МНЕНИЯ И КОММЕНТАРИИ
Приехавший в Москву на международную конференцию Высшей школы экономики генеральный секретарь Организации экономического развития и сотрудничества Дональд Джонстон считает, что сегодня почти невозможно предсказать динамику нефтяных цен, что вмешательство государства в экономику нельзя оправдать интересами безопасности и что структурные реформы в Европе надо продолжать, несмотря на волнения во Франции. Об этом он рассказал корреспонденту Ъ ИГОРЮ Ъ-ФЕДЮКИНУ.
— Каковы сегодня главные риски для мировой экономики? Например, велика ли опасность, что повышение ставок в развитых странах приведет к оттоку капитала с развивающихся рынков?
— Тенденция повышения ставок есть, но по историческим меркам они все равно еще очень низки. Не думаю, что такой их рост должен вызвать подобные опасения. Это не главный риск.
Гораздо более опасно резкое падение курса американского доллара. Вполне можно себе представить, что в какой-то момент иностранцы перестанут покупать доллары, а это, учитывая огромные долларовые резервы в Китае и Азии в целом, повлияет и на экспорт из Китая, и на потребление в США. Впрочем, если оно будет достаточно плавным, такое падение может быть даже полезно: оно может подстегнуть американцев к тому, чтобы больше откладывать.
Другой источник рисков — колебания мировых цен на нефть. Сейчас нет единого мнения, что с ними будет происходить. Международное энергетическое агентство даже не берется предсказывать, они только предлагают сценарии: если произойдет то-то, то будет так, а если то-то — то вот так. Наш собственный экономический департамент просто берет нынешние цены и экстраполирует их на будущее.
Еще один риск — возможность терактов. Новый теракт, сходный по масштабу с событиями 11 сентября 2001 года, перечеркнет все наши сегодняшние подсчеты и прогнозы.
И, наконец, я бы упомянул инфекционные заболевания. Сейчас все беспокоятся о курином гриппе, но ведь может быть и что-то еще, о чем мы еще даже не знаем.
— Нынешняя эра высоких цен на нефть не похожа на предыдущую?
— Да, я уже пережил один период высоких цен на нефть. В 1980-х, когда я входил в канадский кабинет, у нас были прогнозы от нефтяных компаний, от МЭА. Если верить им — а мы им верили,— нефть сегодня должна стоить гораздо больше $100 за баррель в долларах 1980 года. Но с тех пор были моменты, когда она опускалась ниже $10 за баррель. Так что не очень понятно, что мы на самом деле знали тогда и что знаем сейчас.
Но здесь есть одна реальная проблема, к решению которой могли бы подключиться правительства. Речь идет о разведке и разработке месторождений. Сегодня частный сектор не достаточно инвестирует сюда, поскольку не имеет даже базовых долгосрочных ценовых ориентиров. Возможно, было бы правильно, чтобы правительства инвестировали в эти сектора или создавали стимулы для инвестиций, например, в разработку шельфа. Не думаю, впрочем, что цены на нефть будут снижаться, учитывая рост экономик Индии и Китая, где живут 2,5 млрд человек, которые сейчас все покупают машины.
Вообще-то, если говорить серьезно, мы до сих пор никогда не сталкивались с необходимостью интегрировать экономики такого масштаба в мировую систему.
— Когда цена нефти стала расти, беспокоились, что это повредит экономикам Европы и США, но этого не происходит.
— Это один из больших сюрпризов. Если бы кто-то сказал несколько лет назад, что будет при ценах на нефть в $60, мы бы сказали, что будет огромный инфляционный эффект. Но его нет. Есть несколько причин, но, мне кажется, одна из главных — в том, что снижается зависимость США и Европы от нефти. По сравнению с 1980 годом на 50% снизилась зависимость от нефти для отопления домов и промышленности благодаря ресурсосберегающим технологиям. Это очень важно, что высокие цены на нефть не перешли в базовую инфляцию, в рост зарплат и цен. Но нельзя исключать, что еще один резкий подъем цен уже не будет поглощен экономикой.
— Очередной срок для достижения компромисса по Дохийскому раунду, 30 апреля, будет, судя по всему, опять сорван. Что будет с ВТО?
