Когда вторичность может привести к оригинальности

Опыт показов сезона FW 24/25

В этом сезоне было несколько замечательных коллекций, но в целом он был так скучен, как мы давно не видели. Зато в этой затянувшейся паузе между тем, что двигало моду последнюю декаду, и тем, что должно появиться и вытолкнуть ее из нынешнего эстетического и идеологического зависания, ясно проявились основные проблемы нынешней фэшн-сцены.

Текст: Елена Стафьева

Фото: Courtesy of Louis Vuitton; Prada; Balenciaga; Miu Miu

Фото: Courtesy of Louis Vuitton; Prada; Balenciaga; Miu Miu

Основной проблемой является, конечно, вторичность модной сцены, которая видна невооруженным глазом; и сама ее констатация — это уже общее место. Но вторичность, определяющая общую картину, не делает ее однородной: во-первых, по-прежнему есть марки и дизайнеры, которые ей не подчиняются, во-вторых, даже то, что очевидно вторично, имеет совершенно разную степень релевантности месту и времени. И если смотреть с этих позиций, то картина оказывается куда менее скучной.

Главной коллекцией сезона опять стала Pradа — и это вообще одна из лучших совместных коллекций Миуччи Прады и Рафа Симонса. Она получилась настолько цельной, выразительной, продуманной и придуманной, что уже больше не видны стыки между двумя ее художественными директорами. Ну и, конечно, это открытый урок всем, как из того, что вроде бы давно известно и записано в колонку «тренды», можно сделать то, что будет выглядеть абсолютно непредсказуемо и остроумно. Перелицованная мужская одежда, старые скатерти, технический шелк, какие-то лоскутки и горжетки — все это появляется тут регулярно и уже много лет, это прадин, основной конструктор. Как и соединение мужского и женского, высокого и низкого, грубого и изящного, нового и старого — но сейчас Прада с Рафом Симонсом (тут уместно вспомнить развитие бренда Jil Sander после прихода в него Рафа Симонса) нашли для всего такие формы, что все было будто в первый раз. В мужского кроя брючных костюмах из плотной меланжевой шерсти на спинках пиджаков был оставлен только подклад, как в классическом костюмной жилете, а брюки были превращены в юбку, вернее, сорт передника, потому что задней ее половины тоже не было, но под ней обнаруживалась нижняя шелковая юбка самого традиционно вида с вышивкой по подолу, и ее же тонкие завязки виднелись на талии над строгим брючным верхом. Длинные юбки, будто бы сшитые из вытащенной из сундука льняной скатерти с вышитыми вензелями, сохранившие все свои заломы, надетые с шелковыми мужскими рубашками, тоже будто только что развернутыми,— и венчающая все это форменная фуражка, расшитая перьями. Винтажного вида шелковые платья с тяжелыми высокими сапогами — вот уж, казалось бы, кто только так не делал, но из-под платьев выглядывали шелковые панталончики, а на головы были надеты все те же гибриды форменных фуражек со шляпками-клумбами и шляпками-гнездами 1960-х (которые обещают быть не меньшими хитами, чем когда-то чалмы Prada). Простым соединением мужского и женского, сурового и изящного все это не описывается, хотя все это тут, безусловно, есть. Деконструкцией тоже не объяснишь эту полную иронии, смелости и легкости игру с клише патриархальности и феминизма. Если женщина в power suit, то это же торжество феминизма? А если под этими power suit шелковые панталоны и вместо брюк передник, то это уже сдача позиций в пользу патриархальных стандартов или все-таки поиск баланса феминного и маскулинного? Или веселая свобода быть такой, какой хочешь, и смеяться над всеми стереотипами, которая позволяет из известных предметов, известных сочетаний и известного вроде бы опыта создавать новые единства.

Но то, что будут носить, несколько сезонов определяла Miu Miu, даже в большей степени, чем Prada. То есть буквально: как тут покажут — так и будет. Покажут голые торсы и микроюбки — все так и ходят, покажут трусы — все выходят в них не только на красные дорожки, но и на улицы. И, как пишет Vogue Business, растет Miu Miu быстрее, чем Prada. В коллекции этого сезона, впрочем, не было такой цельности и четко обозначенных будущих главных трендов, как в целой серии прежних, она была более фрагментарна. Хотя тема у нее есть, и тема эта — винтажный силуэт и эквилибристика его превращений в силуэт суперсовременный — постоянная у Прады. Силуэт в основном 1950-х: диоровских линий серое пальто-трапеция с рукавом 3/4 украшено несколькими брошами и надето с мужскими ботинками и широкими белыми брюками; костюмчики с прямой юбкой и маленьким жакетиком выше талии сделаны из вытертой плотной замши, коронного материала последних сезонов Miu Miu, а к таким же жакетикам, но из плотного трикотажа прилагаются широкие, но пышные юбки с крупными энди-уорхоловскими цветами, видимо иронически обыгрывающие юбки-венчики и женщин-цветов Диора. Но самыми прекрасными были три черных платья-футляра в финальной части с вырезами на самых неожиданных частях тела — странные и даже сюрреалистичные, они выглядели пленительно. Ну и, конечно, перчатки — главный будущий хит всей коллекции, плотные, высокие, но сделанные из блестящей кожи, надетые буквально ко всему.

