Холода и годы

Холода и годы

        Последние недели ярко продемонстрировали, насколько современный городской, да и деревенский житель в морозы зависит от работы котельных, напряжения в электросетях и давления в газовых трубах. А во времена, когда единственным средством борьбы с холодами была топящаяся дровами печь, морозы отнюдь не считались стихийным бедствием. Поэтому русские летописи чаще упоминают о землетрясениях, чем о сильных морозах.
Современный человек всегда стремится убедить себя, что он является свидетелем чего-то уникального, и свято верит в то, что стоящие на улице морозы (дожди, жара, снегопады) последний раз наблюдались лет сто назад. Нынешние морозы не дотянули даже до уровня зимы 1941-1942 годов, когда в Москве было -42° С.
       Понять, с какими морозами жителям России приходилось сталкиваться 500 или 1000 лет назад, довольно трудно, поскольку инструментальные наблюдения за погодой начались не так уж давно. В России записи о состоянии погоды стали вести в 1650 году, однако делали это не особенно регулярно. Масса данных о температуре воздуха и направлении ветра имеется в так называемых походных журналах Петра I — дневниках царя-реформатора. Кроме того, в 1720 году Петр обязал капитанов всех кораблей вести вахтенные журналы и среди прочего фиксировать там данные о погоде. До наших дней сохранилось около 7 тыс. вахтенных журналов XVIII-XIX веков. О том, что было до этого, можно только гадать.
       В летописях и хрониках о погоде говорится довольно часто, однако из этих записей очень сложно понять, что же происходило на самом деле. Летописцы упоминали не собственно о морозах (имея дрова и продовольствие, в добротной избе можно было переждать любые холода), а о морозах в сочетании, например, с бесснежной зимой, что влекло за собой гибель урожая. Настоящим стихийным бедствием морозы становились в неурожайные годы. Смертности от холода и голода нередко способствовала, как ни странно, благотворительность. Заслышав о том, что где-то дают хлеб голодающим, люди толпами устремлялись к месту раздачи. Продовольствия на всех, естественно, не хватало, а оказавшиеся вдали от своих теплых жилищ люди умирали сотнями. Летопись рассказывает, например, как в 1443 году толпы голодающих отправились в Можайск, где князь велел их кормить. "Они же,— сообщает летописец,— хотели и пристава самого съесть и с тех мест начали умирать от голоду, и наклали их три скудельницы (братские могилы.— 'Деньги')". В 1603 году сочетание морозов с неурожаем (и частной благотворительностью) привело к совсем уж катастрофическим последствиям. Сильные морозы, начавшиеся после неурожайного года, вызвали всеобщую панику. Для борьбы с голодом Борис Годунов не только организовал раздачу милостыни, но и затеял в Москве большое строительство, дав людям оплачиваемую работу. В результате голодающие толпами устремились в столицу. Московских запасов не хватило, и голодающие стали умирать прямо на улице. Социальная программа царя Бориса привела к тому, что хлеб подорожал почти в 30 раз.
       При чтении русских летописей и прочих исторических сочинений может показаться, что с каждым веком становилось все холоднее и холоднее. В X веке летописцы зафиксировали 16 холодных зим, в XIII — 25, в XVII — 32 холодные зимы. В XVIII веке известна 41, а в XIX — 51 суровая зима. Понятно, что увеличение числа холодных зим связано не с глобальным похолоданием, а с тем, что летописей стало больше и в них стали фиксироваться многие, даже и не слишком значительные, события (так, в XI веке упомянуты две мягкие зимы, а в XIX — 28). Конечно, в течение последнего тысячелетия климат менялся. Но точнее мы об этом знаем не из летописных описаний морозов или оттепелей, а из анализа дат прилета птиц, наступления или таяния ледников и т. д. Считается, что где-то до XVI века постепенно теплело, а затем снова стало холодать, поэтому XVII — начало XIX века иногда называют малым ледниковым периодом. В середине XIX века началось новое небольшое потепление.
       
При чтении каталогов необычных явлений природы (такого рода пособия составляют метеорологи и сейсмологи), включающих сообщения о землетрясениях, засухах, страшных морозах, нашествиях саранчи и появлениях комет, может создаться впечатление, что зимы в России, как правило, теплые. В древних источниках чаще говорится о холодах не в России, а в Западной Европе и Средиземноморье. Нередки сообщения о морозах, в результате которых замерз Босфор и появился лед на Ниле (это произошло в 1011 году), о слое льда, сковавшем Венецианскую лагуну, и о замерзающих на дорогах Западной Европы пешеходах. А о российских морозах почему-то почти не упоминается. Молчание летописцев о морозах, может, и не вызывало бы удивления, если бы они не упоминали о других стихийных бедствиях — засухах, пожарах и даже нечасто случающихся в Центральной России землетрясениях.