— Это не конец света, речь идет всего лишь об очередном раунде переговоров. Разочарования были и в прошлом, но прогресс в мировой торговле налицо. Я, например, помню Токийский раунд, и если сравнить ситуацию в 1960 году и сейчас, то это как черное и белое. Например, практически исчезли тарифы по промышленной продукции, по текстилю. Другое дело, что многие страны не смогли подготовиться к этим переменам, к приходу китайцев, хотя знали, что они будут. И снятие тарифов уже принесло вполне измеримый рост благосостояния и преимущества для потребителей. Конечно, остаются очень тяжелые вопросы, в том числе и по Дохе, но это как перетягивание каната — так было и будет всегда.
— Вы входили в правительство Канады, когда степень вовлеченности государства в экономику в стране была высока. Может ли такая экономика быть эффективной?
— Когда я был в правительстве, у нас была очень высокая степень вовлеченности правительства в экономику. Например, самолетостроение, нефтегазовый сектор. Мы создали Petrocanada, которая затем купила еще две компании, создав полную цепочку от добычи до розницы.
Но проблема в том, что госкомпании не подвержены дисциплинирующему влиянию рынка. Например, у нас была авиастроительная госкомпания. У нее был очень хороший совет директоров, весь из частного сектора. Все топ-менеджеры — успешно работавшие в частном бизнесе, но они ужасно управляли госкомпанией, поскольку не было финансовой дисциплины. Госкомпания не может обанкротиться, а частная может. Поэтому вы и должны принимать очень ответственные решения, вы не можете позвонить: "Извините, мы только что потеряли миллиард, не выпишете нам чек?" — как это делают госкомпании.
Правительство должно идти туда, куда частный бизнес не пойдет,— в инфраструктуру. Я нашел это высказывание у Кейнса, которого считают сторонником противоположного мнения: "Правительство не должно быть нигде, где может быть частный сектор, даже если кажется, что правительство может лучше сделать эту работу". Возьмем космическую программу США: была бы у них она, если б не правительство? В какой-то момент она может стать интересна бизнесу. Но надо дойти до этой точки, а до тех пор инвестировать приходится налогоплательщикам.
Еще одна причина, которой оправдывается вмешательство государства в экономику,— безопасность. Это неправильно. Я не мог поверить, что боятся передать дубайской компании порты в США по причинам безопасности, роста риска терактов. Но обеспечение и контроль безопасности, спецслужбы, таможня — все это в руках правительства США! И в принципе, если они выполняют свои функции, им должно быть все равно, даже если Осама бен Ладан владеет этими портами.
— Что вы думаете о студенческих волнениях во Франции? Проблема кажется шире — ведь это лишь крайнее проявление того широкого противодействия, которое встречают структурные реформы в Европе?
— Ситуация кажется почти абсурдной. Студенты так ожесточенно протестуют против мер, которые должны повысить шансы молодых на получение работы. Примечательно, что студенты выступают за сохранение статус-кво, хотя исторически именно студенты подталкивали общество к движению вперед.
Но похоже, у французского правительства сейчас нет выбора, кроме как двигаться вперед, несмотря на протесты. И предлагаемые меры — лишь первый шаг к необходимому повышению гибкости рынка труда.
Проблема в том, что правительствам очень легко давать что-то людям, но очень трудно отбирать. И создавая систему социального обеспечения, надо соблюдать особую осторожность. В противном случае есть риск создать окопавшиеся "группы интересов", как это и случилось в Европе. И когда такие группы сформируются, преодолеть их сопротивление очень трудно. Нужны лидеры действительно крупного масштаба. Правительство Шредера в свое время выступило с амбициозной программой "2010", но так и не смогло объяснить избирателям ее преимущества и в итоге потерпело поражение.
Пока европейские политики не демонстрируют необходимых лидерских качеств, но изменения будут. В Германии меняется пенсионная система, система социального обеспечения. И уверенность бизнеса уже растет. Не исключено, что экономика начинает выходить из спячки. Думаю, что и Франция пойдет по этому пути. Саркози, правда, призывает "начать с чистого листа", резко порвать с прошлым, но я не представляю, как он сможет этого добиться. Изменения будут происходить очень постепенно, но избежать их невозможно. Хотя кто-то сказал: "Удивительно, насколько сложно иногда бывает добиться неизбежного".