Облака, кирзовые сапоги и крылатая ракета

По окончании теоретического курса Академии Генштаба штабс-капитан Поморцев в том же 1878 году был прикомандирован к Главной астрономической обсерватории Императорской академии наук в Пулково, и отсюда начался его путь в науку, где он оставил свой след в таких разных ее областях, как метеорология, химия и ракетостроение. В эпоху Возрождения таких людей называли полиматами (универсальными учеными), к концу XIX века они стали редкостью, а в наше время узкой специализации ученых их и вовсе нет.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Потомственный артиллерист

Родился Михаил Поморцев в 1851 году в сельце Васильевщина неподалеку от Старой Руссы, в родовом имении отца, отставного поручика артиллерии. Учился он в Новгородском графа Аракчеева кадетском корпусе, в 60 верстах от своего дома, но закончил в 1868 году, в возрасте 17 лет, уже Нижегородскую графа Аракчеева военную гимназию, в каковую корпус был преобразован и переведен в Нижегородскую губернию, когда кадет Поморцев учился в его предпоследнем классе. Затем, можно сказать, по семейной традиции он поступил в Санкт-Петербурге в Михайловское артиллерийское училище. Его прадед был артиллерийским капралом при Елизавете Петровне, а отец дослужился до поручика артиллерии.

По окончании училища подпоручик Михаил Поморцев в 1871 году отправился служить в артиллерийскую бригаду, расквартированную в Галиции. Про беспросветность офицерской службы в провинции писал Куприн, сам три года отслуживший в одном из местечек на Волыни. И хотя в военных кругах его писания на эту тему считали пасквилем, в одном Куприн был прав: единственным шансом для молодого офицера, желавшего добиться большего, чем рутинная армейская карьера, было поступление в Академию Генштаба.

Такой шанс появился у Поморцева в 1875 году, когда начальство отправило его в столицу на шестимесячные курсы по геодезии при Академии Генштаба. По их окончании он убыл для продолжения службы в артиллерийской резервной бригаде в Ростове-на-Дону. И казалось, что дальнейшая судьба подпоручика Поморцева была расписана на годы вперед перемещениями его бригады: Тифлис, Эривань, Гомель. Но с началом Русско-турецкой войны 1877–1878 годов его вызвали в Академию Генштаба и сразу зачислили в старший класс ее геодезического отделения.

«Академики» второго сорта

Надо сказать, что геодезическое отделение Академии Генштаба было совсем не тем местом, о котором мечтали молодые офицеры-карьеристы из строевых частей армии. Впервые оно появилось в 1848 году в виде топографического депо Военного министерства. Но после смерти в 1853 году начальника депо генерала Алексея Болотова, оказалось, что в отсутствие профессора Болотова преподавать геодезию и топографию офицерам русской армии некому. Посему в 1854 году в Императорской военной академии (как до 1855 года назвалась Академия Генштаба) было создано специальное геодезическое отделение, которое должно было готовить для академии будущих профессоров геодезии, а Генеральному штабу поставлять «офицеров, знающих с глубокою основательностью и во всей подробности высшую геодезию».

Однако образование на этом отделении считалось не высшим военным, а специальным военным. Геодезисты носили мундиры с синим кантом, а не красным, как генштабисты. И производство в чины в Корпусе военных топографов шло медленнее: выпускники-генштабисты все получали погоны штабс-капитана и потом в течение двух лет штаб-офицерский чин капитана. А геодезисты находились в обер-офицерском чине штабс-капитана в лучшем случае пять с половиной лет, но вполне могли остаться в нем и до конца службы.

Как вспоминал выпускник геодезического отделения академии 1882 года генерал Василий Витковский, дослужившийся до начальника Академии Генштаба: «Офицеры-топографы считались у нас чем-то низшим, и их не допускали к высшему образованию в академии, приравнивая в этом случае к офицерам Корпуса фельдъегерей, жандармам и полицейским». Забегая вперед, надо сказать, что в 1883 году выделение геодезистов в «низшую касту» было признано нецелесообразным и им возвратили мундир и все права офицеров Генерального штаба.