       Однако причины подобного молчания вполне прозрачны: жителей России было трудно удивить морозами, поэтому авторы летописей и хроник не считали нужным о них упоминать. Русская изба была построена так, что при наличии дров замерзнуть в ней было нельзя. Так, например, в северных районах крестьянское жилище представляло собой высокий двухэтажный дом с пристроенным к нему сзади крытым двором, тоже имеющим два этажа, где располагались хлев и сеновал. Люди жили на втором этаже, где, соответственно, были печь и хорошая термоизоляция, обеспеченная бревенчатыми стенами и двойными полами. Нижний этаж использовался в хозяйственных целях. Поскольку хлев и сеновал находились под одной крышей с жилым помещением, у крестьян не было особой необходимости выходить со двора. Хлев хоть и не отапливался, но в нем поддерживалась плюсовая температура за счет тепла, выделявшегося при гниении сена и навоза. Нередко здесь же справляли нужду и жители дома, хотя в некоторых местах к теплой части избы пристраивали специальный теплый туалет. Со стороны это сооружение напоминало балкон, соединенный с выкопанной в земле выгребной ямой деревянной шахтой.
       Если летом деревенский житель должен был в любую погоду пахать, сеять, собирать урожай или заготавливать сено, то зимой неотложных работ, на которые надо выходить независимо от погоды, не существовало. Зимой обычно привозили заготовленное сено, рубили дрова и вывозили строевой лес. Объемы этих работ были невелики, и в серьезные морозы никто не работал. Большую часть времени крестьяне сидели дома. Женщины ткали и пряли, мужчины чинили инвентарь. Молодежь устраивала посиделки, а люди постарше просто, бывало, ходили в гости. В общем, для русской деревни зима была временем отпусков, когда можно было долго спать, общаться, охотиться и всячески расслабляться. Поскольку особой необходимости регулярно выходить на улицу не было, далеко не все дети имели комплект зимней одежды. Теплая одежда была нужна ребенку, только когда он шел учиться. Идея же о том, что дети обязательно должны гулять на свежем воздухе, была деревенским родителям чужда.
       При таком образе жизни крестьяне боялись не самих морозов, а голода, отсутствия дров и необходимости совершать по морозу дальние путешествия. Забавно, что к числу зимних крестьянских обрядов относится так называемое кликанье мороза, при котором сидящая за столом семья зовет мороз прийти к ней на угощение сейчас, но не появляться потом — в теплое время года, когда возвращение холодов губительно для урожая.
       
По-настоящему сильно страдали от морозов военные. Именно с войной связано первое летописное упоминание о морозе, которое относится к 1035 году. Понятно, что летописца волновали не сами холода, а то, что погода мешала русским князьям воевать друг с другом. Вообще-то воевать предпочитали в теплое время года. Полевые зимовки русских солдат вызывали у иностранных наблюдателей оторопь. Вот что писал по этому поводу англичанин Ричард Ченслер, посетивший Россию в 1554 году: "Я думаю, что нет под солнцем людей столь привычных к суровой жизни, как русские: никакой холод их не смущает, хотя им приходится проводить в поле по два месяца в такое время, когда стоят морозы и снега выпадает более чем на ярд. Простой солдат не имеет ни палатки, ни чего-либо иного, чтобы защитить свою голову. Наибольшая их защита от непогоды — это войлок, который они выставляют против ветра и непогоды, а если пойдет снег, то воин отгребает его, разводит огонь и ложится около него. Так поступает большинство воинов великого князя, за исключением дворян, имеющих особые собственные запасы. Однако такая их жизнь в поле не столь удивительна, как их выносливость, ибо каждый должен добыть и нести провизию для себя и для своего коня на месяц или на два, что достойно удивления. Сам он живет овсяной мукой, смешанной с холодной водой, и пьет воду. Его конь ест зеленые ветки, стоит в открытом холодном поле без крова и все-таки работает и служит ему хорошо". Понятно, что такая армия особой морозоустойчивостью отличаться все же не могла. Однако мирные обыватели относились к морозам более чем спокойно, оттого что, по объяснению одной англичанки, посетившей Россию в XVIII веке, "милостивый Господь, дабы вознаградить за... суровость климата, ниспослал обилие мехов и леса".
