоже не дремала, ведь у этой страны не было ни каучука, ни нефти. И снова Германия пошла по пути создания синтетического сырья путем сложных химических процессов. В авангарде немецкой промышленности в ту пору находился химический концерн IG Farbenindustrie, в котором слились сразу несколько химических гигантов страны, включая BASF. Концерн получил права на технологию Бергиуса и даже имел завод, который производил бензин этим способом, а также обладал технологией создания искусственного каучука под названием "буна". Проблема была в том, что оба продукта были типичными эрзацами: синтетический бензин был дороже и хуже того, что можно было купить на внешнем рынке, а буна, несмотря на свое высокотехнологичное происхождение, была немногим лучше советского одуванчикового каучука. Поскольку ни власти Веймарской республики, ни собственные акционеры не собирались поддерживать откровенно убыточные производства, руководство концерна начало искать политиков, готовых поддержать отечественного производителя. Таковые вскоре нашлись. Когда эмиссары Farbenindustrie пришли к Адольфу Гитлеру, тот заявил: "Сегодня невозможно представить себе экономику без нефти в Германии, которая хочет остаться политически независимой. Германское жидкое топливо должно стать реальностью, даже если это потребует жертв". IG Farbenindustrie поддержала нацистов и получила госзаказ на производство бензина вместе с неплохими субсидиями.
       Если с синтетическим топливом все было достаточно хорошо, поскольку машины были в состоянии на нем ездить, то с буной возникли проблемы, поскольку на шинах из нее ездить было практически невозможно из-за ее низкого качества. Однако руководство Farbenindustrie настаивало на обратном и требовало, чтобы возрождающаяся германская армия взяла на обкатку порядка 2 тыс. шин из их эрзац-каучука. Военные пытались отказаться, но фюрер потребовал, чтобы каучуковый проект проводился в жизнь "с непреодолимой силой", и к испытаниям пришлось приступить. Экономический блок германского правительства, который возглавлял крупный экономист Ялмар Шахт, тоже был категорически против буны, поскольку одна шина из нее стоила 92 марки против 18 марок, которые стоила шина из каучука. Однако Гитлер отмел все возражения, заявив: "Нам все же выгоднее производить дорогие шины в Германии и использовать их, чем поставлять теоретически дешевые шины, на которые министр экономики не может, однако, выделить иностранную валюту". Вскоре Шахт оказался в подчинении у Германа Геринга, который, говоря о каучуке, почти цитировал советских руководителей: "Если война начнется завтра, нам придется использовать заменители", а также подчеркивал: "Каучук — наше самое слабое место". Производство синтетического каучука в Германии все-таки было развернуто, и немцам не пришлось в новую мировую войну снова ездить на веревочных шинах, а их танки не оставались без горючего до тех пор, пока американская авиация не разбомбила заводы Farbenindustrie, на которых это горючее производилось.
       
Когда же война наконец началась, Германия превратилась в настоящее царство эрзацев, причем перед ними отступали даже железные законы национал-социализма. Так, ученый и бизнесмен Артур Имхаузен, чья мать была еврейкой, был осыпан наградами и провозглашен почетным арийцем за то, что наладил на своей фабрике производство мыла и маргарина из рурского угля. Но чем дольше шла война, тем хуже становились эрзацы и тем большее число товаров приходилось заменять. Если первые годы речь шла об эрзац-шоколаде и эрзац-кофе из цикория, то ближе к концу войны немцев стали приучать к салатам из одуванчиков. Со временем положение со снабжением стало настолько критическим, что утратила эффективность даже всесильная геббельсовская пропаганда. Однажды на берлинском радио произошел конфуз: американка и убежденная национал-социалистка Джейн Андерсон, которая вела пронацистские программы, транслировавшиеся на США, рассказала в эфире о том, как прекрасно живется в разбомбленном Берлине, и о том, "как хороши сладости с шампанским" в берлинских ресторанах. Американцы перевели выступление Джейн на немецкий язык и стали транслировать его на Германию. Объевшиеся эрзацами немцы оказались задетыми за живое, и Андерсон отстранили от эфира.
       И все же Советский Союз вновь обошел немцев в деле замещения нормальных продуктов скверными. Изобретались эрзацы на высшем уровне, поскольку в аппарате Анастаса Микояна существовала группа специалистов, которая занималась выдумыванием всевозможных дешевых заменителей и пропагандой использования в пищу того, что прежде считалось несъедобным. Например, из подгоревшего во время бомбежек зерна было решено варить пиво. Для советских граждан стали выпускаться особые брошюры, в которых рассказывалось о том, как употреблять в пищу самые неожиданные продукты взамен привычных. В одной из таких книжек, которая вышла в 1943 году с характерным названием "Собирайте и употребляйте в пищу крапиву", рассказывалось о том, как плохо живется тем, кто вместо крапивы вынужден есть хлеб. "Если люди не употребляют в пищу листьев свежей зелени, овощей, плодов и потребляемая ими пища однообразна, состоит главным образом из хлеба и мучно-крупяных продуктов, наступают общее недомогание, слабость, быстрое утомление, боли в мышцах и суставах, болезненность и кровоточивость десен. Крапива является исключительно полезным растением — пищевым, кормовым, лекарственным и техническим... В 30 г крапивы содержится суточная потребность человека в витаминах". Книга также содержала ряд полезных кулинарных советов и рецептов. Например, щи предлагалось готовить из одной луковицы, одной столовой ложки муки, одной столовой ложки пищевого жира и 100 г крапивы. Также сообщалось, что "добавление укропа улучшает вкус". Но это не всегда спасало от голода. Уполномоченный ГКО по обеспечению продовольствием Ленинграда и Ленинградского фронта Дмитрий Павлов после войны вспоминал: "Ловили кошек, собак, случайно где-то уцелевших, из домашних аптечек выбирали все, что можно применять в пищу: касторку, вазелин, глицерин; из столярного клея варили суп, студень". Были и другие заменители. Например, в стране широко применялось жидкое мыло, делавшееся из силиката натрия, из которого в мирное время делали в основном канцелярский клей.
       Победное для СССР завершение Великой Отечественной войны оборвало историю эрзацев в Германии. Более того, победители, желая привлечь на свою сторону симпатии простых немцев, сознательно отучали вчерашних врагов от суррогатов. 9 мая 1945 года Микоян сорвал в Берлине бурные аплодисменты, заявив немцам с трибуны, что советские оккупационные силы будут выдавать населению не просто кофе, а настоящий кофе. Теперь, заполучив трофейное оборудование для производства синтетического бензина и других заменителей, Советский Союз некоторое время пытался привить на своей почве немецкую техническую культуру. Началось строительство трех заводов по производству синтетического топлива — в Новочеркасске, Башкирии и на берегу Ангары. Однако запускать их пришлось уже в совершенно другую эпоху. В 1950-х годах в Сибири были открыты месторождения нефти, нужда в синтетическом бензине отпала, и заводы переориентировали на выпуск метанола, переработку нефти и т. п.
       История эрзацев в СССР, в сущности, продолжалась еще долго, если не продолжается до сих пор, поскольку хрущевские пятиэтажки, по сути, можно считать теми же суррогатами нормального жилья. Однако крупных войн и кровавых революций после 1945 года стране, по счастью, пережить не довелось, а потому и эрзацы ассоциируются скорее с учебником истории, чем с повседневной жизнью.
АНДРЕЙ СЕРГЕЕВ