юбилей/ музыка
В Большом зале консерватории прошел концерт, посвященный 75-летнему юбилею Геннадия Рождественского. Всемирно известный дирижер принял поздравления от государственных чинов и от коллег, послушал, как управляются с оркестром Симфонической капеллы его ученики-дирижеры, и наконец сам продирижировал грандиозным опусом Яна Сибелиуса. Рассказывает СЕРГЕЙ Ъ-ХОДНЕВ.
Появление на сцене Святослава Бэлзы успокоительно сулило оглашение телеграммы из Кремля, поток комплиментарных реприз и скрытый ласковыми улыбками железно предсказуемый регламент: поздравили, послушали музыку, поздравили, послушали музыку — и так оба отделения. В общем, небольшой частью посулы оправдались. Под зачин ведущего в директорской ложе появился Геннадий Рождественский, публика поприветствовала его стоя, прочитали телеграмму от президента, а дальше на сцену вышел министр культуры Александр Соколов. Тут регламент и сломался: министр чуть ли не извинялся за необходимость говорить официальные речи (что редкость), элегантно и обаятельно шутил (что редкость тем паче) и скромно вспоминал годы студенчества в консерватории. Поздравил дирижера (и коллегу: Геннадий Рождественский имеет звание заведующего кафедрой Московской консерватории) и ректор консерватории Тигран Алиханов. Собственно, официальная поздравительная часть на этом и кончилась ("Юбилейного елея более не будет",— строго блеснул аллитерацией Святослав Бэлза). Впрочем, по окончании первого отделения на сцене неожиданно появился худрук "Геликон-оперы" Дмитрий Бертман вместе с тамошней примой Натальей Загоринской — напомнить юбиляру о совместной работе над "Средством Макропулоса" Яначека и во всеуслышание пригласить его к дальнейшим работам в "Геликоне".
Для программы первого отделения выбраны были произведения любимых композиторов дирижера, эффектно задававшие и размах, и тон происходившему: "Праздничная увертюра" Шостаковича, ранняя симфоническая поэма Стравинского "Фейерверк" и, наконец, "Здравица" — хоровая кантата Прокофьева, написанная к 60-летию Сталина на мнимо-фольклорные стихи разных народов СССР (стихи, разумеется, о том, что жизнь весенней вишней расцвела не просто так, а с одобрения корифея всех наук). Причем на дирижерском подиуме сменяли друг друга ученики Геннадия Рождественского: "Праздничной увертюрой" дирижировал юный Константин Чудовский, "Фейерверком" — Мурад Аннамамедов (руководитель Ярославского губернаторского симфонического оркестра), ну а "Здравицей" — сам руководитель Симфонической капеллы Валерий Полянский. Эпохальными назвать эти исполнения язык не повернется, хотя в случае "Здравицы" дирижировавший ею Валерий Полянский, например, явно имел своей целью интересную и нетрафаретную трактовку, последняя оказалась подпорчена оркестровыми промахами.
Впрочем, все это — и речи, и цветы, и ордена на груди у юбиляра, и Шостакович, и Стравинский, и Прокофьев — оказалось, по существу, лишь прелюдией. Во втором отделении (оно получилось огромным, без малого двухчасовым) Геннадий Рождественский сам встал за дирижерский пульт — прозвучала вокально-симфоническая поэма Сибелиуса "Куллерво". Написанный 26-летним композитором опус поистине эпических масштабов вдохновлен сюжетом из "Калевалы" о мифическом богатыре Куллерво, эдаком карело-финском Зигмунде (из "Кольца нибелунга") — тоже герое, тоже невольном кровосмесителе, тоже жертве. Редкие сольные вокальные реплики Куллерво и его сестры исполняли приглашенные из Эстонии тенор Мати Тури и сопрано Пиле Лилл, а сурово распевающий стихи "Калевалы" мужской хор был составлен из хористов Симфонической капеллы и консерваторского хора.
Редкое для нашей сцены колоссальное полотно дирижеру и оркестру удалось сделать ярким, ошеломляющим и всерьез пронзительным даже на слух не владеющей контекстом карело-финского эпоса публики, пускай даже юношеское нагромождение драматичных звучаний в партитуре молодого Сибелиуса у Геннадия Рождественского звучало с несколько усталой и обобщенной величавостью. Сделав столь радикальный выбор произведения для концерта в честь собственного юбилея, знаменитый дирижер в очередной раз показал, что в любви к торным тропам заподозрить его невозможно.