       Правда, от холода страдали не только русские солдаты. Именно морозам Россия обязана окончательным освобождением от татарского нашествия. Войска Ивана III и хана Ахмата стояли на разных берегах Угры, ожидая, когда река замерзнет и начнется битва. Однако, когда ударили сильные морозы, выяснилось, что татарское войско совсем не имеет теплой одежды, и Ахмат не решился продолжать военные действия.
       
Идиллическая картинка русской зимы с долгим отдыхом и лежанием на печи, конечно же, отражает лишь часть реальности. Далеко не все крестьянские хозяйства могли прокормиться крестьянствованием. Тем, кто мог подрабатывать, не выходя из собственной избы (например, делал деревянные ложки или другую посуду), было легче. Не страдали от морозов и кустари, которые изготовляли детали для более или менее сложных агрегатов. Так, в селах, расположенных около Тулы, делали гармони. При этом жители одних деревень специализировались на деревянных частях, в других делали клапаны, а из готовых деталей инструмент собирали в третьем месте.
       Иностранцы же восхищались качеством зимней дороги, теплыми извозчичьими тулупами и горячительными напитками, которые необходимо прихватить с собой в путешествие. "Все легкие товары,— писал датчанин Педер фон Хавен, посетивший Россию в середине XVIII века,— отправляют зимой по санному пути, и на дороге между Москвой и Петербургом, да и другими крупными городами государства, часто встречаются обозы из сотен саней, груженных купеческими товарами. Плата за наем тоже ничтожна... Ясно, что китайскому и камчатскому иностранным караванам было бы совершенно невозможно преодолеть встречающиеся на пути большие озера, реки, болота и скверные дороги, если бы они не старались проезжать по ним зимой на санях". Однако крестьянам, которые организовывали подобные перевозки, доставалось от морозов по полной программе. Замерзали ямщики очень часто. Происходило это и в результате травм лошадей, и от различных поломок. К тому же санные трассы никто не чистил (сани легко идут по целине), поэтому после снегопада было очень легко заблудиться.
       Количество людей, уходивших зимой на работы, постоянно увеличивалось. Характерно, что если в XVIII веке валенки были широко распространены лишь в Сибири (крестьяне Центральной России считали их предметом роскоши), то в XIX веке они стали общераспространенной обувью. Но организовать зимний быт вне дома удавалось плохо. Именно поэтому столь высокой была смертность среди крестьян, которых в советское время направляли на заготовку дров или торфа. Наладить нормальную жизнь в землянках или стоявших в зимнем лесу бараках получалось далеко не всегда.
       
Не стоит удивляться тому, что, говоря о русских зимах, мы говорим о крестьянах, а не о горожанах. Ведь до XX века Россия оставалась по преимуществу крестьянской страной. К тому же городской быт вплоть до того времени, как в XIX веке появились многоквартирные доходные дома, не так уж сильно отличался от деревенского. Большая часть горожан проживала в домах, устроенных так же, как деревенская изба, и при наличии дров и продуктов простые горожане переносили холода вполне сносно. Хуже было обитателям больших домов и дворцов, ведь протопить огромные залы было непросто. Но эта проблема все же имела решение: просто в парадной части дворцов зимой никто не жил (она протапливалась только перед большими приемами, что случалось не так уж часто), а жилые комнаты были маленькими и потому теплыми.
       О том, что русские морозы не так страшны, как их малюют, с удивлением писали посещавшие Россию иностранцы. Вот что вспоминала про обогрев дома Элизабет Джастинс, которая в 1734-1737 годах служила гувернанткой в семье проживавшего в Петербурге английского купца: "Дома, построенные много лет тому назад, очень низкие и деревянные. Все комнаты — на одном этаже. Однако современные постройки — их называют палатами — очень величественны, воздвигнуты из камня, роскошны, но чрезвычайно холодные. Способ, употребляемый русскими для обогрева комнат,— печь, как они называют это приспособление, устроенное в лучших комнатах. Печи выложены превосходными голландскими изразцами, но есть и просто кирпичные. Это разновидность нашей плиты. Следить за ними — обязанность одного из слуг, так как печи весьма небезопасны, если их неправильно топить. Когда огонь разгорится, наверху открывают дымоход. Кроме того, эта печь имеет железную дверцу, через которую закладываются дрова, и, когда они несколько прогорят, их разбивают на мелкие куски кочергой и оставляют сгорать до мельчайших угольков и золы. Недогоревшее выгребают, потому что если несгоревший кусочек останется в печи после того, как ее закроют, это может вызвать внезапную сильную болезнь, которая, случись такое ночью, способна отправить вас в царство мертвых. Когда дрова достаточно прогорели, как можно плотнее закрывают верх дымохода, который они присыпают песком, и дверцу тоже плотно закрывают. Я должна признать этот способ отопления совершенным".