Последние 10 лет у Николя Гескьера были как более замечательные, так и менее замечательные коллекции в Louis Vuitton, но одно из главных его достижений — абсолютная узнаваемость стиля. Уже пару лет он увлечен таким ретро-космо-футуризмом в стилистике «Дюны», его женщины похожи на жриц-воительниц-хранительниц, но, хотя у него и мелькали какие-то хламиды, в основном он составляет эту свою эстетику из вполне современных вещей, в том числе спортивных и улично-повседневных, но порезанных, сложенных и перекроенных так, что выглядят они ни на что не похожими. В нынешней коллекции, отмечавшей его 10-летие в доме, он постарался показать все это в лучшем виде. Тут были красивые длинные пальто-камзолы, порезанные внизу на полосы, такого же типа платья в финале, с асимметрично вырезанной передней и задней частью юбок и хвостами по бокам, собранными в несколько асимметричных же слоев, с верхним из мелко порезанных шелковых лоскутов, имитирующих не то перья, не то мех. А также странные и внезапно очень неожиданные комплекты из юбок, похожих на те, что надевают для бальных танцев, с чем-то совершенно с ними невообразимым типа прямой куртки без воротника из овчины — они были красивы на его собственный, очень отстраненный и формальный, манер и заставляли вспомнить Гескьера золотых времен.

Что-то от этой ретрофутуристической эстетики есть и у Uma Wang — только в соединении с самурайским костюмом, ее постоянным гендерно-флюидным оверсайзом и ее фирменными, сделанными по специальным заказам тканями; это дало замечательные результаты: от незабываемо странных нарядов, собранных буквально из подушек, до пленительно прекрасных пальто с накинутой на плечо и уходящей куда-то под подол шелковой драпировкой, раздувающейся как парус при движении. И вот уж у кого совершенно особенное воображение, далекое от всяких трендов и позволяющее делать все эти вещи совершенно убедительно, так это Умы Ванг. После показа она сказала мне: «Обычно у нас есть какая-то одна идея, и она очень ясная и заметная, но в этот раз я смешала разные свои воспоминания, как смешала разные слои ткани в одном наряде — а мы традиционно сильны в создании тканей,— и сфокусировалась на форме, я хотела создать выразительные формы. В каждом луке как будто две разные персоны, очень сильная и очень хрупкая, потому что мы в сегодняшнем мире не очень-то уверены в чем бы то ни было, и женщины хотят в одно и то же время и скрыть себя, и показать». И все эти ее гостьи из будущего/прошлого были еще и очень выразительных типажей, особенно те, которые были немолоды, а таких у нее было достаточно.

Нельзя сказать, что эстетика Дриса Ван Нотена совсем не меняется — с 1986 года, за почти 40 лет его карьеры, менялись объемы, цветосочетания, набор референсов, но в целом Dries Van Noten давно существует в понятных, уже исторически присущих ему категориях. Но, оставаясь в них, он сохранял такую виртуозность в выборе деталей, цветов, декора, что уже вроде бы нагоняющая его инерция не могла все это заслонить. Светло-аквамариновые шорты, розово-сиреневый топ и сверху бежевая толстовка, расстегнутая с одного бока и замотанная вокруг шеи,— и это выглядит исключительно рафинированно. Его постоянные шубы из искусственного меха — но в этот раз есть зефирно-розовая, длинная, трапецией и с рукавом 7/8, сшитая будто бы из детского одеяльца,— смотрятся так трогательно. Синий объемный свитер из елочного дождика — но с рубашкой, надетой как бы задом наперед. Вновь появившиеся маленькие жакетики, какие он делал в середине 2000-х, но теперь с широкими штанами — и это вдруг выглядит так поэтически. В том, что делал Дрис Ван Нотен, всегда была великая красота, и хотя она еще не иссякла, но все начало немного застывать. И вот только что Дрис объявил, что в июне он покажет последнюю коллекцию и уйдет с поста художественного директора, и покинет свой дом — в этом есть деликатная своевременность и виден масштаб его личности.

