Вчера в театре-студии "Человек" состоялась премьера спектакля "Молитва" по пьесе известного испанского драматурга Фернандо Аррабаля. Постановка художественного руководителя театра Людмилы Рошкован. Музыкальное оформление группы "Homo Ludens" (Кирилл Медунов, Александр Марченко, Роман Гегарт).
Студия "Человек" давно известна пристрастием к хорошей западной драматургии. Здесь шли Ружевич и Беккет (из классиков — Корнель), а "человеческие" спектакли по Мрожеку на фестивалях не раз признавались лучшими. Приобщение к театру абсурда произошло тут если не раньше, то более осмысленно, чем на многих московских сценах. "Стриптиз" Славомира Мрожека в постановке Людмилы Рошкован поражал тем, как свободно чувствовали себя актеры на пугающей коварными ловушками территории. Поэтому обращение режиссера к одной из ранних пьес Фернандо Аррабаля — вот уже более тридцати лет несущего звание enfant terrible, величайшего мистификатора и провокатора европейского театра — не показалось слишком самонадеянным. Хотя это была уже совсем иная территория: в основе даже самых рискованных экспериментов Беккета или Мрожека всегда был текст, у Аррабаля же, предпочитающего реальность подсознания миру видимого, текст порой сводится к абсолютному минимуму — подобно партитуре, написанной для новейших электронных инструментов.
Подсознательное передается в спектакле "Человека" посредством пластики, что совсем не противоречит авторскому замыслу (иногда Аррабаль даже указывает в ремарках, какие именно движения должны выполнять актеры). Воля автора соблюдена и, может быть, даже слишком неукоснительно. "Детский характер моих пьес объясняет трудности, возникающие при их постановке. Ведь чтобы они не превратились в чепуху, надо проявить такую невинность", — заявил драматург в одном из своих интервью. Идея "невинности", точнее прямой до наивности подачи текста, оказалась воспринята актерами буквально. Простодушны глаза Фидио (Владислав Демченко), и он их отчаянно таращит, объясняя своей возлюбленной Лильбе (Татьяна Куликова), что пора, наконец, начать жить по правде — так, как учит величайшая в истории Книга. В ответ ему — застывшая маска изумления-вожделения-страха на лице женщины. Умом и сердцем героиня готова идти по пути света, но голос инстинкта протестует. Иными словами, столь популярное в европейской культуре эпохи триумфального шествия Аррабаля по сценам мира, учение об инь и ян, мужском и женском, разуме и стихии — предстает здесь с хрестоматийной наглядностью. Герои одеваются, раздеваются, дерутся, кружатся по пятачку сцены в эротическом танце (постановке, кстати, не помешало бы вмешательство профессионального хореографа), периодически вымазывают лица густыми, болотного цвета красками, и все напрасно... Схема не трансформируется в метафору, движение — в жест, а слово в молитву. Единения не возникает, хотя и накрывается в финале "все сущее" на сцене небесной твердью — гигантским прозрачным зонтиком, одной из изящных находок художника спектакля Виктора Платонова. А в стороне остается лежать так и не ставшая в этот вечер протагонистом Книга — огромная небутафорская Библия, в старинном кожаном переплете с ремнями-застежками. Ей-то что.
ЛАРИСА Ъ-ЮСИПОВА