       На улице представителей имущих сословий защищала от мороза многослойная одежда. Помимо меховых шуб и шапок обязательными для ношения у дам считались многочисленные теплые нижние юбки, а также утепленное белье. (После первой мировой войны и революции корифеи медицины утверждали, что высокая заболеваемость и смертность от инфекций разного рода в стране не в последнюю очередь связаны с облегчением зимних одеяний сограждан. Теперь, сетовали врачи, на девочке, выходящей на улицу, надето максимум пять-шесть вещей, тогда как прежде их число доходило до 20.)
       Прекрасная экипировка позволяла вести оживленную светскую жизнь даже в самые сильные холода. Одним из традиционных зимних развлечений был театр. В XVIII веке прийти на спектакль мог любой прилично одетый человек — вход был бесплатным, и зрителей пускали до тех пор, пока зал не заполнялся. Театральные помещения более или менее отапливались, однако гардеробов не было. Поэтому шубы забирали лакеи и вместе с кучерами грелись у костров, которые пылали у входа в театр. "Нередко бывали случаи,— вспоминал один из театралов XIX века,— что ожидающие выхода господ из театра или с бала маленькие форейторы замерзали во время больших морозов, число отмороженных пальцев на руках и ногах у кучеров не считалось".
       К числу массовых зимних развлечений, популярных как в деревнях, так и в городах, относилась, конечно же, баня с обязательным купанием в проруби или катанием по снегу. "Я частенько видал,— писал оказавшийся в Санкт-Петербурге в начале XVIII века немец,— как и мужчины, и женщины, чрезвычайно разгоряченные, выбегали вдруг нагими из очень жаркой бани и с ходу прыгали в холодную воду или какое-то время катались в снегу, остывая, сколь бы ни был силен мороз. После этого они считают себя совершенно здоровыми и бодрыми. Поэтому русские моются очень часто; пожалуй, нет ни одного домишки или хижины, даже самой бедной, при которой бы не стояла баня. Иного лечения они не знают. Вышесказанным легко можно объяснить, почему русские предпочитают селиться у больших и малых рек. Ведь купание для них — почти незаменимая и необходимая вещь, будь то зимой или летом. Вообще, зимой они моются едва ли не охотнее, нежели летом, так как получают тогда большее удовольствие и радость от большего остывания и взбадривания".
       
В городах помимо купцов, чиновников и студентов проживала и многочисленная прислуга, обеспечивавшая функционирование городского хозяйства. Вынужденные работать на открытом воздухе, извозчики, прачки (белье обычно полоскали в проруби) и дворники отмораживали руки и ноги. Обязанностью дворника была не только уборка снега, но и заготовка и доставка дров. Кроме того, дворник, постоянно дежуря перед домом и открывая ворота для посетителей, выполнял функции консьержки. Это, кстати сказать, приносило дворникам небольшой дополнительный заработок, поскольку припозднившиеся посетители давали на чай, а еще городская полиция приплачивала за информацию о жильцах. Понятно, что в морозные зимы выдержать многочасовые дежурства на открытом воздухе было непросто, поэтому дворники трезвым образом жизни не отличались.
       В конце XIX века, когда стали строить большие многоквартирные дома, появилось паровое отопление. Котельные топили дровами, углем и нефтью. Однако дрова явно преобладали, и вплоть до конца 20-х годов XX века дровяные сараи были неотъемлемой частью городского пейзажа.
       Совершенно иной была картина в заводских районах, которые стали появляться в середине XIX века. (Заметим, что ритм работы заводов совершенно не соотносился с временем года. Ни о каких перерывах на время холодов не могло быть и речи, скорее зимой количество рабочих могло даже увеличиваться за счет крестьян, нанимавшихся на временную работу.) Нормально протопить цеха было почти невозможно, и потому чахотка в России была достоянием не столько тургеневских девушек, сколько горьковских пролетариев. Немногим лучше обстояло дело и в жилых помещениях. Все зависело от доброй воли хозяина фабрики или завода. При некоторых текстильных фабриках, например, строились капитальные казармы с толстыми стенами, высокими потолками и отличным отоплением. Однако большинство предпринимателей из экономии обзаводились лишь бараками-времянками, продувавшимися всеми ветрами.