А вот Надеж Ване, которая, казалось, прочно зафиксировала свое дизайнерское внимание в Hermes на мелкой моторике, трудоемких и виртуозных декоративных техниках, особенно на коже, вдруг выпустила на подиум power women и даже sexy power women, чего от Hermes никто особенно не ждал. Байкерши и наездницы, причем байкерши были похожи на героинь комиксов с суперсилой, а наездницы — на героинь сериала про британское поместье, и то и другое в хорошем смысле. Кожаные жакеты с круглым плечом, затянутой талией и фалдами на спине, и талию можно было затянуть еще сильнее с помощью внутреннего пояса, плотно обтягивающие брюки с застежкой на боку, чуть укороченные и чуть расклешенные внизу, удлиненные жилеты, идеально посаженные на фигуру и застегнутые под самое горло. И все это из плотной глянцевой кожи оттенка черного шоколада, старого красного вина, коронного эрмесовского etoupe и какого-то совершенно сумасшедшего алого. А с другой стороны — нежно-серый дождевик из плотнейшего плетения шерсти, не пропускающей воду, или тренч цвета сливочного масла. В этой коллекции мелькнули даже какие-то отблески Hermes времен Готье, тоже любившего показать что-то англофильское и что-то байкерское, хотя во всем эрмесовском наследии сложно найти более далекие эстетически фигуры, чем Готье и Надеж Ване. В этом сближении есть большой потенциал, и очень хотелось бы увидеть, куда он приведет.

Мария Грация Кьюри в Dior в этот раз обратилась к концу 1960-х, а именно к 1967-му, ожидаемо вспомнив Марка Боана, умершего в конце прошлого года в возрасте 97 лет, и придуманную им для молодых девушек линию готового платья Miss Dior. Поэтому под шепоты и всхлипы Джейн Биркин (тоже умершей в прошлом году) в «Je t’aime... moi non plus» по подиуму шли модели в топах из мелкой сетки, надетых на черные лифчики, и в больших мужских пиджаках, надетых с черными чулками. Была белая рубашка с болтающимися расстегнутыми манжетами, широкими черными брюками и молочного оттенка вязаной жилеткой сверху. Короткая куртка с меховым воротником из блестящей кожи с черной водолазкой и черной юбкой из перфорированной кожи. И красивые длинные платья без рукавов, выглядящие так, будто их сделали из кольчуги,— вероятно, призванные сказать нам, что мир не так уж расположен к юным девушкам, что в 1967 году, что сейчас, и им нужно научиться самим заботиться о себе.

Ким Джонс продолжает обретать свой стиль в Fendi и сейчас показал новый силуэт, который мы смело записываем в колонку его удач: достаточно обозначенные, но мягкие скругленные плечи, закрытая грудь с воротником-стойкой, четкая талия и небольшой дополнительный объем на бедрах. Он есть в пиджаках и пальто, и на его же основе сделана серия платьев — и это держит всю коллекцию. Плюс юбки-трапеции из красивейшей плотной чуть состаренной глянцевой кожи, плюс новая фендиевская многослойность с трикотажными рукавами и нарукавниками, надетыми поверх пиджаков, пальто и тонких лонгсливов, с воротниками и нагрудниками, надетыми таким же манером, плюс чрезвычайно красивая гамма из серого, горчичного, желтого, фиолетового и синего, а еще болотных и грибных оттенков и глубокого цвета свекольной кожуры — так складывается курс нового Fendi.

Та скука и та вторичность, которую мы декларировали в самом начале, сопровождалась при этом бурным передвижением персон на руководящих художественных постах. Речь не идет о брендах самого первого ряда — но уже буквально второго, где художественные директора поменялись чуть ли не в полдюжине домов, от Blumarine до Alexander McQueen, и все показали свои первые коллекции как раз в этот сезон. Именно это движение и его последствия позволяют нам — и даже заставляют нас — поговорить о вторичности. Рассматривая при этом очевидную вторичность современной моды не декларативно, а как систему, из которой, собственно, и будет происходить любое будущее движение, и попытаться увидеть внутреннее состояние этой системы, потому что все, что нас ждет в будущем, каким-то образом появится из ее недр.

Так в свое время взошла звезда Демны Гвасалии: он начал с прямого копирования Мартина Марджелы 10 лет назад, это привело к воскресению Марджелы, к превращению его в главного героя современной моды и к настоящей фэшн-революции — и вызвало волну подражаний, которая несет моду до сих пор. То, что казалось копированием архивов, обернулось копированием самого творческого метода Марджелы: соединять несоединимое и переставлять целые вещи и их части с привычных на немыслимые прежде места, создавая новые связи. Как это работает сейчас?

