Образ национального театра устойчив. Нельзя вообразить себе национального театра без важных немногословных седых гардеробщиков в ливреях, без инкрустированных паркетных полов, без расписанных стен, без хрустальных люстр, без чрезвычайно нарядной светской публики, без дорогого и изысканного буфета. Почти нельзя представить себе национальный театр и без унылой традиционной режиссуры, актерской игры, позаимствованной из прошлого века, скудного классического репертуара и парадных рецензий, повествующих об очередной премьере так же, как о светском рауте. Да и есть ли смысл писать о спектаклях национального театра в ином духе?
Все смешалось в венском Бургтеатре, ничем раньше не выделявшемся среди прочих европейских национальных театров, с появлением в 1986 году нового директора, рейнского немца (из Бохума) Клауса Пайманна. Пайманн не тронул ни гардеробщиков, ни обстановки, ни репертуара буфета; но он решительным образом изменил художественную часть жизни Бургтеатра, сделав его, по единодушному мнению неавстрийской театральной критики, лучшим в мире театром немецкой драмы. Для новых немецких драматургов, таких как Петер Хандке, Элфриде Елинек, Петер Турини, Георг Табори, нет большей удачи, чем быть поставленными в Бургтеатре.
Среди постановок по современным пьесам более других ошеломленным венцам запомнилась пьеса "Хельденплац" (Площадь Героя) Томаса Бернхарда, премьера которой состоялась в 1988 году. Названа эта пьеса по имени площади, на которой в 1938 году, вскоре после аншлюса, состоялось знаменитое выступление Адольфа Гитлера при огромном стечении австрийского народа, исполненного фашистского энтузиазма. По мнению еженедельника THE ECONOMIST, эта постановка имела своей целью указать на специфически теплое и всепрощающее отношение современных австрийцев к своему прошлому времен Второй мировой войны.
Пьеса "Хельденплац" удостоилась невиданного ранее количества рецензий в прессе, ее обсуждали на телевидении и радио, она стала мишенью и основой массы острот и карикатур. Каждый спектакль превращался в столь любимый авангардистами перформанс. Возмущение и глухой ропот в зрительном зале начинались задолго до подъема занавеса; ход спектакля не к месту прерывался аплодисментами и свистом; многие в ярости покидали свои места и устремлялись, нарочно громко топоча, к выходу, вслух ругая автора и постановщика. Финальная сцена спектакля приветствовалась пополам овациями и гнилыми фруктами. Популярность постановки была так велика, что ее обсуждали даже в австрийском парламенте; правда, решения никакого принято не было.
Клаус Пайманн, впрочем, не оставил венский свет и без классики — одним из основных его авторов стал Шекспир, несколько пьес которого значатся в афише; "Иванов" Чехова идет в Бургтеатре уже несколько сезонов; а в феврале будет показана премьера спектакля по пьесе Ибсена "Пер Гюнт" — европейские театралы ожидают ее с плохо скрываемым возбуждением.
Австрийцы вроде бы должны быть благодарны Пайманну за то, что Бургтеатр обрел европейскую известность. Редко на каком спектакле бывает так, чтобы зал Бургтеатра (1400 мест) был заполнен менее чем на три четверти. Тем не менее австрийцы с нетерпением ждут 1996 года, когда окончится срок действия контракта Пайманна. И хотя времени еще предостаточно, австрийские театральные критики, рецензируя постановки, не упускают возможности порассуждать на тему о преемнике Пайманна.
Одни склоняются в пользу Петера Штайна, театрального директора Зальцбургского фестиваля, да и вообще фигуры в театральном мире весьма и весьма известной. Штайн действительно мог бы составить славу любого театра, но ведь и он режиссер нетрадиционный, о чем противники его назначения не устают писать.
Другой же кандидат в директора Бургтеатра — актер Клаус Мария Брандауэр, исполнитель многих главных киноролей (в том числе в известной трилогии венгра Иштвана Сабо "Мефистофель", "Полковник Редль", "Хануссен"). Его назначение выглядит более вероятным — он не только знаменитость, но и австриец.
Кто бы ни стал новым директором Бургтеатра, несомненно одно: Клаусом Пайманном он не будет. И привлечет ли Бургтеатр тогда европейское внимание — еще вопрос.