фестиваль концерт
В Светлановском зале Дома музыки состоялся последний концерт Пятого Московского пасхального фестиваля (МПФ). Итоги симфонической программы фестиваля подводит ВАРЯ Ъ-ТУРОВА.
Юбилейный фестиваль задумывался как сплошной праздник — тут тебе и столетие Шостаковича, и 250-летие Моцарта, да и вообще всеобщее пасхальное воодушевление. Именно поэтому от него ждали большего, чем в предыдущие годы, и поэтому же — не дождались. Празднования юбилеев великих редко оказываются соответствующими поводу, куда чаще они носят формальный характер и проходят в атмосфере обязаловки. Валерий Гергиев, намереваясь обратить внимание общественности на второго по значимости юбиляра этого года, все же не стал делать фестиваль монографическим, разбавив Шостаковича музыкой современников — Сергея Прокофьева, Белы Бартока, Игоря Стравинского, не отказав себе в удовольствии поиграть любимое — Николая Римского-Корсакова, Рихарда Вагнера и даже продирижировав музыкой, которую меньше всего можно было от него ожидать,— Фридериком Шопеном и Иоганном Штраусом.
В концептуальном смысле фестиваль проигрывал предыдущему, но отсутствие интеллектуальной составляющей несколько компенсировал тот факт, что в программу были поставлены не то чтобы совсем очевидные опусы — Пятый прокофьевский фортепианный концерт, Второй Белы Бартока, Первый скрипичный Шостаковича, его же опера "Нос", третий акт вагнеровской "Валькирии" с приглашенной звездой — британским баритоном Брином Терфелем в роли Вотана.
Замечу, что с самого начала с сильными эмоциями на нынешнем Пасхальном было туго. Казалось, что Валерий Гергиев не то чересчур погрузился в светскость происходящего, не то чем-то раздражен, не то и вовсе немыслимое — устал. Последнее предположение даже произносить-то было странно, гергиевская способность работать больше времени, чем есть в сутках, известна всем. Но чем дольше длился фестиваль, тем оправданнее казалась эта версия. Даже во всех отношениях близкую дирижеру музыку, к примеру ту же "Валькирию", он дирижировал вне привычного образа музыканта, выкладывающегося на сто процентов. Знаменитый "Полет валькирий", который можно смело назвать в числе музык, с которыми Валерий Гергиев лучше всего ассоциируется, прозвучал не грозно, масштабно и воинственно, как того можно было ожидать, но легко, непринужденно и почти весело.
Новичок фестиваля пианист Ефим Бронфман сыграл с мариинским оркестром Второй концерт Белы Бартока. Сам факт исполнения этого редчайшего в репертуаре большинства пианистов концерта мог бы стать событием — получив Grammy за запись всех концертов данного автора, господин Бронфман небезосновательно считается одним из немногих в мире бартоковедов. Мог бы, если бы не общий подход и солиста, и оркестра — нацеленный на создание атмосферы, по-бартоковски острой и нервной, но не на тонкости, частности и прелести, которые в этой музыке нужно отыскивать с лупой, иначе — не углядишь. Два моцартовских вечера фестиваля, с приглашенными из Швеции и Дании солистами, Таллинским камерным оркестром, камерным хором Шведского радио и дирижером Фредриком Мальмбергом, обнадеживали лишь на афишах — в реальности оказалось, что хор заметно превосходит и оркестр, и солистов, и дирижера, что, к примеру, в "Реквиеме" недопустимо.
Чуть лучше слушался "Нос", сыгранный на фестивале в начале, когда публика и артисты еще не устали. Фаворитом МПФ неожиданно для всех стал польский пианист Рафал Блехач, обладатель редчайшего дара — способности играть Шопена, жертву сентиментальных девичьих эмоций, мужественно, с достоинством и благородством. Другое дело, что на одном фортепианном концерте Шопена МПФ вряд ли мог выехать. Ситуация стала казаться совсем проигрышной на предпоследнем концерте, когда сюиту из прокофьевского балета "Ромео и Джульетта" мариинский оркестр сыграл откровенно некачественно, да к тому грубо и плоско.
Но Валерий Гергиев не был бы самим собой, если бы не удивил в самый последний момент. На заключительном концерте, в Девятой симфонии Шостаковича, оркестр словно подменили — он звучал внимательно, аккуратно и, что еще важнее, живо, с какой-то прямо-таки личной заинтересованностью всех участников. Удивляться пришлось еще до начала концерта, когда на пресс-конференции, посвященной итогам МПФ, изможденный Валерий Гергиев сам произнес то, во что верилось с трудом: "Возможно, нам надо пересмотреть соотношение труда и отдыха, все эти шестичасовые перелеты, это тяжело".
Мысль, кажущаяся естественной, будь она произнесена любым другим дирижером, в данном случае звучала как гром среди ясного неба. Слыхано ли — Гергиев устал! Больше того, именно этот факт дирижера и спас. Нет, дело не в том, что так способна к сочувствию пресса и публика. Все проще и все как у людей — в ситуации стресса ярче становятся цвета, когда устал — любой звук кажется громче, когда температура — больно дотрагиваться до собственной кожи. Нервы обострены — обострены эмоции. Валерию Гергиеву стало не до скорости, громкости, масштабности. И когда эти шумные достоинства канули, наружу выбрались осмысленность, внимание к деталям, вдохновение, порыв и талант. Качества, без которых он был бы всего лишь одним из многих дирижеров, способных заставить оркестр всего лишь играть очень быстро. Именно те, благодаря которым Мариинский театр все еще оказывается иногда впереди планеты всей.