В нынешней коллекции Balenciaga были все его привычные приемы — болтающиеся на одежде этикетки, обвешанные цепями куртки, натянутые до подбородка шапки, ободранные подолы меховых манто и прочие кунштюки, призванные раздражать и возбуждать публику, что всегда отлично удается Демне Гвасалии. А также девайсы, взятые принципиально из другой оперы, которые он тоже использует всегда,— в этот раз очки, как у Sci-Fi-персонажей. Все это внутри соединения уличного и кутюрного, при котором они все время меняются местами. Центральным приемом тут стало — опять же по уже сложившейся традиции — цитирование архивов Марджелы. Предметы одежды, уплощенные и болтающиеся на груди как пластрон, пришли прямиком из коллекции Maison Martin Margiela SS 04. Гвасалия делает это в характерной для него упрощенной манере, но абсолютно отрыто и сознательно. Как открыто и сознательно выстраивает всю финальную часть коллекции на наследии того же героя — платья из сумок и рюкзаков, обмотанные скотчем торсы в пиджаках, платья, сделанные из его же прежних порезанных футболок, платье, составленное из трех худи, и платье из сотни лифчиков (как хрестоматийные марджеловские топы из носков и жилеты из перчаток, не удержимся и отметим мы). И вот это уже не просто цитирование Марджелы, и даже не просто сознательное цитирование Марджелы, это уже некое ироническое рецитирование себя самого и своей репутации плагиатора Марджелы — то есть не просто ирония и самоирония, но даже постирония.

А вот зачем новый художественный директор Alexander McQueen Шон Макгирр почти дословно вставляет в свою дебютную коллекцию довольно известный лук из Maison Martin Margiela — коричневый мохнатый свитер с гигантским стоячим горлом,— решительно непонятно. Как непонятно и в целом, что он может показать миру, кроме маски grumpy face, в которой модели вышагивают по всем подиумам уже который год, и некоего общего для всех фрик-парада. Обучился ли он еще чему-то у Дж. В. Андерсона в Loewe, мы, возможно, увидим в следующем сезоне.

Но, возможно, и нет — потому что не все из новоприбывших до этого сезона доработают. Вот, например, Вальтер Кьяппони уже уволен из Blumarine сразу после неудачного февральского показа. А за год до этого в Ann Demeulemeester, тоже после одного-единственного показа, расстались с Людовиком де Сен-Серненом. А его преемник, Стефано Галличи, показал вторую коллекцию, но так пока и не снискал особенного успеха и, возможно, все еще остается на месте лишь потому, что никто больше особо этим местом не интересуется.

Мы же даже не успеваем толком запомнить имен, кружащихся на дизайнерской карусели. Чемена Камали сменила в Chloe Габриэлу Херст и показала бежевые шелковые платья в сборках — «awesome!», как говорила в таких случаях Миранда Пристли. Адриан Аппиолаза представил свою первую коллекцию для Moschino — ну, в последние годы Джереми Скотта дела там были в совсем невеселом состоянии, а предшественник Адриана, Давиде Ренне, внезапно умер через несколько недель после назначения, и у Адриана оказалось всего три недели, чтобы собрать коллекцию,— на это многое можно списать. Посмотрим на их вторые коллекции — вроде бы у них и у нас будет этот шанс.

Лучше всего с дебютами справились те, кто воспринял вторичность как данность, как стартовое условие, и стремился именно в ней обустроить нечто спокойное, человеческое, как, например, Маттео Тамбурини в Tod’s. Он просто сделал современную, достаточно простую такой благородной простотой, но не унылую одежду из вполне роскошных материалов, благо концепция дома это позволяет,— свободные кожаные пальто, объемные тренчи, брюки с вроде бы традиционными сумками, но достаточно необычных пропорций. И отсутствие напряженной амбициозности, спокойное осознание собственной вторичности пошло всему этому только на пользу.

Самым удачным дебютом сезона следует признать коллекцию Луиз Троттер в Carven, пришедшей туда из Lacoste. Простота и ясность концепта, чистота линий, внятность колористики и общее смещение пропорций и сочетаний: большое пальто чуть короче, но с чуть более широкими рукавами, чем мы привыкли видеть, а неизбежный сейчас большой пиджак чуть удлинен и притален, и с ним надеты не широкие штаны, но юбка годе. Мы, конечно, уже видели эти высокие кожаные перчатки и эти сумки-подушки, да и вообще видели такую нежную и даже меланхоличную безмятежность, тут нет никакого прорыва, но это красиво и за этим чувствуется та Луиз Троттер, которую все любили в Lacoste. Желаем ей удачи и будем ждать ее вторую коллекцию.


Подписывайтесь на канал Weekend в Telegram

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...