ТЕРМИНЫ СВЕРХПРЕЗИДЕНТЫ
Среднеазиатская модель
Ближайшие три года обещают стать для постсоветской России судьбоносными, поскольку парламентские и президентские выборы таят в себе как новые возможности, так и новые угрозы. Понять характер тех и других помогает осознание того, что политическая система в России все более принимает очертания так называемой сверхпрезидентской формы правления.
При сверхпрезидентском режиме, как говорится в опубликованном недавно докладе Программы развития ООН по Центральной Азии, "президент и его администрация (аппарат) полностью контролируют процесс принятия политических решений, в то время как независимость парламента и судов остается номинальной". Иными словами, хотя все внешние атрибуты демократии (парламент, суды, пресса, гражданское общество) присутствуют, они не составляют противовеса президентской власти и не принуждают ее к ответственности за свои действия. В государствах Центральной Азии сверхпрезидентские режимы стали скорее правилом, чем исключением.
Сверхпрезидентские политические системы часто способны обеспечить политическую стабильность, эффективное управление и высокие темпы роста экономики. Тем не менее такая форма политического лидерства порождает три типа проблем.
Порочный круг контроля
Во-первых, отбор на руководящие должности при сверхпрезидентском режиме редко бывает прозрачным, не проводится на основе конкуренции и не основан на заслугах и достижениях кандидатов, а значит, лишен основных элементов политической легитимности.
Во-вторых, политическая динамика сверхпрезидентской формы правления легко ведет к порочному кругу контроля. Чтобы удержать власть, сверхпрезидент должен осуществлять строгий и централизованный контроль над основными группами интересов в стране. Это, в свою очередь, требует проводить смешанную тактику "негативного" ограничения свободы с помощью силовых структур и "позитивного" предоставления экономических привилегий "семье", на которой президент основывает свое господство. "Семья" может быть как фактической семьей, так и узким кругом сторонников, а в некоторых случаях — представлять собой группу соревнующихся друг с другом кланов.
Чтобы предоставлять "семье" привилегии, президент должен контролировать, легально или нелегально, ключевые центры прибыли в экономике, будь то нефть, газ, золото или предпринимательский сектор. Такое положение дел вызывает недовольство тех, кто лишается возможности работать и обогащаться, в результате возникает необходимость дальнейшего усиления политического контроля, а это, в свою очередь, требует еще большего усиления контроля экономического.
Поскольку нерешительность при осуществлении контроля делает режим уязвимым для "революций" (таких, как "цветные революции" 2004-2005 годов в Грузии, на Украине и в Киргизии), искушение перейти к тотальному политическому и экономическому контролю очень велико. А тоталитарный контроль хотя и может в краткосрочной перспективе создать ощущение стабильности и эффективности управления, в перспективе тормозит экономический рост и приводит к нарастанию фрустрации в обществе, что в конечном счете может быть чревато не только экономическим коллапсом, но и серьезными политическими волнениями. Примерами такого рода служат Индонезия, Югославия и, конечно, Советский Союз.
Наконец, в-третьих, перед сверхпрезидентом встает проблема ухода. Мало кто из авторитарных правителей находит в себе силы отойти от власти и успешно передать ее преемнику. Притягательность власти и страх перед преследованием со стороны следующего правителя порождают практически непреодолимое желание оставаться на своем посту до смерти или насильственного смещения либо, в лучшем случае, желание передать власть доверенному члену "семейного" круга.
Что выбирает Россия
Все это ставит перед сегодняшней Россией два вопроса. Во-первых, является ли уже нынешнее президентство "сверхпрезидентством"? Скорее всего да, и уж если не является, то, по крайней мере, становится. Все основные признаки сверхпрезидентской системы налицо. Роль Думы как законодательного органа в отсутствие оппозиции неуклонно уменьшается. Суды в России никогда не были сильными и подвержены влиянию со стороны исполнительной власти. Региональные правители теперь не избираются, а назначаются президентом и, следовательно, не являются независимыми. Телевидение и большая часть прессы контролируются. Гражданское общество слабо и испытывает давление со стороны властей. И даже уважаемые представители интеллектуальной элиты (хотя здесь есть значительные исключения) в последнее время избегают открыто говорить о слабостях правительства.
Второй вопрос: достигла ли Россия точки невозврата в описанном выше порочном круге контроля? Ответ на этот вопрос и должны принести три ближайших года.
Определяющими факторами здесь будут: сможет ли президент Путин элегантно уйти от власти; насколько прозрачно и насколько в соответствии с реальными заслугами пройдет отбор его преемника; сможет ли следующий президент развернуть политическое развитие: ослабить политический и экономический контроль, позволить развиваться эффективной оппозиции и свободной прессе и, следовательно, сделать борьбу за президентскую власть конкурентной.
И в заключение. В Соединенных Штатах сейчас ведутся острые политические споры вокруг того, не присваивает ли президент Буш слишком широких прав (на ведение войны, задержание без суда, прослушивание разговоров граждан), прикрываясь борьбой с терроризмом. Хотя система политических сдержек и противовесов в США никуда не делась, бдительность по отношению к необоснованным претензиям на неподконтрольную власть должна сохраняться всегда в политических системах, где президент является реальным носителем исполнительной власти.