Но это было потом, а пока прием на геодезическое отделение производился раз в два года, по четным годам, принимали не более 12 человек. Первая половина курса была теоретической и продолжалась два года. Затем офицеры отделения на два года командировались в Пулковскую обсерваторию, где слушали курс высшей геодезии, учились работать с приборами и помогали научным сотрудникам обсерватории и их научным исследованиям. Директор обсерватории был обязан по окончании практического курса дать отзыв о пригодности слушателя к дальнейшей самостоятельной работе.

И все эти мучения — ради синих кантов в мундире и штабс-капитанского жалования на долгие годы. В 1864 году на геодезическое отделение поступил всего один офицер, остальные вакансии пришлось заполнить офицерами-вольнослушателями. Обо всем этом подробно можно почитать в статье «Геодезическое отделение Академии Генерального штаба. Осуществленные и несбывшиеся преобразования в 1854–1914 гг.» Надежды Юрьевны Бринюк, научного сотрудника 44-го научно-исследовательского отдела НИИ Военной академии Генерального штаба ВС РФ, она свободно доступна в интернете и интересна не только специалистам и ученым, но и как весьма показательный пример военных реформ нашего прошлого.

Завуч на воздушном шаре

Что же касается Михаила Поморцева, то, как уже сказано, он был вызван в Академию Генштаба в нечетном 1877 году, когда началась война с Турцией, и сразу был зачислен в старший класс ее геодезического отделения. Вероятно, начальство в авральном порядке ликвидировало недостаток в армии грамотных топографов. Но пока он учился, война закончилась. Когда в 1878 году Поморцев был откомандирован на два года в Главную астрономическую обсерваторию Императорской Санкт-Петербургской академии наук в Пулково закреплять теорию на практике, ему было 27 лет и больше не было обязанностей гарнизонной службы. Напротив, открылась возможность заняться исследовательской работой, пусть даже не своей, а помогая сотрудникам обсерватории.

Тем не менее Поморцев оставался строевым офицером, и место его службы и род занятий на этом месте определял не он сам, а его начальство. По окончании двухлетней практики в Пулковской обсерватории Михаила Поморцева отправляют в распоряжение Главного артиллерийского управления, то есть служить по своему военному профилю, спустя два года, в 1882 году, он назначается помощником заведующего обучающимися в Военно-медицинской академии. Логику военной бюрократии всегда было трудно понять, но как бы там ни было, а помощником завуча военврачей Михаил Поморцев прослужил 17 лет, до 1899 года. И при этом совершенно чудесным образом совмещал эту свою службу с научными экспериментами в области метеорологии и синоптики, а также публикацией научных трудов и изобретением новых научных приборов в этих областях.

Так, с 1885 года он начинает в учебной Воздухоплавательной команде при Главном инженерном управлении Военного министерства (в дальнейшем Учебный воздухоплавательный парк (УВП), а потом Офицерская воздухоплавательная школа) свои опыты по исследованию нижних слоев атмосферы из гондолы аэростатов и преподает метеорологию офицерам УВП и параллельно в своей альма-матер — Михайловском артиллерийском училище.

В 1896 году Михаил Поморцев, уже член Русского технического общества, Русского географического общества, лауреат их премий и золотых медалей, обросший разными полезными связями в столице, устроил перевод в столицу своего брата Николая. Тот был на 12 лет младше и уже отслужил девять лет в номерных, 92-м и 86-м, пехотных полках в Нарве и Старой Руссе. Сначала Поморцев-старший пристроил брата в УВП, где сам проводил исследовательские полеты на аэростатах, а затем в Санкт-Петербургское пехотное юнкерское училище ротным командиром. Здесь младший Поморцев дослужился до чина подполковника и ушел командовать батальоном в 148-й пехотный Каспийский полк, расквартированный в Петергофе. Отсюда он ушел в 1914 году на фронт и почти сразу погиб. 21 сентября 1914 года он умер в госпитале от тяжелого ранения, а в марте следующего, 1915 года Высочайшим приказом императора был награжден (посмертно) орденом Св. Владимира IV степени с мечами и бантом.

Кавалер ордена Почетного легиона

Сам Михаил Поморский в боевых действиях ни разу не участвовал — ни в Русско-турецкой войне, ни в Русско-японской, ни в мировой. Он, как сейчас сказали бы, работал на ВПК, сначала как изобретатель новых аэронавигационных приборов, как химик и наконец как проектировщик первых крылатых ракет. В 1880–1890-х годах он опубликовал 15 научных работ по метеорологии, которые так или иначе касались его исследований нижних слоев атмосферы с аэростатов с описанием как усовершенствованных и изобретенных им приборов, раньше применявшихся только с поверхности Земли, так и анализом полученных с их помощью метеорологических данных.

