Вчера вышли из печати сигнальные экземпляры книги известного на Западе философа и теоретика культуры Бориса Гройса "Утопия и обмен". В нее входят книга "Стиль Сталин", изданная уже на четырех языках, русский вариант книги "О новом", написанной по-немецки и имевшей в прошлом году огромный успех в Германии, а также ряд статей. Почти все материалы издания, осуществленного совместно L-галереей, московским Институтом современного искусства и издательством "Знак", в России публикуются впервые. По мнению ЕКАТЕРИНЫ ДЕГОТЬ, эта книга, которой ждали давно, имеет все шансы стать бестселлером для интеллектуалов.
Борису Гройсу 46 лет. Он окончил математический факультет Ленинградского университета. Эмигрировал из СССР в 1981 и с тех пор живет в ФРГ. В настоящий момент преподает философию на философском факультете Мюнстерского университета.
Книги, статьи и даже устный пересказ идей Бориса Гройса и после его отъезда оставались участниками современного русского художественного движения, к которому он принадлежал в середине 70-х. Собственно, именно Гройс дал этому искусству имя в названии своей знаменитой статьи "Московский романтический концептуализм", напечатанной в первом номере не менее знаменитого журнала "А-Я". Фактически он профессионально реализовал заложенные в этом течении культурологические возможности. Ведь именно до сих пор не опубликованным текстам (эссе и диалогам) круга московского концептуализма было суждено стать в нашей культуре следующим после структурализма тартуской школы шагом культурного самосознания.
Тексты Гройса нередко вызывали к себе и пламенную ненависть, особенно в консервативной среде русской эмиграции. Впрочем, его книга "Стиль Сталин" (1988) разгневала людей по обе стороны границы. В течение многих лет официальному мифу о соцреализме как высшем достижении мирового искусства было принято противопоставлять диссидентский миф — о злодеях, замучивших безвинных художников авангарда. Гройс был первым, кто показал, что "стиль Сталин" явился логическим продолжением идей русского авангарда по претворению искусства в жизнь — при том что сами творцы авангарда пали жертвой этого претворения. Тем самым он вернул культурной ситуации ее реальную сложность, а искусство сталинского периода возвратил в орбиту культуры как явление, по отношению к которому определяло себя последующее (и часто не только русское) искусство. Эта мысль сегодня стала почти "народной" — во всяком случае, имя автора забыто. Другой акт "попрания святынь" был совершен Гройсом в его текстах, посвященных "русской идее", где автор обнаруживает вполне космополитическую способность к взгляду на собственную культуру со стороны и описывает как факт подсознания типичное для русской мысли "зависание" между Западом и Востоком.
Книга "О новом" посвящена механизмам функционирования западной культуры, которая, в отличие от русской, живет в отсутствие чьих-либо претензий на абсолютную истину и построена не на утопии, а на обмене — непрестанном превращении неценного в ценное и обратно, на циркуляции между зонами "архива" и "недокультурной" действительности. Гройс не демонстрирует преимуществ той или иной модели — он выступает трезвым наблюдателем, и именно эта его позиция в свое время была заклеймлена как холодная и циничная. Между тем очевидно, что цинизм есть единственная правда ученого. Гройс действительно идет в разрез с русской традицией, для которой типично как можно больше вуалировать, не досказывать (а значит, и не осознавать) до конца. Эта этика недоговоренного много навредила русской культуре, породив огромную массу подсознательного страха перед невыясненным. Поэтому книги Гройса, в которых мысль всегда мужественно развивается до логически вытекающего из нее вывода, имеют в сегодняшней России значение прежде всего интеллектуально-терапевтическое и, кроме того, педагогическое. Эти тексты, на редкость внятные, архитектурные в своей конструкции, видимо, еще долго будут вынуждены заменять систематическое историко-культурное образование. Продиктованные стремлением понять, а не просто высказать мнение, они в свою очередь имеют шансы быть понятыми — и, кроме того, самой динамикой мысли способны доставить подлинное "удовольствие от текста".