       
Для того чтобы горожане замерзли по-настоящему, требовались не столько лютые морозы, а разрушение неплохо функционировавшей системы подвоза топлива. Уже зимой 1918-1919 годов большевики с большим удивлением выяснили, что желающих бесплатно подвозить дрова нет. Единственное, что новые власти могли сделать в этой ситуации, это объявить о трудовой мобилизации жителей деревень, живших неподалеку от лесозаготовок, а также железнодорожников и всех, кто мог хоть как-то помочь в решении этой проблемы. В конце декабря 1918 года Совет народных комиссаров гарантировал всем, кто будет участвовать в вывозе дров, освобождение от воинской мобилизации. Одновременно с этим уклонение от расчистки железнодорожных путей, по которым в города доставлялись топливо и продовольствие, грозило двухлетним тюремным заключением.
       Нужно сказать, что зиму 1918-1919 годов города в значительной степени пережили благодаря разобранным на дрова заборам, сараям, мебели и даже использовавшимся в качестве топлива книгам. Несмотря на то что та зима была не особенно суровой, в домах было холодно. "18/31 января 1919 г. Утром мороза 10 градусов,— читаем в дневнике ничем не примечательного москвича Н. П. Окунева.— Днем подогревало солнце. Ночи стоят звездные. Вообще, погода ясная. Зима крепкая, и оттого в квартирах и в присутствиях холодище неимоверный. У нас дома тепла 7-8 градусов. И это еще благодать: слышу от многих знакомых о тепле в 1-4 градуса. В присутствиях к такой температуре совсем привыкли — шуб и калош не снимают, ходят в валенках, фуфайках и шапках".
       Зима 1919-1920 годов тоже не была особенно холодной, однако недостаток дров и продовольствия превратил ее в настоящее стихийное бедствие. При помощи грозных указов "ввиду создавшегося критического положения с заготовками и в особенности в подвозе топлива" на заготовку дров снова направили всех, кто был способен держать в руках топор. Для наблюдения за погрузкой дров из города отправлялись специальные уполномоченные. 1 февраля 1921 года Президиум ВЦИК потребовал присылать ежедневные сводки о ходе заготовки дров. Правда, телеграф с такой нагрузкой не справился, и сводки стали еженедельными.
       Одновременно с этим начали экономить все, что горит и греет. Для начала прекратили движение на некоторых железнодорожных ветках, затем особым постановлением Совета труда и обороны были установлены нормы потребления электроэнергии, в результате чего стало невозможно пользоваться электронагревательными приборами. Мощные электролампы и все нагревательные приборы подлежали конфискации, а их владельцы — "строжайшим взысканиям как наносящие вред Республике, расхищая народное достояние". Даже московский трамвай, на долю которого приходилось 30% потреблявшейся Москвой электроэнергии, перевели на дрова.
       Особенно сильно страдали от холодов жители многоквартирных доходных домов. Большинство этих домов имели свои котельные и паровое отопление. Однако поддерживать агрегаты в рабочем состоянии не удавалось. Временные металлические печи, которые устанавливали в комнатах больших "буржуйских" квартир, получили название "буржуйки". Дрова для топки этих печек кололи на черных лестницах, которые для этого не были приспособлены. "Центральное отопление дома,— читаем мы в акте об осмотре одного из московских доходных домов,— не функционирует. По расспросам жильцов, ремонт его, начатый успешно в 1920 году жильцами дома... приостановлен в 1921 году. В настоящее время снятое оборудование валяется без всякого присмотра на дворах и даже на улице, в проезде и может расхищаться безнаказанно. В таком же положении находятся отдельные секции и батареи".
       Централизованные поставки топлива могли стать эффективными лишь в том случае, если и сжигать это топливо предполагалось в соответствии с единым планом. Государству куда проще было распределять тепло, а не топливо. В Москве первые теплотрассы появились в конце 20-х годов, а к 1941 году их общая протяженность составляла 70 км. Число домашних котельных постепенно уменьшалось, и обогревание населения в зимнее время стало обязанностью государства. С тех самых пор морозы в России стали стихийным бедствием.
АЛЕКСАНДР МАЛАХОВ