Главными из них считаются «Научные результаты 40 воздушных путешествий, сделанных в России» (1891), в котором он определил вертикальные градиенты основных метеовеличин (температура, влажность, ветер) с учетом особенностей распределения атмосферного давления, и «Очерк учения о предсказании погоды (синоптическая метеорология)» (1889) — первое в России руководство по метеорологии, которое и сейчас можно почитать, если не лень. Оно свободно доступно в интернете, относительно небольшое по объему и написано таким простым языком, что неученому человеку становится понятным, почему даже сейчас прогнозам погоды не стоит особо верить.

Что касается изобретенных им приборов, то их было три: 1) дальномер с вертикальной базой для аэронавигации; 2) своего рода спидометр, определяющий скорость, направление движения аэростата и расстояние до предметов на земле, и 3) нефоскоп, определяющий направление и угловую скорость движения облаков. Они были представлены в российской экспозиции на Всемирной выставке в Париже в 1900 году, и за них Поморцев получил орден Почетного легиона. Да и помнят его сейчас западные историки науки только как изобретателя нефоскопа Поморцева.

Сапоги генерала Поморцева

У нас же его помнят в первую очередь как создателя знаменитой кирзы, из которой делают не менее знаменитые кирзовые сапоги. Говорят, что кирзу Поморцев изобрел в поисках состава для пропитки тканей для воздушных шаров, а точнее в поисках импортозамещающего такого состава. Хотя первый воздушный шар братьев Монгольфье был из шелка, оклеенного для герметичности изнутри бумагой, в дальнейшем в воздухоплавании применялась почти исключительно хлопчатобумажная ткань, пропитанная льняным маслом, а позже прорезиненная натуральным каучуком ткань.

Каучуконосы в России не растут, поэтому надо было обойтись отечественным сырьем. Обычно пишут, что Поморцев пропитывал хлопчатобумажное полотно, которое у нас назвалась каразеей, а в Англии, где впервые начали ткать такое полотно с косой ниткой — kersey (керси), эмульсией из яичного желтка, канифоли и парафина и получил в итоге водонепроницаемый брезент. Но едва ли Поморцев планировал использовать его для аэростатов: слишком тяжелым и неэластичным он был для этого. А для чехлов артиллерийских орудий, солдатской амуниции и седельных сумок в кавалерии новый материал — керза (поначалу он писался ее через букву «е») — вполне подходил. А еще больше подходила кирза для солдатских сапог. Она, как натуральная кожа, не промокает и дышит, только значительно дешевле и проще в изготовлении.

Амуницию из кирзы с успехом испытали во время Русско-японской войны, но до сапог дело не дошло. Почему? Точного ответа на этот вопрос нет, но, скорее всего, потому, что производители кожаной обуви для армии лишились бы многомиллионных госзаказов. Поэтому кирзовые сапоги Поморцева не торопились производить, и они остались лишь в истории науки. 7 августа 1913 года экспериментальный образец пары таких сапог прислали генерал-майору в отставке Поморцеву из Технического комитета Главного интендантского управления вместе с почетной грамотой и баночкой мази для сапог. Через год началась Первая мировая война, потом революция, и про кирзу Поморцева забыли. А ту кирзу, в которую обули Красную армию в годы Великой Отечественной войны, пришлось изобретать заново в 1941 году.

Крылатые ракеты

С началом нового, ХХ века Михаил Поморцев возвращается к своей первоначальной специальности — артиллериста. В 1902–1906 годах он проводит серию испытаний разработанных им ракет, которые сейчас называются крылатыми. Это было время полетов первых аэропланов и больших надежд. В докладной записке в Главное артиллерийское управление в 1902 году полковник Поморцев пишет: «Занимаясь долгое время разработкой летательных аппаратов, мною выработана система поверхностей, обладающих значительной подъемной силой и большой устойчивостью при движении в воздухе. Приспособление таких поверхностей к ракетам могло бы придать последним значительную меткость при переносе взрывчатых веществ и светящихся составов на большие расстояния, образуя род воздушных торпед».

