Париж затаил «Дыхание архитектора»
Биджой Джайн в Fondation Cartier
В парижском Fondation Cartier открылась выставка индийского архитектора Биджоя Джайна, основателя мультидисциплинарной мастерской Studio Mumbai и нового архпророка, очень мало известного в России. Меж тем его подход нам очень близок, считает корреспондент “Ъ” во Франции Алексей Тарханов.
Фото: Коммерсантъ / Алексей Тарханов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Алексей Тарханов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Алексей Тарханов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Алексей Тарханов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Алексей Тарханов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Алексей Тарханов / купить фото
В день открытия выставки «Дыхание архитектора» в парижском Fondation Cartier Биджой Джайн был одним из самых эффектных ее экспонатов. Двухметровый 58-летний красавец, атлет, бывший пловец, методично обходил все инсталляции, как будто бы проверяя, насколько точно они молчат о том, что он хотел сказать: «Придумывая экспозицию, мы с куратором Эрве Шандесом хотели поговорить о молчании». С одинаковым вниманием, словно в первый раз, он рассматривал выстроенное в одном зале подобие хижины, сплетенное из прутьев с рыжим солнечно-лунным шаром внутри, набитое множеством небольших скульптур, и лаконичный подиум из спрессованной земли с пестрым узором на полу в другом зале.
Мне кажется, он наслаждался вопиющим контрастом между сдержанно-богатой западной архитектурой, представленной стеклянной клеткой залов француза Жана Нувеля, и такими хрупкими на вид разноцветными произведениями индийской Studio Mumbai, дополненными работами сотрудничавшими с ним на этой выставке китаянки Ху Лиу и турчанки Алеф Эбуззии Сиесби. Одна делала живопись для стен, другая создавала скульптуры, расставленные на полу залов. В хайтековском нувелевском интерьере все это выглядело ярмаркой кустарных ремесел. Чем, впрочем, и было.
Мастерская Биджоя Джайна, которую он основал на рубеже веков, прошлого и нынешнего, вместе со своими друзьями, индийцами и американцами, и вправду имеет очень мало общего с архитектурными бюро, такими, какими мы их привыкли видеть. Он сам рассказывает, как, всему научившись в университетах США и поработав в Британии, он приехал домой, в Индию, чтобы строить дома. И обнаружил, что так просто дома здесь не строятся. Точнее — не строятся так сложно, как он собирался. Местные строители, которые получали от него фасады, планы и разрезы, попросту не умели их читать, а возможно, не умели читать вовсе. Зато они обладали магическими знаниями о своих материалах, которыми были не сталь и не бетон, а прутья, бамбук, глина, дерево или коровий навоз. Они объяснили ему, почему бамбук надо срезать в безлунную ночь, а битая земля должна выдержать дождь и не превратиться в песочный замок. Это стало откровением для новообращенного западника. Тогда-то он и решил, что архитектура в Индии должна делаться не по европейским лекалам, а замешиваться в местном корыте и выпекаться на костре.
Итоги своих наблюдений он уже дважды, в 2010-м и 2016-м, показывал европейцам на Венецианской архитектурной биеннале, а теперь впервые завершает большую работу во Франции: большой винный погреб в Бокастеле в районе прославленных Chateauneuf-du-Pape, который возводится из, казалось бы, давно забытого «землебита», утрамбованной и отформованной земли. После Приоратского дворца в Гатчине, созданного из землебита Николаем Львовым, этот материал чаще появлялся у нас в качестве эрзацев нормальных строительных материалов, кирпичей или бетонных блоков. Вспомним словцо талантливого советского архитектора и знаменитого остроумца Андрея Бурова, который, наблюдая поспешное послевоенное восстановление, потешался над «кало-жердевыми постройками».
На Западе, наоборот, использование местных материалов и дедовских умений стало архитектурной модой. Тут понимаешь, кстати, что общего у Биджоя Джайна с Cartier, не с фондом, а с часовщиками. На современных часовых мануфактурах все так и происходит в тесном замесе современной и традиционной инженерии и человеческих ручных возможностей. Конечно, в прохладном Париже с его декабрьскими +13 архитектура Studio Mumbai может жить только в тепличных условиях под стеклянным колпаком Жана Нувеля. В этом она едва ли пригодится холодолюбивому населению средней полосы. Но в нувелевском аквариуме я вспомнил мегаломанские постройки Николая Полисского, моего старого знакомого, никольского ленивца, которые он делал вместе с деревенскими мастерами. Плотники и вязальщики корзин строили под его руководством свои пейзанские башни, никогда не провозглашая этот отхожий промысел столбовой дорогой новой архитектуры.
В Fondation Cartier смотрители специально предупреждают о сугубой хрупкости инсталляций, к которым лучше не прикасаться. Единственное исключение — стулья и кресла из самых разных материалов, камня, грубого кирпича, сплетенных хлопковых нитей. Studio Mumbai известна свой мебелью, которую охотно покупают у мастеров для европейских и американских интерьеров. Посетителей прямо приглашают присесть, помолчать, чтобы услышать «Дыхание архитектора» и подумать о выставке, которую лучше постигать, конечно, задним умом.