На "Декабрьских вечерах" в ГМИИ имени Пушкина выступили бас-баритон Роберт Холл и пианист Олег Майзенберг. Два ветерана фестиваля лишили ВАРЮ Ъ-ТУРОВУ опасений относительно того, что "Декабрьские вечера" уже не те.
За 25 лет существования "Вечеров" на фестивале сложился четкий костяк постоянных участников, который каждый год разбавляют кем-нибудь новеньким, как, например Эльдаром Небольсиным в этом году. И Роберт Холл, и Олег Майзенберг и по отдельности, и вместе являются как раз такими старожилами "Вечеров". С одной стороны, как не радоваться приезду столь высокочтимых гостей, с другой же — кажется, все, что только возможно, господа Холл и Майзенберг на "Вечерах" уже спели и сыграли. Чем еще вроде бы они могут удивить?
Отчасти с повторяющимся набором участников связано давно существующее мнение, состоящее в том, что после смерти инициатора и лидера "Декабрьских вечеров" Святослава Рихтера фестиваль деградирует с каждым годом, теряя и в концепции, и в стилевой выдержанности, и в программе. Возможно, такая точка зрения имеет некоторую обоснованность, но такие концерты, какой дали в этот раз Роберт Холл и Олег Майзенберг, повышают акции "Вечеров" в разы.
Вечер разделили на две части — по вокальному циклу Брамса ("Песни на стихи Клауса Грота") и Шумана ("Любовь поэта") на отделение. Не будет преувеличением сказать, что в этот раз двум заезжим звездам удалось по-настоящему потрясти зал. Казалось, все лучшие их качества как-то особенно активизировались, растолкали локтями все потенциальные и реальные (вроде непрекращающихся звонков мобильных телефонов в зале) недостатки и проблемы, выпрямили спины и будто силком заставили обратить на себя внимание.
Признаюсь, трудно представить себе, в чем можно было бы упрекнуть музыкантов этим вечером, но сидящая рядом преподавательница вокала одного из московских учебных заведений разнесла Роберта Холла в пух и прах. Она возмущенно мотала головой и шептала соседке что-то насчет "неспетых нот" и "инвалидного звукоизвлечения". Видимо, у этой дамы были на то свои основания, но удивляет другое — как ей удалось не заметить глубины, тонкости и, мягко говоря, незаурядности происходящего.
Шумановский цикл захватывал с первых нот фортепианного вступления к первой пьесе — "В сиянье теплых майских дней". Виртуоз оттенков и нюансов, Олег Майзенберг заставлял рояль то петь в унисон с Робертом Холлом, то злорадно хохотать, а то и просто-таки выть от тоски. Сдержанный внешне, этакий безупречный джентльмен с тонкими бледными руками, Олег Майзенберг тем не менее не уступал дивному актеру и обаяшке Роберту Холлу ни в убедительности, ни в чувстве. А уж в этом Роберт Холл вообще мало с кем может быть сравним. Как он одним только тембром создал почти ощутимую дымку тумана в зале в пьесе "Во сне я горько плакал". Самую известную и самую сентиментальную пьесу цикла, "Я не сержусь", пьесу, входящую в стандартную программу обучения в музучилищах, пьесу, казалось бы, давно ставшую пародией на саму себя, он не просто хорошо спел. Тряся кулаками, крича и чуть ли не рыдая, Роберт Холл добился от публики отнюдь не раздражения, недоверия или, к примеру, улыбки, а слез.
Конечно, дело не в том, тряс Роберт Холл кулаком или нет. А в том, что поет он совершенно. Секрет не в том, что Олег Майзенберг давно заслужил любовь публики, а в том, что рояль звучит так пронзительно только у него одного. Объяснение не в каких-нибудь там высоких материях и пафосных идеях, а всего лишь в исключительном профессионализме и редком таланте обоих музыкантов. При наличии этих качеств все остальное — легко. В том числе и музицировать так, чтобы это невозможно было забыть.