Сначала он экспериментировал с 3-дюймовой ракетой Николаевского ракетного завода, стоявшей на вооружении русской армии и имевшей дальность полета около версты. С кольцевыми или крестообразными стабилизаторами в хвостовой части они у Поморцева летели уже на 3–4 версты. Дальнейшему увеличению дальности мешала конфигурация ракет, у которых головная часть была больше по диаметру, чем тело ракеты. Да и скорость ракеты была слишком мала, чтобы снабдить ее картечным зарядом. Николаевскому ракетному заводу было рекомендовано делать головки ракет одного диаметра с ее корпусом. А во Франции были заказаны гильзы порохового заряда ракеты с усовершенствованным соплом, причем в разных вариантах, для создания более эффективной реактивной тяги.

Осенью в Николаеве и Очакове было совершено 27 пусков новых боевых ракет. Максимальная дальность полета у ракет с кольцевым хвостовым оперением составила более 6 верст, минимальная — 3. Максимальная дальность полета ракет с крестообразным хвостовым оперением составила более 7 верст, минимальная — до 3. Но эти опыты проходили уже без участия Поморцева. В 1906 году он получил чин генерал-майора артиллерии, а в феврале 1907-го вышел в отставку с генеральской пенсией. Причиной отставки он назвал армейскую бюрократию, тормозившую его ракетный энтузиазм. «Ни Цусима, ни Мукден наши канцелярии исправить не могут, и очень может быть, что если последние не одумаются, то я откажусь от дальнейших опытов. Такая уж несчастная наша матушка Русь»,— писал в он в 1906 году.

Никаких публикаций о его работах с ракетами не было, они имели гриф секретности. В 1910 году испытания ракет системы Поморцева были свернуты, а Николаевский ракетный завод был закрыт. Только в 1912 году в журнале «Техника воздухоплавания» он частично описал свои эксперименты: «Так как для успеха каждого нового дела примеры прошлого далеко не бесполезны, то я решаюсь поделиться вкратце результатами тех скромных опытов в рассматриваемой области, которые были мною предприняты около 15 лет назад… Ракеты с такими приспособлениями, при общем весе от 10 до 12 кг и пущенные под углом в 30–40 градусов к горизонту, достигли дальности до 8–9 км».

В 1912 году отставной генерал Поморцев уже работал в Аэродинамическом институте Рябушинского в подмосковном Кучино. Инженер Дмитрий Павлович Рябушинский был восьмым по счету сыном Павла Рябушинского — главного наследника и продолжателя дела основателя династии «олигархов» Рябушинских Михаила Яковлевича Рябушинского. Его внука Дмитрия тоже готовили на роль управляющего каким-нибудь из активов разросшейся промышленной империи Рябушинских. Но он, окончив Московскую практическую академию коммерческих наук, сразу поступил на физико-математический факультет Московского университета и по его окончании в своем имении в Кучино построил и оборудовал всем необходимым первый в Европе аэродинамический институт, что обошлось ему в 100 тыс. руб., и потом тратил на него по 30–40 тыс. руб. ежегодно.

Директором в нем стал член-корреспондент Императорской академии наук Жуковский, правда, пробыл им там недолго. А после революции, в декабре 1918 года, Жуковский создал свой аэрогидродинамический институт — ЦАГИ и в 1919 году присоединил к нему кучинскую аэродинамическую лабораторию. Говоря проще, вывез из национализированного института Рябушинского все оборудование к себе в ЦАГИ. То, что осталось в Кучино, словно в издевку переименовали в Институт космической физики, который, в свою очередь, еще куда-то был присоединен и растворился бесследно. Дмитрий Рябушинский несколько суток провел в камере ЧК, но благополучно оттуда вышел и эмигрировал во Францию, где, несмотря ни на что, до конца своих дней принципиально жил по нансеновскому паспорту, считая себя русским ученым, был избран членом-корреспондентом Французской академии наук.

Михаил Поморцев до революции не дожил, он умер в 1916 году. В институте Рябушинского он занимался жидкотопливными ракетами и экзотическим вариантом пневматической ракеты. Впрочем, об этом периоде его научно-технической деятельности известно в основном со слов Рябушинского, то есть известно мало. Да и в целом большую часть того, что мы сейчас знаем об офицере-ученом Михаиле Поморцеве, извлекли из забвения краеведы. Профессиональные историки науки занимаются в основном признанными авторитетами.

Ася Петухова